– У вас замечательная семейная традиция, – сказала Кейт.

– Да, это точно, – задумчиво согласился с ней Баркли и, захлопнув багажник, уже другим, бодрым голосом произнес: – Ну, все в порядке. Счастливого пути, Кейт… Если будете когда-нибудь в море в наших краях, обращайте внимание на свет маяка Сильвер Бэй. Каждые шесть секунд он испускает белый луч света, а мель освещается красным.

– Спасибо, я буду держаться от нее подальше, – произнесла Кейт, открывая заднюю дверцу машины, чтобы Бонни запрыгнула на сиденье.

Распрощавшись с Баркли, она положила на переднее сиденье сверток, который все это время держала в руках, и села в машину. Прежде чем уехать из Сильвер Бэй, ей нужно было побывать еще в одном месте. Она не знала точно, как найти этот дом, но адрес у нее был. Она отыскала его в адресно-телефонном справочнике, немало удивившись тому, что координаты судьи – пусть и вышедшего на пенсию – было так легко выяснить. По дороге Кейт включила обогреватель, стараясь унять дрожь.

Найти дом судьи не составило большого труда. Он находился в тихом элитном районе неподалеку от церкви и муниципалитета. Дом был серо-голубого цвета, с белыми ставнями и крытой шифером мансардой. Аккуратный дворик перед домом был обнесен металлическим забором. На клумбах цвели белые и желтые хризантемы. На крыльце Кейт увидела тыкву, которую она купила для Мэгги.

Как только она подъехала к дому, залаял Брейнер. Пес смотрел в окно и заливался лаем, сгорая от нетерпения выбраться из дома, чтобы встретиться с Кейт и Бонни. Кейт надеялась, что, услышав его лай, дети выбегут на улицу, и она сможет сама передать сверток Мэгги.

Однако из дома никто не выходил. Было десять часов утра, и машин на подъездной дорожке у дома не было. Кейт подумала, что, Джон, возможно, уехал на работу или отправился куда-нибудь с детьми – в кафе или на футбольный матч.

У Кейт перехватило дыхание, когда она подумала о семье О'Рурков. Такие милые, любящие дети. Кейт очень хотелось узнать их поближе и подружиться с ними, но она понимала, что это невозможно. Она прекрасно помнила, какое лицо было у Джона, когда дети вчера пригласили ее на пиццу. Его ледяной взгляд говорил ей, что он не хочет сближаться с тем, кто пытается получить какую-то информацию о его клиенте. Но Кейт понимала даже больше.

Он не хотел сближаться ни с кем.

Отогнав от себя мысли про Джона О'Рурка, Кейт поднялась по каменным ступенькам и нагнулась, чтобы положить сверток на крыльцо, как вдруг услышала, что тяжелая дверь, ведущая в дом, начала открываться.

Кейт подняла глаза и увидела перед собой старушку. Она была маленькая и сгорбленная, с белыми как снег волосами, собранными в пучок. На бледном, испещренном морщинами лице светились ярко-голубые глаза. Одета она была в черное платье и белый передник. Старушка, улыбаясь, глядела на Кейт с любопытством и теплотой.

– Кто же это пришел к нам в гости? – по-прежнему широко улыбаясь, спросила она с мягким ирландским акцентом.

– Меня зовут Кейт Хэррис, – ответила Кейт, выпрямляясь. – Но я не в гости, я просто пришла передать вот это Мэгги.

– Мисс Маргарет?

– Да-да, мисс Маргарет.

– А, так вы ее мама, – сказала старушка и понимающе закивала, беря из рук Кейт сверток.

– Нет, – смущенно произнесла Кейт. – Ведь ее мама…

– Сейчас с ангелами, – продолжила старушка, прижимая сверток к груди. – Я знаю. Я говорю о другой…

Кейт потеряла дар речи.

– Вы видели ангелов? – склонив голову набок, спросила старушка.

Ошеломленная Кейт отрицательно покачала головой.

– О нет, вы видели. Вы их, конечно же, видели. Это милые девочки, которые ушли раньше нас… Это наши любимые сестры. Разве они не ангелы?

– Вы говорите о Вилле? О моей сестре Вилле?

– Да, – сказала старушка. Она подняла к небу свои голубые глаза, перекрестилась и снова посмотрела на Кейт. – Ведь ты Мария, правда? Пресвятая мать…

– Мария? Да нет, я… – начала Кейт и замолчала, внезапно все поняв.

