— Флай, — все же спросил я, — а не твой папа монтировал сигнализацию в поместье лорда Даррена?

Ну потому что тогда технически нам было бы легче, а морально труднее, а ещё мистера Флаэрти могли бы все же посадить. Оказалось, что нет, не он. Спецы из столицы приезжали. Мистер Флаэрти тогда даже немного обиделся и сказал, что он сделал бы лучше, а эти столичные новомодные штучки снимаются на раз.

Нам предстояло это проверить.

Мы дожидались темноты в том же сарае. Я надеялся, что сюда не сунется никто из младших Флаэрти, но зря. Дверь настойчиво заскрипела, и пришлось импровизировать.

Я выглянул из-за саней и, как мог, скорчил рожу. Шевелить частично укрытым бинтами лицом было трудно. На пороге застыл Киллиан Флаэрти и задумчиво уронил в пыль леденец на палочке. Но вместо того, чтобы с воплем убежать, спросил:

— Ты бабайка?

Я потрясенно молчал. Флай вздыхал. Ди кусала палец, чтобы не ржать.

— Ты бабайка! — увереннее заявил младший брат моего друга. — Брат говорил, что если я буду ходить сюда и трогать инструменты без него, ты меня унесешь!

На веснушчатом лице отразилась мечтательная улыбка.

— Завтра унесу! — рыкнул я. — А сейчас иди отсюда! А то передумаю!

Киллиан Флаэрти погрозил мне пальцем.

— Не забудь! Ты унесешь меня в деревню. Там завтра фестиваль меда, — и наконец, развернувшись, скрылся за дверью.

— Бабайка?! Он как вообще с магическими существами разговаривает, паршивец! — зашипел я в сторону Флая.

— Ты не магическое существо. Ты мой друг в двух нестерильных бинтах и самой идиотской на свете шапке. Куда мы завтра понесем Килли — придумаем после. У нас есть более важное дело.

— То есть — понесем?

— А ты что думал? Нельзя обманывать малышей, они перестают верить в сказки. Потом посмотрю, где этот фестиваль меда. Опять с утра не выспимся.

Я махнул рукой, дождался, пока Ди отсмеется, и мы отправились к поместью лорда Даррена, выбирая места потемнее, чтобы нас никто не увидел. На месте бабаек я бы рассказывал детям ужастики про Флаэрти.

Бобби мы не взяли. Он в разведке бесполезен.

Флай присмотрелся к ограде-решетке с узорами страны Мин и к посаженным вдоль нее деревьям с красноватыми листьями — по весне ярко-красными, летом они постепенно зеленели, оставаясь красными с черешка, а осенью золотились. Их лорд Даррен привез из страны Мин и нанял специального садовника ухаживать.

— Перелезем, — сообщил Флай. — Ложимся пока в засаду.

Он высмотрел точку на ограде, взял камешек и кинул туда. Ограда засветилась, и над поместьем понеслись звуки сирены. Я подпрыгнул:

— Флай, полиция приедет! Все четверо. И Дикки. И до утра будут разбираться.

— Не приедут. Это психология. Смотри.

За оградой замелькали фонарики, и послышались два переговаривающихся голоса, скорее ленивые, чем тревожные. Сирена отключилась, свет тоже. Еще через пять минут голоса притихли, и фонарики перестали мелькать.

Флай подождал минут пять и бросил второй камешек. Все повторилось.

Вы уже догадались, да? На четвертом камешке густой сонный голос раскатисто крикнул от ворот в дом:

— В девять утра вызываем ремонтников, Энн, а пока отключу. Черт знает что. Я говорил, дурная новомодная система. Лучше бы Флаэрти заказали.

Женский голос поддакивал. Скоро все снова затихло. Мы клевали носом в траву еще с четверть часа, и Флай сказал “пора”.

Я перелез первым и поймал Ди, решившую прыгнуть с ограды. У нее высотобоязнь, и она либо быстро прыгнет, либо остановится и будет бояться, а медленно слезать не может. Дальше мы по одному перебежали к дому, и стали пробовать, какая из дверей поддастся.

Поддалась только большая парадная, с высокой лестницы. Мне даже стало неловко, что я без смокинга. Я вошел тихо, как мог, огляделся, и замер.

