Была в этих словах и горькая правда, и грусть, и неуверенность в собственных силах, ибо кому, как не воеводе знать, что ни одному войску еще не удалось выстоять против монгол.

Воевода окинул Одарку оценивающим взглядом и помрачнел еще больше.

– Оставь нас, – промолвил неожиданно резко, так что служанка даже вздрогнула и, не понимая чем прогневила боярина, испугано засеменила прочь, − за Одаркой, словно тень, потянулся и прислужник.

– Орды монголов стремительно движутся на Киев, и за ними остается лишь пепел от городов русских... – продолжил чуть погодя воевода. – Данила Романович поручил мне возглавить оборону города... А сам отправился в Пешт, окончательно убедить угринов к общему отпору Батыя. Даст Бог – остановим... Сюда не дойдут. Однако, советую готовиться к худшему. Галицкую дружину крепить нужно. Смердов вооружить... Сюда вскоре князя Василька ожидайте. Под его рукой обороняться будете. А может, и Данила Романович с помощью подоспеет... Монголы еще далеко. Месяц или больше минует, пока к вам докатятся.

Воевода помолчал немного и глотнул меду. Остальные охотно присоединились бы к нему, но их кружки давно были пусты, а налить себе собственноручно не дерзнул ни один. Найда же будто забыл о меде, нетерпеливо ожидая, когда воевода наконец скажет, ради чего сзывал их посреди ночи.

– Все мы здесь искренние христиане, – тихо сказал Дмитрий, будто извиняясь, и слова эти показались такими здесь неуместными, что все поневоле переглянулись. – Верим в Бога на небесах, но на земле больше полагаемся на собственные руки. Если б довелось мне самому год или два назад услышать басню, которую собираюсь вам пересказать, я рассмеялся бы да и только, но перед битвой жестокой лишь глупец отказывается от помощи. Откуда бы она не пришла... – он провел ладонью по лицу, будто стирал усталость и неуверенность. – Мыслю, вы со мной согласитесь...

Кое-кто из ратников кивнул головой, но воевода даже не посмотрел в их сторону. Казалось, он самого себя пытался убедить в собственной правоте.

– Готовясь к столкновению с Батыем, каждый должен сделать все, что в его силах... Данила Романович ничего об этом не знает, и приказывать его именем я не имею права. Поэтому мне нужны те, кто по собственной охоте согласятся рискнуть жизнью, и скорее всего – зря… Хотя, кто ведает, где теперь человеку безопаснее? За стенами замка – ожидая нашествия монголов, или диких горах – среди зверья...

Воевода повел взглядом. Пока еще никто не отводил глаз, даже, напротив – к почтительному вниманию добавилось любопытство.

– Не сомневайся, воевода, – отозвался в общей тишине Грицко Василек, самый старший среди присутствующих ратников, прозваний так за светло-голубые очи. – Что бы ты нам не поручил, мы исполним. Тем более, если от этого хотя бы немного аукнется Батыю. Старшие среди нас были у Калки. Помним еще...

Дмитрий поднял голову и встретился глазами с суровым взглядом воина.

– Это хорошо, что помните... – прибавил важно. – Такого надругательства Руси вовек не забыть, а стыда не смыть.

– Измена то была! – воскликнул пылко Грицко.

– Может, – опустил голову воевода. – Может и измена... Но нам о настоящем мыслить надобно. Поэтому, слушайте... – он еще раз обвел всех взглядом, увидел пустые кружки и прибавил, – но сначала нальем еще по глотку.

Дружинники не принуждали просить себя дважды.

– Начну издалека... Из Киева... В Лавре живет схимник. Дед Шемберко... Борода до земли, лет не меряно, и знахарь ловкий. Мыслю, что и на гадании знается, потому что не раз Даниле Романовичу хорошие советы давал. Правда, князь наш не всегда к ним прислушивался... Но, не об этом сейчас...

– Как наш Кандыба, – шепнул кто-то тихо позади Найды, так, чтобы не мешать воеводе.

– Так вот, на самого Архистратига Михаила пришел Шемберко ко мне. Сам пришел! А нужно вам знать, что старец этот лет пять из Лавры вовсе не выходил! Даже, на солнце не показывался...

