– Ах вот ты о ком! – воскликнула Эльвёр. – А я думаю – люди…

Она хотела сказать, что под этим словом понимает уважаемых людей, а не работников, нанятых на жатву.

– Орм! – одновременно с матерью воскликнула Ульвхейд. – Это тот, который работает у Суяра в конюшне! У него темная борода и горбатый нос, да.

– В конюшне? Можно мне его увидеть?

– Ошаняй! – окликнула Эльвёр служанку-мерянку. – Поди узнай, здесь ли сейчас новый конюший отрок, Орм.

– Ничего не говори никому! – поспешно добавила Вефрид. – Он не должен знать, что я здесь и хочу его видеть. Просто узнай, где он сейчас.

– К чему такая таинственность? – спросила Эльвёр, когда служанка ушла. – Почему он не должен тебя видеть?

– Потому что он знает меня в лицо. – Вефрид помрачнела, вспомнив, что в последний раз они виделись в избе Тихомилы и она сама помогла Градимиру уйти невредимым. – А нет ли при нем еще троих, тоже из Киева? Один такой здоровенный, мордастый, волосы светлые, вечно растрепанные…

– Их четверо, да, – припомнив, кивнула Эльвёр. – Те трое пришли уже с месяц назад, а Орм – дней десять, он их сам искал, я помню, Берегота говорил. Мы их наняли на жатву и молотьбу. Не скажу точно, кто из них мордастый, я их не разглядывала, но они точно товарищи Орму. Вечером придут с поля, можешь посмотреть.

– Я сама их никогда не видела. Знаю только Орма. Мне нужно взглянуть на него, чтобы точно знать, что это он. Ты могла бы, Эльвёр, вызвать его во двор, по какому-нибудь делу, а я бы поглядела тайком?

– Могла бы… – с недоумением ответила Эльвёр. – Но к чему такие тайны? Что вы затеяли?

– Ничего мы не затеяли, – по оставшейся с детства привычке оправдываться сказала Вефрид, но потом вспомнила, в каком недетском деле участвует, и глубоко вздохнула. – Я не могу вам всего рассказать. Это тайна. Но эти люди… Это дурные люди. Они творили дурные дела, и потому им пришлось покинуть своего князя и убраться…

– Князя? – перебила Астрид. – Это люди князя? Но какого?

Она не знала других носителей этого звания, кроме покойного Олава – своего прадеда, и Анунда конунга из Озерного Дома, кому был подвластен и Силверволл. Киев для нее находился где-то почти в другом мире, как Итиль и Миклагард.

– Киевского, конечно, – важно ответила Вефрид.

Месяц назад она сама знала о нем меньше, чем об Асгарде, но теперь, по рассказам Правены и Алдана, уяснила, что это такое.

– Князя Святослава, сына Ингвара, внука Олава.

– Выходит, он тоже мне двоюродный брат? – задумалась Эльвёр.

– Да. Он был в Хольмгарде этим летом, но теперь уже ушел с дружиной домой. Эти люди были в его дружине, но им пришлось покинуть…

– Они поссорились со своим князем?

– М-м, нет. Хотя должны были. Не спрашивайте меня, я не должна об этом рассказывать! Когда здесь будет Бер, вы все узнаете.

Явилась Ошаняй с докладом: Орма в доме нет, Суяр послал его с другими отроками возить сено с луга на конюшню. Нужно было ждать, пока он вернется. Больше Вефрид ничего не рассказала, как ни допытывались ее двоюродные сестры; правда, Астрид и Ульвхейд больше хотели знать, что за человек Берислав сын Тородда, каков собой и все прочее. Об этом Вефрид говорила весьма охотно, готова была описывать его внешность во всех мелочах, и каждая его черта казалась ей прекрасной. Думать и говорить о нем было приятно, и это помогло смягчить беспокойство, не слишком ли много она выболтала поневоле.

К обеду домой вернулся Хедин хёвдинг, и Эльвёр немедленно передала мужу странные новости. Его дочери вместе с Вефрид к тому времени ушли за малиной; когда девушки вернулись, он велел привести к нему племянницу.

– Если ты, милая, сбежала из дома ради молодого Тороддова сына, – улыбаясь, начал Хедин, – то я не вижу в том беды. Тородд хороший человек, и я буду рад с ним породниться. Он ведь еще жив?

– Да, Берислав говорил, что отец его жив. Он живет в Смолянске на Днепре. Только я вовсе не сбежала.

