Захар еще раз поблагодарил и заходился возле огня. Хоть и не минуло даже часа, как он перекусил с лесовиком, от пережитого в парне проснулся просто волчий аппетит. И он с нетерпением ожидал, когда поджарятся первые куски мяса.

Видно, силы еще больше вернулись и к Морене, потому что она, хотя и продолжала лежать неподвижно, все же вспомнила, что полностью обнажена и наколдовала себе легкие шелковые одеяния, – они окутали ее от щиколоток вплоть до подбородка. На ногах неизвестно откуда появились чудесные туфельки из синей парчи, расшитые золотыми нитями. А длинные черные волосы невидимый парикмахер собрал под переливающуюся самоцветами ажурную диадему. Чтобы не лежать на голой земле, она постелила себе пушистый, необычной работы, чрезвычайно красочной ковер. Правда, ее одежда имела интересное свойство. Если смотреть на нее в упор, то она делалась плотнее ночного мрака. Зато. О! Зато, если поглядеть украдкой, одним лишь уголком глаза, то оказывалось, что она не только ничего не скрывает, а наоборот еще больше подчеркивает все прелести. И еще неискушенный в этих играх парень рисковал заработать себе косоглазие на всю оставшуюся жизнь.

Неизвестно сколько лет (или веков) было богине, да и какое это имело значение, если глаза подсказывали Захару, что перед ним лежит юная красавица. Блестящее, как воронье перо, волосы. Тонкие брови. Острый и немножко курносый носик. Карие глаза. Чуть пухлые вишневые уста. Тонкая высокая шея. Полноватые, но не слишком большие, и упругие груди. А талия такая тонкая, что легко уместилась бы в двух его ладонях.

– Кажется, что-то горит? – невинно поинтересовалась Морена. – А я уже проголодалась.

Захар поспешно дернул головой в сторону костра и в сердцах выругался.

Пока он любовался женскими прелестями, несколько кусков мяса упали прямо в огонь и уже почти сгорели. Остальные тоже приближались к тому опасному пределу, за которым заканчивается еда и начинается что-то обугленное. Парень торопливо снял с огня прутики с нанизанным мясом и нерешительно замер. Когда бы ему пришлось ужинать с кем-то из своих, он просто положил бы кушанье на траву. Но как быть с богиней?

Морена, очевидно, поняла его колебание, потому что опять щелкнула пальцами, и перед ней очутился большой серебряный поднос и два золотых бокала, наполненные каким-то благоухающим напитком. А в следующее мгновение, прутики вырвались из рук Захара и сами скользнули на поднос. Туда же перебрались из Захаровой сумки и последняя лепешка, вместе с начатой луковицей и ломтем брынзы.

– Я слишком много потратила сил на воскрешенье, чтобы наколдовать еще что-то съедобное, – сказала богиня. – Думаю, на сегодня нам хватит и того, что есть… – не договорив, она решительно впилась зубами в мясо. – Присоединяйся, – пробормотала чуть позже, уже с полным ртом, беря второй рукой лепешку, – если не хочешь остаться голодным.

Еда и в самом деле исчезала с ошеломляющей скоростью. Поэтому Захар не стал заставлять просить себя дважды.

– Обычно, я ем более манерно, – улыбнулась Морена. – Но переход от смерти к жизни такой изнурительный. Ты даже представить себе не можешь. Счастье, что у нас была еда, а то бы пришлось тобой закусить. – Она весело рассмеялась, видя, что Захар не в состоянии оценить шутки. – Слышал, наверно, от бабки с дедом, что злые ведьмы любят на ужин готовить непослушных мальчишек?

Но очумевший от всего увиденного и пережитого, Захар уже б и на это согласился.

Когда с трапезой было закончено, Морена взяла в руку бокал и жестом предложила парню второй.

– Сок от лесовика и в самом деле был замечателен, но мясо лучше запивать вином. Попробуй, похоже, мне удалось именно то, что нам обоим сейчас необходимо.

Захар послушно глотнул. Напиток был густой, терпкий и чуточку кисловат. Похожий на наливку из подслащенного морозом терна. И сразу же во всем теле возникло ощущение легкости, как в то мгновение, когда он начал превращаться в птицу. Мысли тоже сделались совсем невесомыми и красочными, как бабочки, а затем вообще упорхнули куда-то далеко-далеко.

Ночь упала на горы как всегда врасплох, будто тать из засады. Заискрились, дружно высыпавшие на близкий небосклон зори. Едва теплились угольки в еще недавно жарком костре.

– И как далеко ты странствуешь, Захар? – нежный голос мягко вплетался в уютную ночную тишину.

