– А отчего я ее не вижу?
– Она… не сочла приличным выйти к тебе, – сказала Сванхейд, чтобы не говорить «она не захотела видеть тебя». – Ибо не знала, как меж нами пойдет беседа.
– Она здорова?
– Слава богам. Так что ты намерен делать?
– Ты сказала, – Святослав встал, выпрямился и опустил кулаки на стол; все его гриди мгновенно поднялись таким слитным движением, будто один человек с десятью телами, – что я должен говорить со словенами. Я буду с ним говорить. Завтра. В Перыни. Ты отдала эту землю мне, а я не возвращаю то, что получил по праву.
Он прямо взглянул в глаза Сванхейд, будто самой судьбе. Он и правда чувствовал, что судьба и бог говорят с ним устами старой бабки, но и перед ними Святослав киевский не опустил бы глаз.
– Хорошо, мои внуки будут в Перыни завтра. Да пошлют боги вам мудрости и согласия. Но помни, – Сванхейд тоже встала и чуть дрожащей сухой рукой прикоснулась к его локтю, – право на власть было вручено нашему роду этой землей. Твои предки правили здесь потому, что соблюдали ряд с внуками Словеновыми. От них это право получила я, чтобы передать твоему отцу. Но у земли словен больше прав распоряжаться этой властью, чем даже у меня.
* * *
В Перынь князь прибыл уже на четырех лодьях. Отроков-бережатых при нем было два десятка, зато он привез немало старшей дружины. В каждой лодье виднелись яркие цветные кафтаны, отделанные шелком плащи тонкой шерсти, «киевские» пояса, тесно усаженные серебряными накладками хазарской работы. Огнем горели рукояти мечей-корлягов с тонким узором из меди, серебра или даже золота. Из старших воевод с ним явился Тормар – ему было уже за пятьдесят, но он еще оставался силен и крепок, только рыжая его окладистая борода поседела по краям. Приехал Асмунд, бывший княжий кормилец и киевский воевода, и с ним его старший сын Вальгард. Святослава окружали давние товарищи, выросшие в его дружине, под началом Игмора. И хотя людей при князе оказалось не так уж много – десятка полтора, они производили столь же весомое впечатление, как полутысячное войско.
На причале Перыни людей было мало: не зная, что из всего этого выйдет, старейшины велели домочадцам идти по работам и к святилищу не соваться. Оттого казалось, что взоры богов сосредоточены на этих двух дружинах – одна в цветных кафтанах, другая в белых насовах, – что сошлись перед Волховой могилой.
– Здравствуй, земля словенская! – Еще в лодье Святослав вскинул правый кулак, и громкий уверенный голос его долетел до каждого из ожидавших. – Будьте целы, внуки Словеновы!
По рядам прошелестел негромкий говор, но дружного ответного приветствия не получилось. Старейшины запомнили своего князя тринадцатилетним отроком, которого кормилец и бабушка наставляли, что как делать и говорить. Они понимали, что за минувшие годы он изменился и повзрослел, но вот этого мужчину, который сегодня явился к ним, они совсем не знали.
Когда Святослав ступил на причал, первыми его встретили три жреца.
– Будь цел и ты, княже! – сказал Ведогость, держа на вышитом рушнике круглый хлеб; в верхней корке была вырезана небольшая выемка, а в нее насыпана соль. – Будь благополучен на земле дедов твоих!
Святослав взял хлеб, разломил его, одну половину вернул Ведогостю, вторую стал ломать на более мелкие куски и раздавать своим людям. Ведогость раздал свою половину старейшинам. Теперь можно было приступать к переговорам: разделенный хлеб воспрещал раздоры, даже если согласие достигнуто не будет.
Потом отправились на Волхову могилу. Велебран молча указал Святославу на Сигватов шлем, все еще висевший на колу, и Святослав понимающе кивнул; взгляд его зацепился за вмятину в шлеме, оставленную навершием меча. Двое его бережатых обменялись несколькими словами шепотом у него за спиной, оценивающе глядя на эту вмятину.
Святослав привез барана – для жертвы Перуну в благодарность за возвращение на землю дедов. Двое более молодых жрецов уложили барана на спину, держа за передние и задние ноги, а Святослав сделал разрез между грудью и брюхом. Закатав рукав, просунул руку внутрь и остановил сердце, сжав его в ладони. Мгновенно баран оказался мертв, но на землю не пролилось ни капли лишней крови – боги того не любят. Поначалу Святослава не учили служить богам: эта часть была князьями-варягами оставлена киевской знати. Но еще в тринадцать лет он убедился, как важно князю уметь читать малейшие знаки высшей воли, и самые мудрые старцы земли Полянской были призваны для его обучения.
