Толпа недоуменно вытаращила глаза.

– Четвертая книга Царств, глава вторая, стих двадцать четвертый. Если вкратце, там хананейские детишки дразнили пророка Елисея, оскорбляя его честь и достоинство тем, что подчеркивали отсутствие волос на макушке. Плешивым обзывали, проще говоря. Не помните? А еще христиане… Извольте, я вам процитирую, чем вся эта история закончилась.

Господин откашлялся и, приняв торжественную позу, нараспев произнес:

– “Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка”. Между прочим, цитата дословная. Так что, увольте, месье инквизитор-прелат-кто там еще, но девочку-людоедку я вам на съедение не отдам. Неплохая игра слов получилась, не правда ли, господа?

“Мертвячий лекарь” держался настолько спокойно и уверенно, что пыл толпы угас окончательно. Однако это не остановило священника. Разъяренный Бергнар выхватил из мешочка, висящего на поясе, небольшой ковчежец и, потрясая им в вытянутой руке, завопил:

– Тогда ты будешь проклят, пособник Сатаны! Проклинаю тебя силой мощей святого Луи!

Семитьер снова ухмыльнулся:

– “Ворожеи не оставляй в живых. Не позволяй женщине заниматься колдовством, а если она колдует, то не оставляй ее в живых. Не оставляй в живых наводящую чары”. Книга Исход, двадцать вторая глава, стих восемнадцать. Или на мужчин это не распространяется? Да нет, там дальше указано, что колдуном может быть существо любого пола. Прелат, мне одному кажется, что разного рода проклятия - суть чародейство? Из всего вышесказанного выходит, эти жаждущие справедливости христиане должны незамедлительно вас убить?

– Да ты… Да как ты смеешь перечить мне???

– Успокойтесь, прелат. Жилка в мозгу лопнет. Разве ж я виноват, что знаю Писание лучше, чем вы? Да и вообще, инквизиторы и могильщики похожи как братья. У вас очистительные костры, у меня - печь крематория. Разница только в том, что, попадая в огонь, мои клиенты уже не в силах молиться и кричать “Аллилуйя”.

В толпе кто-то ехидно засмеялся.

– Брось свой дурацкий юмор и повинуйся моим приказам!

– Но-но, святой отец! Я не спорю, хорошая шутка, она как надгробие. Емкая и не всем по вкусу. Тем не менее девочку вы не получите. Желаю здравствовать!

Семитьер приподнял свой цилиндр, украшенный фиолетовой лентой, за которую зачем-то были заткнуты птичьи кости, развернулся и, насвистывая легкомысленный шантанный мотивчик, двинулся в сторону кладбища Пер Лашез. Туда, куда до этого ушли его слуга и несостоявшаяся жертва Инквизиции.

***

Особняк таинственного спасителя, в который привел Розу его дворецкий, расположился в тени кленов, у северной границы самого известного погоста Лютеции, и был настоящим шато, наполненным духом мрачной истории. Казалось, двухэтажное здание, стены которого выложены темно-серым камнем, поглощает солнечный свет. Большие, витражные окна полукруглого эркера, выдающегося далеко вперед, были украшены какими-то неизвестными девушке символами, изображениями змей, глаз и людских черепов. Массивная дверь, ведущая внутрь, обитая черной кожей, казалась вратами в преисподнюю. Над крыльцом же располагалась вывеска, гласящая, что именно здесь находится погребальный дом “Каррефур”.

В дом Роза вошла с опаской. Впрочем, боялась она напрасно - внутреннее убранство вовсе не было пугающим или таящим угрозу. В просторной гостиной разместились уютный диван, два кресла и столик красного дерева. К стенам, оклеенным светлыми обоями, прижимались пара книжных шкафов, громоздкое бюро и бар со стеклянными створками. Пол покрывал ворсистый темно-коричневый ковер, с искусно вытканным лабиринтом серебряной паутины. В углу, чуть прикрытая гардиной, стояла клетка со спящей птицей. Одну из стен украшал величественный портрет очаровательной дамы. Ее лицо неизвестный художник расписал тонкими узорами из цветов, спиралей и завитков так, что оно больше напоминало причудливый череп. Она была одета в пышное белое платье и мантию с изображениями серпов луны, роз и свечей. Голову женщины венчала серебряная корона.