– В скит, – правдиво ответил тот.

– В скит? – удивилась богиня. – Такой молодой? Неужели жизнь уже успела настолько разочаровать тебя? Или столь сильна вера ли в Единого?

Захар даже не понял, о ком речь.

– Две или три сотни лет тому я ни за что не поверила бы, что вера римских рабов сможет прижиться и в вашем народе. Что ж, и богам случается ошибаться. И вот молодые, сильные молодцы, уже не несут кровавых даров идолам Перуна, а собираются тратить жизнь в молитвах Единому.

– Молиться? – парень наконец понял, что Морена имеет в виду. – Да нет. Я собрался к старцу Актинию в науку. Хочу научиться знахарству. Чтоб людей от болезней и смерти оберегать… – и запнулся на полуслове. Вспомнил, с кем говорит.

Морена, как показалось Захару, облегченно засмеялась. А затем, после минуты молчания, молвила:

– Что ж, красивая мечта. Да и ты, похоже, именно тот, кто может ее достигнуть. Не каждому смертному удается себе на ужин богиню подстрелить… – и она опять коротко рассмеялась. А Захар удивленно заметил, что вторит ей во весь голос. – Про старца забудь. Я сама буду учить тебя. Всему, что сможешь понять. А там – посмотрим, – она опять засмеялась, каким-то своим мыслям, а после подвинулась немного на ковре, давая место парню рядом с собой. – Ну же, охотник, иди сюда. Мне холодно. И, чтоб ты знал на будущее, – промурлыкала нежно, – богам не только молитвы и дары желаемые… Особенно богиням.

* * *

Проснулся Захар от донимающего холода. Утренний туман лег такой обильной росой, что вся его одежда, промокла насквозь. И ее прикосновение вызывало неудержимую дрожь во всем теле. Поэтому парень сорвался на ноги и бегом кинулся к лесу за хворостом. Между густых деревьев влаги было не так много, и вскоре сухие ветки весело полыхали в костре, а Захар с наслаждением протягивал к пламени закоченевшие руки. Завистливо поглядывая на Морену, которая сладко посапывала, укутанная с головой в свою хитрую одежду. Что, похоже, совершенно не промокла.

Через некоторое время Захар согрелся. И чтоб отвлечься от излишних мыслей, шаставших в голове какой-то беспорядочной кучей, и, чтобы занять себя, хоть чем, он вынул из-за пазухи волшебные перья. Некоторое время колебался, но любопытство взяло верх. И парень, крепко зажав их в кулаках, принялся отчаянно махать руками.

Сначала радостно почувствовал уже привычную легкость в теле, силу в крыльях, остроту зрения. А затем его окутал непроглядный мрак! Парень покрутил головой, и вдруг с ужасом понял, что его всего, укутывает какая-то ткань. Он безумно забарахтался в том мешке, пуская в ход и острые когти, и крепкий клюв. Материя не выдержала его безумного натиска и с громким треском разошлась по швах, образовав достаточно широкую прореху. Захар мгновенно выпрыгнул сквозь нее наружу и, дрожа от ярости, обернулся, чтобы увидеть врага, вцепиться в него когтями и бить крыльями и клювом, пока тот не околеет. И остолбенел. Перед ним беспорядочной кучей лежала его же одежда. Превращаясь в птицу, он не догадался раздеться, вот и стал пленником собственных штанов и рубашки.

Оглядев себя от клюва и до хвоста, Захар удостоверился, что хотя бы внешне беркут из него удался хоть куда. И последним глупцом нужно быть, чтобы не попробовать силу таких славных крыльев. Хотя и тенькнуло что-то в середине и тихим жалобным голоском заблеяло: «Может, не спешить? Лучше, погодя?». Но парень отмахнулся от того скулежа, хотя для собственного успокоения мысленно прибавил: «Я низко, над самой землей», и взмахнул крыльями.

Чары лесовика послушно подняли его в воздух.

От неповторимых впечатлений сердце сначала замерло в груди, даже застыло, а потом ринулось вприпрыжку догонять упущенное время. Застучало, зацокало… Голова пошла кругом, и на какое-то мгновение Захар даже потерял ощущение, где верх, а где низ. Не в состоянии сделать ни одного движения, он на распростертых крыльях плавно скользил вниз по склону горы, в нескольких метрах над землей. Случись ему сейчас на пути дерево, то так бы и влепился в него, таким неловким и неуверенным был его первый полет. Но вот испуг миновал, и парень опомнился. Осторожно шевельнул крыльями – раз, второй.