Потому что напротив меня загорелся свет, и в освещенном коридоре показался мальчик немного старше Килли — лет семь, наверно — в шелковой пижаме, носках с единорогами и с кружкой в руках. От кружки пахло шоколадом.

В меня влетела Ди, а в нее Флай.

— Здравствуйте, — сказал мальчик вежливо. — Простите, а вы воры?

Мда. Бабайкой я сегодня уже был.

— Привет, — сказал я растерянно и обернулся на Флая. У него опыт.

У меня перед глазами пронеслось многое — и что тюрьма наверняка похожа на приют, в который я один раз попал, давно, когда жил в совсем другом месте без папы, и что папа расстроится, и что у лорда Даррена точно есть жена и сын, и сын этот родился как-то поздно, за него очень переживают. Наверно, это он и есть.

— Привет, — сказал Флай. — Мы не воры. Мы очень хотим спасти двух человек, и это можно сделать сегодня или никогда, а история очень сложная.

— Я Александр Лоуренс Даррен, — сказал мальчик. — Девиз рода Даррен — “Помогай страждущим, не гнись перед врагом”. Вы не хотите разделить со мной горячий шоколад и все рассказать? Я умею варить его сам и не стал будить Энн. У нее артрит, она пьет лекарство.

Чтобы выпить шоколад на большой блестящей кухне со светильниками-фонарями, пришлось снять шапки и бинты. Александр Лоуренс Даррен налил нам в нормальные кружки, а не малюсенькие пиалки для чая, расставленные по шкафчикам. И слушал очень внимательно, хотя мы немного перебивали друг друга.

— Получается, что нам не хватает флейты и свитка, — закончил Флай. — И осталось время до сегодняшнего утра.

— Свиток у папы в кабинете, — ответил мальчик. — И я умею играть на флейте. Ко мне приходит учитель. Но у меня пейрафобия.

— Если это заразное, то мы не боимся, к нам не липнет, — заверила его Ди.

— Нет, это боязнь выступать на публике, — объяснил Александр Лоуренс. — Когда я учился в музыкальной школе, один раз я выступил плохо, забыл мелодию, и надо мной посмеялись. Это был первый раз. И последний. Потом я пробовал выходить на сцену, но не могу даже начать играть, у меня сильно бьется сердце, и в глазах темно. Поэтому учитель приходит домой. Все учителя. Я больше не хожу ни в музыкальную школу, ни в обычную. Папа и мама боятся, что я иначе разболеюсь.

— Тогда не страшно. Мы же на кладбище пойдем. Там все мертвые, смеяться некому! — радостно сообщила Ди, одним глотком допивая шоколад. Я бы после такого точно остался дома, но мелкий Даррен оказался не трус.

— Я попробую. Надеюсь, это будет не слишком плохо. Папа говорит, что надо уважать память и покой предков.

— Если кто-то из них придет возмущаться, скажем, что виноват я, — а что мне было еще сказать? Когда ты главный, то должен отвечать за всех, если поймают.

Александр Лоуренс Даррен встал и приосанился:

— В таком случае не могли бы вы выйти так же, как вошли, и ждать нас снаружи? Меня, леди Шань на свитке и водителя Уилкса? Не нужно, чтобы он узнал о вашем приходе в гости, будет неловко. Зато он нас отвезет. Я умею его убеждать, поверьте. Тем более что осталось так мало времени.

И, посмотрев на нас внимательно, торжественно добавил:

— Клянусь честью рода Даррен, что помогу вам и не выдам!

Честное слово, из этого мальчишки может вырасти что-то вроде нас троих. Когда пейрафобия пройдет.

Вылезти было проще, чем влезть. Пока мы думали, стоит ли ему доверять, ворота торжественно открылись, и с нами поравнялась очень длинная и очень черная машина. С заднего сиденья махал рукой мелкий Даррен, прижимавший к себе футляр с флейтой и свиток.

Водитель вышел и открыл перед нами двери, словно мы были коронованными особами или послами. Даже неловко стало.

— Доброй ночи, — мы узнали густой раскатистый голос, ругавший сигнализацию. — Юный лорд утверждает, что вы его друзья, и вам нужна помощь. Будьте любезны уточнить адрес.

Он не переменился в лице, когда узнал, что конечным пунктом будет кладбище, и мягко тронулся с места. Всю дорогу до Флаэрти Флай обсуждал с ним машины и их ремонт, и я не понимал половину слов.