– Нина нам только сегодня про твой отель рассказывала. И про портрет кисти Никанорова, который ты им подарил. Дело в том, что наша гостья Лена купила второй портрет из той же, похоже, серии. На нем изображена девочка, как две капли воды похожая на мальчишку с твоего подарка. Ну и на Ниночкиного сына тоже.

Горелову предъявили купленную Леной и Виктором картину, а также фотографию повзрослевшего Никиты.

– Вырос, – вынес свой вердикт тот. – Когда вы мне в прошлый раз фотографию сына показывали, он младше был. А теперь еще больше на мальчика с портрета похож. И на девочку тоже.

– Мы решили, что они могут быть родственниками, – с горячностью сообщил Киреев. – А еще явно имели отношение к бывшему владельцу этого дома – художнику Никанорову, написавшему оба портрета. Вот только один он подписал своим именем, а второй оставил без сигнатуры. Гадаем почему.

– Может, не успел. Может, забыл. Может, обстоятельства так сложились, – пожал плечами Горелов. – А может, эти портреты вообще написали разные художники. А то, что дети похожи, так это просто совпадение. Чего только в жизни не бывает…

– А вы откуда знакомы? – полюбопытствовала Нина.

Лена видела, что неожиданный приезд Горелова не дает молодой женщине покоя. Да и сама она признавала, что во всем происходящем есть какая-то странность.

– Вадим – один из владельцев частной галереи, с которой я сотрудничаю, – пояснил Киреев.

– Как? – поразилась Нина. – Но вы же говорили, что совсем не разбираетесь в искусстве, и именно поэтому отдали нам картину, цена которой, как сегодня выяснилось, может доходить до миллиона рублей.

– Но вы бы не взяли подарок, если бы знали его цену, – спокойно пояснил Горелов. – А мне казалось правильным, что вы увезете полотно, которое вас так зацепило. Мальчишка на картине действительно похож на вашего сына. А мне этот портрет не стоил ни копейки, я нашел его при разборе старого дома. Почитателем никаноровской живописи я не являюсь. Как по мне, так он – конъюнктурщик, а не живописец. Так что, признаюсь, я вас тогда обманул, но самую малость и из лучших побуждений.

– Да уж, – пробормотала Нина. – Просто день открытий сегодня. Но в одном вы правы: если бы я знала реальную стоимость этой картины, ни за что бы ее не взяла.

– Значит, я правильно сделал, что ввел вас в заблуждение. – Горелов рассмеялся. – Впрочем, за давностью лет все это не имеет никакого значения. Эдуард Николаевич, а я ведь по делу приехал. Можно вас отвлечь на минуточку?

– Разумеется, Вадим. Разумеется. Но только при условии, что вечером ты останешься на наш званый ужин в честь моего юбилея. Все будет по-простому, по-домашнему. Фрак или смокинг не нужен.

Горелов покосился на стоящую в задумчивости у окна Нину.

– С удовольствием приму ваше приглашение, – сказал он. – У меня как раз выдался свободный вечер. Во сколько намечен съезд гостей? Мы успеем поговорить?

– В шесть часов. Так что мы все успеем, – успокоил его Эдик. – Давай пройдем в мой кабинет.

Они встали из-за стола и уединились за плотно закрытой дверью. Татьяна принялась убирать со стола, Нина кинулась ей помогать. Вскоре в доме появились и приглашенные специалисты кейтеринговой фирмы, принявшиеся накрывать большой стол в саду. Погода была по-летнему теплой, дождя не обещали, так что сидеть на свежем воздухе казалось прекрасной затеей.

Лена, стоя у окна, наблюдала, как рабочие быстро и споро собирают большой шатер, способный защитить от внезапной непогоды. Тонкая белая ткань занавесок, прихваченных ярко-красными лентами, колыхалась на ветру. Расставлялись столы, скамейки, корзины с цветами, расстилались белоснежные, под стать занавескам, скатерти, звякала извлекаемая из больших плетеных корзин посуда.

Чуть поодаль устанавливались обогреватели для борьбы с вечерней прохладой, световые башни и небольшая сцена под звуковую аппаратуру. К празднованию своего пятидесятилетия Эдуард Киреев подошел с размахом. До сбора гостей оставалось еще три часа. Решив, что пока можно отдохнуть, Лена отправилась в свою комнату. Следом за ней шел муж, тащивший купленный ими портрет, снова завернутый в бумагу.

