– Дебби! Ты вернулась! – Он вскочил и обнял меня. – Как поездка?

– Были кое-какие огрехи, но неосновном мне удалось сделать то, что собиралась. Шэрон в целости и сохранности доставлена в Бока. Рэй заработал царапину, но жив и в Стюарте. А покусанный акулами Барри валяется в госпитале Нассо и скоро переберется в здешнюю тюремную камеру.

– Не очень похоже на каникулы.

– Так и есть, хотя мне пришлось поиграть в лимбо. А как тут у вас дела? Проблем не возникло?

– Только одна: мне было противно лгать твоей матери в твое отсутствие.

– Ну так давайте прямо сейчас и перестанем ей лгать. Если не возражаете, доставьте меня к маме – моя машина сдохла, – я поведаю ей историю чудесных приключений Шэрон и Деборы, и покончим с этим.

– А вдруг она возненавидит меня?

– Нет. Голову даю на отсечение: едва мама оправится от шока и осознает, как вы помогли ее дочкам, она будет вам очень благодарна.

– Твои слова – да Богу в уши. А ты знаешь, что у твоей мамы глаза цвета…

– Формы «Флоридских Марлинов», ага, и вы придумали чудесное сравнение, Фред, но уже поздно, а она ложится спать в одиннадцать, поэтому предлагаю двигаться.

– Дебора! Фред! Что вы здесь делаете в такое позднее время?! – воскликнула мама, довольная, но несколько озадаченная нашим появлением.

– Мы можем войти? – нерешительно спросила я.

– Ну конечно! – Мама провела нас в гостиную и предложила чаю, от которого я отказалась, а Фред – нет. И от предложенных ему макарон без холестерина тоже не отказался.

– Я вернулась в коттедж, – начала я. – А поскольку «понтиак» снова сдох, Фред любезно подвез меня сюда, чтобы я тебя навестила.

– Дебора, дорогая, я же вижу, что ты расстроена. Вы с Рэем поссорились, и ты от него сбежала, да?

– Нет. У нас с Рэем все хорошо, мам. Куда лучше, чем я могла себе представить. Просто дело в том, что я не была у него…

– Замечательно, что обе мои дочки влюбились одновременно! И это мне кое о чем напомнило: от Шэрон ни звука с тех пор, как она улетела с Барри на Багамы. Интересно, пал ли он уже ниц и попросил ли ее руки?

– О, ниц-то он пал, – сообщила я, припомнив, как полицейские раздели его донага и обыскали после того, как выудили из воды. – Но о свадьбе речь не идет.

– Речь не идет? Ты говорила с сестрой?

– Да. – Я вздохнула. Либо сейчас, либо никогда. – У тебя нитроглицерина поблизости нет, мам?

– Почему ты спрашиваешь? Да что же такое происходит, Дебора? Выкладывай немедленно!

И я выложила ей все, кроме нашей с Шэрон драки. Когда я закончила, мама молчала.

– Мам? Ну скажи что-нибудь! Пожалуйста!

– Да, Ленора. Скажи что-нибудь, – поддержал меня Фред, обмахивая ее салфеткой.

– Не могу. Я еще не переварила услышанное. – Мамино лицо покраснело и пошло пятнами. Я понадеялась, что давление у нее не подскочило. – Значит, Шэрон хотела выйти замуж за мужчину, убившего двух людей? – наконец спросила мама, пытаясь осознать услышанное.

– Да. Именно об этом я тебе и толкую.

– И доктор Гиршон, мой кардиолог, выписывал витамины, состоящие из простого песка?

– Да, мам. Но Барри сказал: «Это безвредно. Оказывается в унитазе вместе со всем прочим». Такая вот он душка.

– И никто в этом городе, где все обо всех всё знают, не подозревал, что доктор – жулик?

– Боюсь, он обвел вокруг пальца очень многих, мам. Он и Барри.

Она снова замолчала. Фред спросил, не нужно ли позвонить 911. Мама ответила:

– Пока нет.

– Слушай, мам. Самое главное – плохие парни получили то, что заслужили, а мы с Шэрон живы и здоровы. Более того, пережив такую передрягу, мы с ней стали близки, как никогда. Ведь ты же именно этого всегда хотела, верно? Чтобы мы с ней не грызлись и по-настоящему сблизились? Ну, мы так и сделали.

– И чуть не погибли при этом.

