В центре внимания моей книги – все эти переменные, которые вы никак или почти никак не можете контролировать. Вы не в состоянии выбрать по своему желанию все сенсорные стимулы окружающей среды, уровень гормонов в крови нынче утром, не способны оценить, случилось или нет с вами в прошлом травмирующее событие, не можете выбрать себе ни внутриутробную среду, ни социально-экономический статус родителей, не в состоянии решить, какими будут ваши гены и кем были ваши предки – скотоводами или земледельцами. Позвольте мне сформулировать эту мысль в самом общем виде, в настоящий момент, возможно, слишком общем для большинства читателей: в каждый конкретный момент времени мы не более и не менее чем случайная сумма биологических факторов и факторов среды, над которыми мы сами не властны. К тому моменту, как мы закончим, эта фраза будет у вас от зубов отскакивать, хоть посреди ночи разбуди.
У поведения есть масса особенностей, которые при всей своей реальности не имеют отношения к стоящей перед нами задаче. Например, тот факт, что преступное поведение может иногда вызываться психиатрическими или неврологическими проблемами. Что некоторые дети сталкиваются с «трудностями в обучении» из-за особенностей работы мозга, что кое-кто испытывает проблемы с самоконтролем, поскольку вырос без достойного примера для подражания или поскольку он все еще подросток с подростковым мозгом, или что люди могут ляпнуть нечто обидное просто потому, что устали и испытывают стресс или находятся под действием лекарств.
Во всех этих случаях мы признаем, что биология может порой влиять на наше поведение. Это по большому счету позитивная, гуманная повестка, подкрепляющая общепринятые представления о субъектности и личной ответственности, но напоминающая при этом о необходимости делать исключения для крайних случаев: судьи при вынесении приговора должны учитывать смягчающие обстоятельства детства преступников; несовершеннолетних убийц не следует казнить; учитель, раздающий звездочки детям, с успехом овладевающим чтением, должен как-то поощрить и ребенка с дислексией; приемные комиссии, решая вопрос о зачислении абитуриентов, которым пришлось преодолевать особые трудности, должны учитывать не только результаты тестирования.
Это хорошие, разумные идеи, которые следует претворять в жизнь, если мы считаем, что у некоторых людей самоконтроль гораздо слабее, а возможностей свободно выбирать поведение гораздо меньше, чем в среднем у остальных, и что временами у всех нас их тоже гораздо меньше, чем мы себе представляем.
С этим нетрудно согласиться; однако дальше мы ступаем на иной путь, который, как я подозреваю, вызовет возражения у большинства читателей и который приводит к заключению, что никакой свободы воли у нас вообще нет. Вот только некоторые логические следствия из этой посылки: такого понятия, как вина, не существует, а наказание с целью возмездия ничем не оправдано – да, не позволяйте опасным людям причинять вред другим, но делайте это так же бесстрастно и без осуждения, как если бы вы не выпускали на дорогу автомобиль без тормозов. Похвалу или благодарность можно применять в качестве мер психологического воздействия, чтобы повысить вероятность того, что люди и дальше будут вести себя надлежащим образом, или чтобы вдохновить окружающих, но вовсе не потому, что люди этого заслуживают. То же относится и к вам, ко всем вашим добрым, умным или ответственным поступкам. И уж раз мы об этом заговорили, то следует признать: чувство любви должно распространяться на все составляющие этого мира, от диких зверей до астероидов. Никто не заслуживает и не имеет права на то, чтобы к нему относились лучше или хуже, чем к кому-то другому. И ненавидеть кого-то так же бессмысленно, как ненавидеть торнадо, который может сравнять ваш дом с землей, или любить сирень за то, что она издает чудесный аромат.
Вот что значит прийти к выводу, что свободы воли не существует. Я к нему пришел уже очень, очень давно. Но даже я думаю, что принимать это всерьез кажется совершеннейшим безумием.
Более того, люди в большинстве своем согласны, что так оно и выглядит. Человеческие убеждения и ценности, их поступки, их ответы на вопросы анкет, их действия в качестве испытуемых в зарождающейся науке под названием «экспериментальная философия» показывают, что в тех случаях, когда это важно, люди в свободу воли верят – философы (около 90%), юристы, судьи, присяжные, учителя, родители, сапожники и портные. А когда вопрос ставится ребром, с ними соглашаются и ученые, и даже биологи, и даже многие нейробиологи. Работы психологов Элисон Гопник из Калифорнийского университета в Беркли и Тамар Кушнир из Корнеллского университета показывают, что уже дошкольники твердо верят в узнаваемую версию свободы воли. Эта вера широко распространена (хотя и не универсальна) в самых разных культурах. В представлении большинства мы не машины, и вот вам наглядный пример: когда одну и ту же ошибку совершает водитель и беспилотный автомобиль, человека винят сильнее{1}. Кроме того, мы не одиноки в нашей вере в свободу воли: исследование, с которым мы познакомимся в одной из следующих глав, позволяет предположить, что в нее верят и другие приматы{2}.
Эта книга преследует две цели. Первая – убедить вас, что свободы воли[5] не существует, ну или, по крайней мере, в тех случаях, когда это действительно имеет значение, свободы воли у нас гораздо меньше, чем принято считать. Для этого мы изучим аргументы, которые приводят в пользу свободы воли умные и тонкие мыслители, рассматривающие вопрос с точки зрения философии, теории права, психологии и нейронауки. Я постараюсь в меру своих возможностей изложить их взгляды, а затем объяснить, почему я считаю, что все они ошибочны. Некоторые из этих ошибок проистекают из близорукости (в описательном, не в оценочном смысле), заставляющей сосредоточить внимание на каком-то одном аспекте биологии поведения. Иногда хромает логика, как например, в рассуждении, что если мы не можем сказать, чем вызвано событие Х, то, может, оно ничем и не вызвано. Иногда ошибки – следствие незнания или неверного понимания наук, изучающих поведение. Но самыми интересными ошибками кажутся мне те, что возникают по эмоциональным причинам, а именно потому, что сама мысль об отсутствии свободы воли заставляет людей чувствовать себя чертовски неуютно; об этом мы поговорим в конце книги. Итак, первая из двух моих целей – объяснить, почему я так уверен, что все эти товарищи неправы, и насколько лучше станет наша жизнь, если люди больше не будут с ними соглашаться{3}.
Здесь вы можете меня спросить: а кто ты такой, чтобы мы тебя слушали? Как мы увидим далее, дебаты о свободе воли часто разворачиваются вокруг узких вопросов: «Действительно ли определенный гормон вызывает то или иное поведение или же повышает его вероятность?» или «Есть ли разница между желанием сделать что-то и желанием хотеть чего-то?» – которые обсуждаются представителями специализированных дисциплин. Так случилось, что по своему интеллектуальному складу я универсал. Я «нейробиолог» из лаборатории, где мы манипулируем с генами в мозге крыс, чтобы изменить их поведение. Наряду с этим я 30 лет ежегодно посвящал несколько месяцев изучению социального поведения и физиологии диких павианов в национальном парке Кении. Некоторые из моих исследований оказались полезны, чтобы понять, как на мозг взрослых влияет стресс, вызванный бедностью в детстве, в результате я провел немало времени среди социологов; еще одна сторона моей работы касалась аффективных расстройств, и так я связался с психиатрами. А последние десять лет у меня было хобби – сотрудничать с государственными защитниками на судебных процессах по обвинениям в убийстве и рассказывать присяжным о работе мозга. В итоге мне пришлось потрудиться во множестве областей, так или иначе имеющих отношение к поведению, что, как мне кажется, только укрепило мое представление о том, что свободы воли не существует.