К концу званого вечера Лена сильно устала. Она вообще была достаточно замкнутым человеком, которому вполне хватало общения внутри семьи и рабочего коллектива. И с новыми людьми она сходилась не то чтобы тяжело, но без особого восторга. Все, что не связано с миром искусства, ее не интересовало. Если бы она могла, Лена бы вовсе не высовывала наружу голову из своего уютного панциря, ощущая себя иногда черепахой. Не старой, не уставшей от жизни, просто ценящей свой маленький уютный мирок.

На юбилее у Эдуарда Киреева собралось около тридцати гостей. Все они бродили по не очень большому двору, собираясь вокруг центрального стола только для провозглашения очередного тоста. В остальное время гости разбивались по группам, переходили от одного небольшого столика к другому. То там, то здесь раздавались взрывы смеха, с разных концов доносились обрывки чужих разговоров, сверкала вспышка камеры, которой без устал щелкал приглашенный фотограф, и от всей этой какофонии у Лены разболелась голова.

– Ужас, сколько народу, – пожаловалась подошедшая к ней Нина. – Хороший формат, но для него нужно гораздо большее пространство. Оттого, что столько людей топчется на маленьком пятачке, голова кружится. И еще постоянное ощущение, что я их уже где-то видела. Хотя, как и вы, большинство вижу впервые.

– Я уже совершенно запуталась, кто есть кто, – призналась Лена. – Я из всех гостей знакома только с вами и с Вадимом, да и то только потому, что вы раньше приехали.

– И даже Гришу с Павлой никогда не видели? – удивилась Нина.

Гришей звали единственного сына Киреевых, а красивое имя Павла принадлежало его жене.

– Нет, – покачала головой Лена. – Я и Таню видела только на нашей свадьбе, а потом еще один раз, когда они с Эдиком к нам в гости приезжали. С самим Эдиком я, конечно, чаще встречалась. Все-таки он – друг моего мужа, да еще и коллега. Но обычно наши встречи оказывались короткими. Заезжали к нему на работу, когда в Москве были, пару раз в кафе встретились.

– А ваш муж, похоже, настоящий друг моему крестному, – сказала Нина задумчиво. Лена проследила за ее взглядом. В конце двора, у кустов шиповника, Виктор с Киреевым о чем-то говорили, причем она голову дала бы на отсечение, что Эдик чем-то взволнован. – Это, знаете ли, сразу видно. Вы, кстати, замечали, что настоящая дружба возможна только между мужчинами? Женщины так дружить не умеют.

– Просто мой муж очень надежный человек. Он и в работе, и в дружбе, и в любви совершенно одинаков. Надежность – его основополагающее качество.

– Это хорошо, – Нина вздохнула. – Мой муж таким качеством не обладал. Он был такой легкий. Нет, вы не подумайте, я не жалуюсь. Я очень его любила. В том числе за эту необычайную легкость. Он ни в чем не видел проблемы. Был уверен, что жизнь дается для того, чтобы максимально испытывать удовольствие. Мог пойти за молоком, чтобы сварить Никите кашу, увидеть афишу нового фильма и зависнуть в кино. Представляете?

Лена не представляла. Обсуждать достоинства и недостатки человека, которого она никогда не видела, да еще и почти четыре года назад погибшего, ей не хотелось.

– А вы не знаете, это кто? – перевела она разговор, указывая глазами на сидящую в креслах-гамаках пару: высокого седого мужчину и холеную, очень красивую женщину лет сорока. – Они, кажется, представились как Леонид и Екатерина, но кто они, я так и не поняла.

– Это соседи, – охотно пояснила Нина. – Кисловские. Живут через два дома на этой же улице. Кажется, Леонид работает в какой-то крупной художественной галерее. Именно он посоветовал Эдику купить этот дом. Киреевы тогда искали варианты загородной недвижимости, чтобы поменять квартиру на особняк, но все предложения были довольно далеко от Москвы, а Татьяна не хотела совсем из города уезжать. Леонид же сказал, что их соседи выставили дом на продажу. Эдику и Тане так понравилось, что они фактически за один день покупку оформили.