Девушка сняла плащ, который ее провожатый тут же убрал в небольшую нишу, скрытую за шторой. Задумчиво посмотрел на гостью, после чего оттуда же извлек пару мягких комнатных туфель:

– Ноги мадемуазель устали, так им будет намного удобнее. Располагайтесь. Завтрак принесу через пять минут.

Сменив сапоги на домашнюю обувь, Роза с осторожностью устроилась на краешке мягкого дивана. Дворецкий вернулся в гостиную с подносом, на котором он нес фарфоровый заварочный чайник и две чашки. К чаю были предложены поджаренный хлеб, масло и джем. Кроме этого на подносе стояло блюдо с аппетитно пахнущими ванилью эклатами.

– Приступайте. Господин Семитьер не задержится дольше чем еще на десять минут. Уверен, он с удовольствием составит вам компанию.

Действительно, не успела девушка съесть одно крошечное пирожное, — выбирала самое маленькое, с самого краю, — как входная дверь распахнулась. На пороге стоял ее спаситель. Роза вскочила с дивана, торопливо пряча испачканные заварным кремом пальцы за спину.

Хозяин дома вальяжно сбросил на руки выросшему из-под земли Лютену пальто и цилиндр. Успокаивающе махнул рукой, приглашая гостью садиться. Сейчас она смогла рассмотреть его в деталях. Высокий, обладающий нездоровой худобой мужчина, до сорока лет, он щеголял в изысканном, с иголочки, черной фрачной тройке, белоснежной рубашке и тонком галстуке. На левом лацкане фрака был прикреплен маленький значок гильдии - серебряный заступ. Длинные каштановые волосы и идеально выбритые щеки сильно подчеркивали заостренные скулы и аристократическую бледность кожи. Но больше всего привлекали к себе внимание его глаза - желтые, как у змеи. Он завалился в кресло, вытянул вперед длинные ноги в остроносых штиблетах и хлопнул ладонями по коленям:

– Ну что ж, госпожа людоед, вот мы и избавили вас от слишком пристального внимания со стороны потенциальной добычи! Или охотников, если вам будет угодно.

Девушка сжалась в комок, по ее щекам потекли слезы. Возникший рядом дворецкий протянул ей батистовый носовой платок с кружевами, после чего укоризненно взглянул на своего господина:

– Барон, позвольте отметить, ваши шутки сейчас не очень уместны.

– Вы считаете, Лютен? А мне кажется, что хорошая шутка способна расположить к себе любого. Впрочем, я никого не принуждаю смеяться силой. Чувство юмора - удел сильных духом людей. Однако, я совсем забыл о манерах. Позвольте представиться, милая девушка. Я - Барон Гведе Семитьер. Владелец этого манора и по совместительству - похоронного бюро. Попрошу отметить, Барон - это не титул, а имя. Впрочем, можно просто - Гведе. А с кем я имею честь познакомиться?

Девушка оторопела. Ей не так часто приходилось сталкиваться с аристократами и буржуа, и ни один из представителей высших сословий не обращался к ней так спокойно и просто. Как к равной.

– Если вы решили закусить своим языком, вместо предложенного завтрака - напрасно. Во-первых, пирожные, испеченные Пьером, чудо как хороши. А во-вторых, это не эстетично. Язык перед подачей на стол должен быть основательно сварен в бульоне с кучей специй. В конце концов, до этого он находился в чьем-то рту…

Барон подмигнул:

– Я думаю, теперь вам не стоит объяснять, почему я не люблю яйца?

После тяжелого, изматывающего утра, манеры Гведе Семитьера показались девушке настолько легкими и непринужденными, что она даже улыбнулась:

– А меня зовут Роза Фалюш. Я дочь мясника Фалюша. Хотя, зачем вам эти подробности… Простите, мне, наверное, стоит уйти.

Барон вытащил из коробочки на столе длинную, толстую сигару, которую тут же со вкусом раскурил:

– А вот это вы напрасно. Обычно мои гости раскрывают секреты своей жизни только после смерти. Так что иногда мне бывает очень даже интересно послушать живых. Тем более, если я правильно понял этих глупых дикарей, что гнались за вами, ваш папенька чем-то им сильно насолил? Или даже переперчил? Предвкушаю весьма любопытный рассказ!