Полина проснулась и увидела маму у окна.

— Ты уйдёшь? — спросила она.

— Нет, — Марина обняла её. — Теперь только вперёд.

А вдалеке громыхал поезд, увозя обломки прошлого.

Глава 5. Тени прошлого

«Иногда мы храним чужие секреты, чтобы свои казались меньше».

Дмитрий остался после закрытия, разбирая архивные коробки. На дне одной из них он нашёл конверт с надписью «Елена». Внутри — плёнка и письмо, никогда не отправленное:

«Лена, я знаю, ты просила не искать виноватых. Но как мне жить с тем, что последние слова между нами были о прачечной?»

Он включил проектор. На стене ожила Елена — смеялась, поправляя объектив камеры. За кадром его собственный голос: «Хватит снимать, иди сюда!». Она обернулась: «Подожди, это важно…».

Кадр прервался.

Елена фотографировала старый мост, когда прервалась её жизнь. Дмитрий, опоздавший на полчаса из-за «срочного звонка клиента», нашёл её лежащей на камнях. В кармане её куртки — тест на беременность с двумя полосками.

— Я не успел сказать, что готов… — прошептал он, глядя на экран, где её улыбка таяла, как дым.

Марина пришла в галерею за оставленными вещами дочери. Дмитрий сидел в темноте, сжимая в руках кулон Елены — крошечный серебряный мост.

— Вы знали, что она умирает? — спросила она, увидев фото Елены в больничной палате.

— Лена скрывала болезнь. Говорила: «Не хочу быть твоей болью», — он провёл пальцем по стеклу. — А я… я изменял ей.

Марина замерла.

— С коллегой. Глупо, мимолётно, — он засмеялся горько. — Елена узнала. В день, когда умерла, хотела поговорить…

— Зачем вы мне это говорите? — Марина отступила к двери.

— Чтобы вы поняли: даже те, кто кажется спасителем, когда-то были палачами.

Дмитрий открыл сейф. Внутри — альбом Елены с фотографиями моста, где они познакомились. На последней странице — её записи:

«Д. боится быть отцом. Говорит, что сломанные люди не должны рожать. А я… я уже люблю нашего «ничего».

Он достал детский свитер — жёлтый, с вышитыми звёздами. Невысказанное «прости» застыло в каждом стежке.

Вечером он поехал на дачу, где Елена писала письма нерождённому ребёнку. В старом ящике нашёл её дневник:

«Сегодня Д. принёс цветы. Сказал: «Начнём сначала». Но я вижу, как он вздрагивает от детского смеха по телевизору. Мы строим дом на песке, а я притворяюсь, что не замечаю прилив…»

Он разжёг камин, бросая в огонь страницы, но оставил одну — с нарисованным ребёнком, держащим их за руки.

Глава 6. Мосты и барьеры

Марина развешивала фотографии на верёвке между берёзами. Снимки Полины: бабушка у печи, котёнок в траве, первые подснежники. Девочка снимала маму через старую камеру, ловя моменты, когда та не притворялась сильной.

— Почему ты не снимаешь людей? — спросила Полина, показывая на серию пейзажей.

— Потому что они уходят. А горы и реки — остаются, — Марина поправила рамку с фото моста, но девочка вдруг вытащила из кармана кулон Дмитрия:

— А он останется?

Марина не ответила. Ветер сорвал с верёвки фото Алексея — оно упало в лужу, и черты лица поплыли, как когда-то их любовь.

Алексей снял студию над авторемонтом, где шум двигателей заглушал тишину. На стене — эскизы мостов, которые теперь напоминали клетки. По ночам он строил макет из спичек — хрупкий, как его оправдания.

Кира позвонила однажды:

— Ты всё ещё там, где тебя нет? — спросила она, и он услышал за её спиной смех ребёнка.

— Берлин? — он попытался улыбнуться.

— Детский сад. Моя племянница, — пауза. — Ты мог бы быть отцом.

Он бросил трубку, раздавив макет ногой. Утром нашёл в мусоре письмо Полины: «Папа, бабушка говорит, ты заблудился. Я нарисовала карту».

Дмитрий стоял там, где жена мечтала снять рассвет. В руках — её дневник с пустыми страницами для будущего. Незнакомка-художница рисовала его портрет, сказав:

— У вас глаза, как у человека, который ищет пропавший пазл.