Очевидно, старушка страдала болезнью Альцгеймера или чем-то в этом роде, и она думала, что к ней явилась Дева Мария. Возле ног старушки проскользнул Брейнер, и Кейт с облегчением обняла его.

– Ведь ты обязательно позаботишься о них, Пресвятая Дева? О моих сыновьях? И о наших сестрах? И обо всех ушедших от нас девочках? Об убитых девочках? И обо всех злых, жестоких мальчишках… – глаза женщины светились лихорадочным, восторженным огнем.

Одной рукой она стискивала запястье Кейт, а другой прижимала к груди сверток.

Кейт не знала, что следовало сказать или сделать в такой ситуации. Она была ученым и не особо интересовалась религией. Однако, как не раз повторяла ей Вилла, она была чрезвычайно жалостлива и сострадательна, и теперь, вспомнив слова сестры, Кейт поняла, как должна поступить. Она улыбнулась, глядя в глаза старушке, наклонилась к ней и поцеловала ее в лоб. В воздухе распространился аромат пудры, пахнущей розами.

– Конечно, – прошептала Кейт, и у нее сдавило горло при воспоминании об убитых девушках.

Потрепав на прощание Брейнера, Кейт сбежала по ступенькам вниз. Она все еще чувствовала сладковатый запах пудры, и от этого у нее немного кружилась голова. Кейт не ходила в церковь, никогда не молилась, и в том, что невольно сыграла сейчас роль Девы Марии, она не видела ничего плохого. Напротив, на душе у нее было светло и радостно, как будто она сама только что получила благословение.

Помахав на прощание старушке, Кейт выехала с подъездной дороги. Она надеялась, что женщина не забудет передать сверток Мэгги. Бонни стояла на заднем сиденье и лаяла, прощаясь с Брейнером, пока дом не исчез из виду. Кейт вывела машину на шоссе и поехала на восток, по направлению к Ньюпорту, на поиски своей пропавшей сестры.

Для Мэгги субботний день оказался настоящим испытанием.

Ей удалось уговорить отца провести весь день вместе. Она надеялась, что они пойдут по магазинам, а потом в кино или в парк Фокстэйл, но в результате ей пришлось все утро скучать в офисе.

Иногда Мэгги удавалось вполне весело провести время у отца на работе. Там можно было пообщаться с секретаршами и помощниками юристов. В большинстве своем это были молодые дружелюбные женщины: они разрешали Мэгги сидеть за своими столами, печатать на компьютере и рисовать картинки на фирменной бумаге.

Но в тот день была суббота, да еще и Хэллоуин, и поэтому секретарши, старающиеся поскорее выполнить свою работу, и уйти домой, выглядели сердитыми и неприступными. Даже добрейшая Дамарис, секретарь отца, не захотела в то утро уделить внимание Мэгги.

– А мы пойдем в копировальную комнату? – заискивающе спросила Мэгги, надеясь, что Дамарис разрешит ей, как в прошлый раз, сделать снимки рук на цветной копировальной машине.

– Только не сейчас, солнышко. Твой папа хочет, чтобы я побыстрее сняла копии с этих документов, и тогда он сможет уйти домой и провести праздничный день с тобой и твоим братом.

– А мой брат сейчас с друзьями, – заметила Мэгги. – Он придет домой только пообедать, а потом пойдет на празднование Хэллоуина.

– Ну, тогда вы будете вдвоем с папой, – сказала Дама-рис, ни на секунду не переставая стучать по клавиатуре. – Это тоже хорошо.

– Сегодня вечером я оденусь для маскарада Эмилией Эрхарт, – доверительно сообщила Мэгги.

– Как здорово ты придумала, – произнесла Дамарис, не отрываясь от своей работы.

Мэгги разочарованно вздохнула: вероятно, если бы она сказала сейчас, что оденется Элейн, начальницей почтового отделения, или даже самой Дамарис, она услышала бы точно такой же ответ.

Поняв, что поговорить ей сегодня не удастся, Мэгги отправилась бродить по коридорам офиса. По субботам здесь было гораздо тише, чем в будние дни. Однако кое-кто работал и в выходные. Юристы, сняв пиджаки и засучив рукава, сидели за своими письменными столами и читали, читали, читали.

В библиотеке всегда были люди. Они сидели за длинными столами, в отдельных кабинах и работали на компьютерах. В основном это были стажеры – молодые люди, недавно закончившие юридические факультеты и помогающие в работе опытным адвокатам, таким, например, как Джон О'Рурк.