Отроки Перыни отделили голову барана, ловко и быстро сняли шкуру, растянули ее меж двух кольев возле идола, внутренности барана переложили в медный котел и унесли промыть. Убедившись, что у барана имеется сердце – если бы его вовсе не было, это означало бы, что боги предвещают страшные беды, – печень вынули отдельно и положили на жертвенник, покрытый белым полотном[574]. На белой рубахе Святослава загорелось несколько ярко-красных пятен.
Ведогость и Святослав склонились над печенью. Важнейшие из приближенных князя, главы старших родов плотно стеснились поодаль, чтобы не помешать им, но и не упустить знаки воли богов.
– Взгляни на головку печени, княже. – Ведогость указал на выпуклость на краю правой доли. – Видишь? Она двойная, и между частями ее щель. Это значит, что нашей земле грозит раздор и по завершении его все здесь станет вовсе не так, как было.
– Раздор уже случился, – напомнил Святослав. – Посадник убит, и все не может оставаться по-прежнему. Я знаю, что будут перемены.
– Боги предупреждают нас: всеми силами следует хранить мир.
– Для сохранения мира нужно, чтобы того желали все.
– Земля словенская желает мира.
– Я тоже желаю мира с землей моих дедов. Но для этого каждый должен не посягать на чужие права.
Князь и жрец, молодой воин и седой мудрец пристально смотрели друг на друга над черной свежей печенью на камне. Каждый считал, что именно он представляет исконное право власти, а другой посягает на него. Каждый по-своему был прав, и лишь помощь богов могла позволить им пройти по лезвию ножа, не скатившись в кровавый раздор.
– Сплошал ты, дренг! – тем временем тайком подтолкнул плечом Велебрана Лют Свенельдич. – Надо было тому угрызку печень вынуть да по ней посмотреть. А то по барану они вон не договорятся никак!
– Охота была с кольчугой возиться, – шепнул в ответ Велебран, пока князь и жрец рассматривали баранью печень. – И живой-то поди вылези…
– Да уж я бы его вытряхнул как-нибудь! По частям.
– Можно еще по мозгу! – вставил слышавший их Градимир. – Его из шлема, эта, легче достать.
– По мозгу его сам Велес не погадал бы! – возразил Вальга.
– Это еще почему?
– Не догадываешься? Для этого в шлеме должен быть мозг!
– А не одна думательная кость! – хором сказали сразу двое.
– Заткнитесь вы! – шикнул на них Игмор. – Тут князь с богами говорит, а вы разжужжались, как девки!
Лют сердито хмыкнул, но замолчал. Он все не мог пережить разочарование в том, что возможность отомстить за зятя у него отняли. Требовать выкуп с брата и сына убитого убийцы было нужным, но далеко не таким славным делом.
Отроки принесли промытые и залитые водой внутренности барана. Печень уложили в тот же котел, подожгли заранее приготовленные дрова и повесили вариться, без соли и приправ, как готовят трапезу богам и дедам. Жрецам и князю подали омыть руки, потом кияне открыли принесенный бочонок пива: первый ковш князь вылил на жертвенник, второй пустил по кругу.
Оставив вариться назначенные богам части, все сошли с Волховой могилы и направились в обчины. Здесь уже были готовы на столах хлеб, сало, печеная рыба, пиво и вареный мед, чтобы скрасить беседу в ожидании, пока поджарятся предназначенные для людей части жертвенной туши.
Святослав сел во главу стола, так что чур-дед высился прямо у него за спиной и, казалось, взирал с изумлением, не понимая, как незнакомый гость очутился на таком почетном месте. По левую руку от молодого князя расположились Ведогость и два других жреца, по правую – Асмунд, Тормар, Велебран, Лют, Игмор и прочие русы по старшинству. Уже в этом наглядно сказывалось, чем княжение отличается от рода: старшинство положения в нем не зависит от возраста. Тем, кто всю жизнь прожил по родовым законам, трудно было это принять. Словене находились под властью князей-пришельцев уже полтораста лет, но Святослава здесь видели редко и не привыкли, что стол в обчине возглавляет молодой мужчина, иным годящийся во внуки и почти всем – в сыновья.