— Я его уже нашёл, — он положил на мольберт детский свитер. — Но не могу вставить на место.

Вечером он отправил Марине открытку: «Иногда мосты ведут обратно. Спросите Полину».

На следующий день он сидел в кафе у Влтавы, листая альбом с фотографиями Елены. На столе — недопитый кофе и билет обратно в Россию, купленный утром. Рядом сидела та самая художница, что рисовала его портрет.

— Вы уезжаете? — спросила она, заметив билет.

— Думал, что должен. Но… — он посмотрел на мост, где Елена когда-то мечтала снять рассвет. — Иногда возвращение убивает память.

Он разорвал билет, бросив обрывки в реку. Позже отправил Марине сообщение:

«Ваши мосты крепче моих. Стройте их без оглядки».

Он ехал на старой машине, купленной взамен проданной. В кармане — карта дочери, где путь к дому бабушки был помечен звёздами. У въезда в деревню его остановил ливень. Машина застряла в грязи.

— Чёрт! — он выскочил под дождь, толкая авто, но колёса буксовали.

— Пап? — услышал он за спиной.

Полина стояла под зонтом-грибом, держа в руках верёвку.

— Бабушка сказала: «Если застрял — не дёргайся, позови на помощь».

Он хотел обнять её, но она бросила верёвку:

— Привяжи к дереву. Мама научила.

— Я остаюсь, — его голос в трубке звучал спокойно. — Здесь её тень… она живая.

— Спасибо, — прошептала Марина, глядя на кулон в руке. — За то, что показал, как не надо бояться.

Она вышла во двор, где Алексей и Полина вытаскивали машину. Дочь смеялась, выпачкавшись в грязи. Марина подняла камеру, но вместо снимка просто смотрела.

— Мам! — Полина махнула рукой. — Помоги!

Она шагнула в дождь, впервые за месяц не думая о прошлом.

Бабушка не пустила его в дом. Он спал на сене в пристройке, слушая, как за стеной Марина читает Полине сказку и был счастлив. Утром нашёл на пороге тарелку щей и записку:

«Любовь — не дверь, чтобы ломиться. Это окно. Надо дождаться, когда откроют»(бабушкин почерк).

Он остался. Чинил забор, колол дрова, молчал. Иногда ловил взгляд Марины — она ещё не простила, но уже не прятала слёз.

Алексей проснулся раньше всех. Туман стелился над полем, как дым от костра, который нельзя потушить. Он шёл вдоль опушки, срывая васильки и ромашки — те самые, что дарил Марине в студенчестве, когда денег на розы не было. Тогда она вплетала их в волосы и смеялась: «Они пахнут свободой, а не теплицей».

День первый.

Он оставил букет у двери, обернув стебли влажной тряпкой, чтобы не завяли. Марина выбросила их в компостную яму, даже не взглянув. Полина подобрала один василёк, спрятав за пазуху: «Папа старался».

День седьмой.

Алексей нашёл поляну с дикими пионами — алыми, как платье Марины на их свадьбе. Но когда она увидела их, побледнела и захлопнула дверь. Бабушка, подметая крыльцо, бросила:

— Ты же знаешь, она ненавидит пионы. Её мать гроб ими усыпала.

Он сжёг цветы в печи, чувствуя, как горят не только они.

День четырнадцатый.

Дождь смыл дорогу к лугу. Алексей вернулся с пустыми руками, но принёс дров, аккуратно сложив их под навесом. Марина, случайно задев его руку, вздрогнула:

— Зачем?

— Чтобы вам было тепло, — он не стал добавлять: «Пока я заслуживаю лишь это».

День двадцать первый.

Полина отвела его к тайному месту — оврагу, где цвели незабудки.

— Мама говорит, они как звёзды на земле, — прошептала девочка. — Только не рви много. А то небо обидится.

Он принёс три стебелька. Марина не выбросила их, поставив в жестяную кружку на окно.

Ночь. Разговор с бабушкой.

— Ты думаешь, цветы заменят «прости»? — старуха чистила картошку, бросая очистки в ведро.

— Нет. Но это… начало.

— Начало — это не за горами. Оно — в её глазах. Смотри туда, а не под ноги.

Он начал сажать многолетники у калитки — мальвы, люпины, маргаритки. Полина помогала, поливая лунки из старой лейки.

— Они зацветут к лету? — спросила она.

— Если повезёт.

— А мама увидит?

— Надеюсь.