– Но расскажи мне, что за болтовня про дурных людей из Киева, которые нанялись ко мне работать. Ты говоришь про Гуннара, Завида и Горяту? По ним сразу видно, что они куда больше привычны к серпам валькирий[749], чем к обычным!

– Их зовут Игмор сын Гримкеля, его брат Добровой и еще Красен, он их зять. Не знаю, какими именами они назвались здесь. Но Орма зовут Градимир.

– Гримкеля? – Хедин подался к ней. – Если они из Киева – это не тот Гримкель Секира, который был сотским Ингваровых гридей в пору войны с греками?

– М-м, может быть, и тот, – с сомнением ответила Вефрид. В пору войны с греками ее не было на свете, но о Гримкеле Секире вроде бы Алдан и Правена упоминали. – Это надо спросить у Правены, она очень хорошо знает их самих, их отцов и прочее. А я…

– Кто такая Правена?

– Вдова Улеба! Она дочь Хрольва, он был другом того Гримкеля.

– Хрольва? Я знавал и Хрольва, это все Ингваровы ближники. Его дочь едет сюда? Постой… Вдова Улеба? Какого еще Улеба? Я знал только одну – это Сванхейд[750]! Он вроде бы не держал несколько жен одновременно.

– Улеб – внук Сванхейд, побочный сын Ингвара.

– Вот об этом я ничего не знаю. Но что его вдова делает в наших краях? Что все это значит, ты можешь толком объяснить?

Вефрид помолчала. Уважение к дяде вынуждало ее что-то ответить, но совсем не хотелось брать на себя пересказ всей этой длинной саги.

– Дядя, прошу тебя, – жалобно начала она, не поднимая глаз. – Подожди немного. Скоро приедут Хавстейн и Бер с его людьми, и он сам тебе все расскажет.

– Что ему здесь надо?

– Он ищет этих людей – которые нанялись к тебе в работники.

– Зачем?

– Это дурные люди. Они совершили… очень злое дело и сбежали.

– Настолько злое, что Тороддов сын бросил Хольмгард и поехал искать их к нам сюда?

– Ну… – Вефрид бросила на дядю многозначительный взгляд, – да.

– Взяв с собой полусотенную дружину?

– Ничего не полусотенную, всего человек пятнадцать! Еще десять – это наши, если считать Фроди и Естанай с их двумя дубинами болтливыми.

Вефрид была почти уверена, что это сыновья Фроди, красуясь перед здешними служанками, разболтали, по какому делу их молодая госпожа сюда явилась.

Некоторое время Хедин думал, потом спросил:

– Это все связано с убийством?

Вефрид промолчала, не решаясь ни подтвердить, ни опровергнуть дядину догадку.

– Ты знаешь их в лицо? – еще помолчав, спросил Хедин.

– Только Орма. То есть Градимира. Остальные не были у нас в Видимире. То есть был еще один, – Вефрид вспомнила про Коля-Девяту, – но он…

– Что – он?

– Ничего…

– Пойдем со мной, – велел Хедин. – Покажешь мне вашего Орма-Градимира.

– Ему нельзя меня видеть! – испугалась Вефрид. – Он меня знает. Знает, что я знаю, кто он такой на самом деле.

– Мне тоже нужно знать, кто он такой на самом деле, ёлс твою овду! И эти трое тоже. Я ведь, как-никак, хозяин в этом доме!

– Дядя, ну, как-нибудь так, чтобы он меня не увидел!

– Хорошо. Встань он там. – Хедин кивнул ей на оконце, выходившее на стену конюшни. – Я велю позвать его и поговорю с ним о чем-нибудь. А ты посмотришь.

– Только не упоминай обо мне!

Посмотрев из-за оконной доски, как Хедин расспрашивает Градимира о качестве сена на Лашмановой пожне, куда тот утром ездил, Вефрид подтвердила: это он. После этого Хедин отослал ее к женщинам в кудо, велев сидеть смирно и не высовываться. С этим она согласилась, но через Естанай передала приказ Фроди с сыновьями ехать назад по Мерянской реке, навстречу Беру и Хавстейну, передать весть: рыбы в верше.

Вечером, когда работники возвращались с поля, Вефрид не показывалась во дворе, опасаясь, что Градимир узнает ее и выдаст своим товарищам. Бер предупреждал: эти четверо (сколько бы из них ни оказалось в Силверволле) осторожнее волков, и, увидев девушку из Видимиря, не поверят, что ей именно сейчас просто захотелось повидать родичей.