– Да, но, возможно, нам с ней нужно было для этого что-то убедительнее твоих нотаций. Может быть, нам нужно было оказаться на грани смерти, чтобы осознать, как сильно мы привязаны друг к другу. Черт, мам, ты бы гордилась нами, если бы видела нас там, на яхте Барри. Когда дело и впрямь пахнет керосином, мы выступаем единой командой.

Мама вздохнула:

– И между вами больше не будет дурацких разборок?

– Нет! Мы покончили с этими детскими штучками.

– Никаких глупых замечаний насчет ее мужчин или твоей работы и всего прочего, из-за чего вы грызлись?

– Никаких. Мы достигли согласия.

– И лгать мне больше никто не будет? – Она испепелила Фреда взглядом.

– Нет, если только Дебби не разрешит, – ответил он подмигнув мне.

Мама достала из-за отворота халата платок и высморкалась.

– Мам, ты плачешь?

– Да… Я думаю о Дне благодарения.

– Почему? До него еще восемь месяцев!

– Знаю, но это мой любимый праздник. Я представила себе всю семью в сборе. Как все с удовольствием едят индейку, картофельное пюре, луковки в сметане и…

– Я знаю меню, мам. – К этому времени я уже так выдохлась, что сильно сомневалась, удастся ли мне дождаться, пока она доберется до бобов, бисквитов и яблочного пирога с ванильным мороженым. – К чему ты клонишь?

– К тому, что если вы с Шэрон и впрямь помирились, то это будет первый День благодарения на моей памяти, который мои девочки проведут в согласии. Вполне достойная причина, чтобы с нетерпением ждать этого дня.

– Пожалуй. Я тоже его жду не дождусь.

– И я, – вставил Фред. – Вам обеим понравятся мои девочки и их семьи. А если нет, мы постараемся выйти из неловкой ситуации с наименьшими потерями.

Я спала до полудня. И проспала бы и дольше, не разбуди меня шум у двери. Я выглянула в окно и увидела расположившихся вокруг репортеров, фотографов и фургоны телевизионщиков с тарелками антенн на крышах. Похоже, офис шерифа сделал официальное сообщение насчет ареста Барри.

Я на полусогнутых пробралась на кухню, не желая, чтобы представители прессы застукали меня в ночной рубашке, и позвонила Рэю.

– Как нога? – Спросила я.

– Я по тебе соскучился, – последовал ответ. – Когда ты придешь со мной нянчиться? Я уже позвонил в контору и сказал, что беру отгулы до конца недели, поэтому могу спокойно валяться дома, а ты будешь ухаживать за мной.

– Займусь этим с удовольствием. Но сначала нужно решить проблему с этой публикой, осадившей мой дом. Не знаешь, никаких статей о нашей эскападе в сегодняшних газетах не появлялось?

– Первая полоса «Стюарт Ньюс» и «Палм-Бич пост». Сосед принес мне обе газеты. Ты стала знаменитостью.

– Только не это! Опять!

– Ага, только на сей раз ты героиня. И Фрэнк Гилби, и Эйвери Армстронг, которых цитируют в статьях, рассказали о том, как ты помогла раскрыть дело. Гилби сообщил, что это ты навела их на связь между Гиршоном и Шиллером. В «Пост» он называет тебя «храброй женщиной с пытливым умом».

Я рассмеялась:

– Придется поблагодарить его. Поблагодарить всех, кто занимался расследованием. Надеюсь, тебя в статьях тоже упоминают?

– Да. И в обеих исказили мое имя. В одной меня назвали Роем, а в другой переврали фамилию.

– Досадно. А еще что-нибудь смачное в этих статьях есть?

– Полно всякой всячины о Джоан Шелдон. Что она оставила длиннющее письмо в депозитном сейфе банка вместе с подробным изложением всей витаминной аферы, с сообщением о багамских связниках и прочем.

– Бедная Джоан! У нее была такая хорошая профессия. И зачем она так жадничала?

– Кто знает? Кстати, о медсестрах. В «Стюарт Ньюс» много цитируют одну медсестру из мемориального госпиталя Мартина. Имени ее, понятно, не называют, но когда ее спросили, не удивилась ли она, узнав, что Джеффри Гиршон вел двойную жизнь, эта дама ответила: «Не очень. В конце концов, он ведь был кардиологом».

– Надо полагать, у нее были осечки с кардиологами.

– Верно. Так увижу я тебя сегодня или нет?

– Непременно. Только мне нужно отволочь машину в сервис. И твоя тоже тут стоит, не забывай. Может, мне удастся затолкать их на один эвакуатор, рядышком. Это сойдет за близость?