* * *

…Когда Дмитрий увидел перед собой седого схимника, то весьма удивился. Видно было, что дальний путь дался старому трудно, потому что он напряженно с хрипом дышал и обеими руками опирался на крепкую клюку.

– Слава, Господу нашему! – промолвил тот тихо, тяжело переводя дыхание.

– Навеки слава, – ответил уважительно Дмитрий, поскольку кто же в Киеве не знал деда Шемберка. – Вы ко мне, дедушка?

– К тебе, сынку... К тебе.

– Чего же сами трудились? Надо было передать каким-то монахом или послушником, я и заглянул бы к вам в свободную минуту. Или в воскресенье, после богослужения...

– Того и приковылял сам, Дмитрий, чтобы у тебя, к словам моим, больше веры было, – тихо ответил тот, все еще с трудом переводя дыхание. – А мне очень важно, чтобы ты поверил. Для всех нам важно...

– Неужели такую несусветную небылицу будете плести? – попробовал пошутить воевода, но, встретившись с серьезными и подернутыми печалью глазами схимника, сразу спрятал улыбку. – Шучу... Поверь, отец – чтобы ты не поведал, поверю сразу. В твоем возрасте уже не остается времени на шутки...

– Сам рассудишь... – ответил тот наставительно. – Но я присел бы сначала, и так вся сила ушла на дорогу...

– Конечно, садись, дедушка, – спохватился Дмитрий и подвел старика к удобному креслу.

Тот уселся, уложил на колени бороду, чтобы по полу не волочилась, и промолвил:

– Веруешь ли ты в Господа Бога нашего, Единого?

– Конечно... – даже растерялся немного воевода. – Крестили родители. Не басурманин...

– А Давних богов чтишь? – продолжал выспрашивать дальше схимник, а глаза так и сверлили насквозь.

– Это же которых? – не понял сразу Дмитрий.

– Перуна, Велеса, Морену?

– Какие ж они боги, – пожал плечами боярин, – бесы...

– Что ж, пусть и бесы... Легче поймешь, к чему я речь веду.

– Если о бесах, – снова недоуменно пожал плечами Дмитрий, – то напрасно трудились. Я воевода, а не священник... Бесов изгонять не обучен.

– Ты слушай, слушай. Тебя касается или нет – потом будешь судить... Так вот, в день именин Архистратига Михаила, воеводы Божьего, пришел я к тебе, воевода земной, с предупреждением! Страшная угроза повисла над всем христианским миром. К коню Перуна подбирается Батый! А если он сумеет накинуть на него уздечку, то уже не найдется в мире силы, которая смогла бы остановить монголов. – Старик произнес это так торжественно, как будто прочитал молитву.

– Какой еще конь? – удивился Дмитрий.

Он быстрыми шагами смерил комнату и остановился у высокого окна, которое выходило на валы. Бросил глазом на работных людей, от которых аж роилось там, и вернулся к старику.

– Что Саин-хан разоряет Русь, мне известно. Что те не щадят ни малого, ни старого, – тоже ведаю. Но к чему здесь эта небылица?

– А ты еще послушай... – старик говорил уверенно и не походил на сумасшедшего. – В горах Карпатах, где-то возле Горган, под охраной Морены, в волшебном стойле, стоит конь Бога Войны. И имеет он такую чародейскую силу, что воин, которому удастся оседлать его − станет непобедимым в битве. А также, и войска, что под его рукой будут сражаться.

– Гм... – почесал затылок Дмитрий. – Перунов конь... В стойле у Морены?... Гм?..

– Не веришь?

– А должен?

– В рассказе моем нет ничего, что могло бы ослабить киевскую дружину. А вот, что будет, если конь такой и в самом деле существует? Вообрази себя или Данилу Романовича на нем? Конец Батыю!... А Галицко-Волынское княжество всю Русь объединить сможет!

– Красивая мечта... – вздохнул Дмитрий. – Как и каждая сказка, где справедливость и правда всегда торжествуют.

– Уста Вестника, который оповестил меня, не произносят лжи... И в подтверждение сказанного, станет моя смерть на Пилиповку. Так сказано.

Дмитрий сначала пропустил мимо ушей слова старого о смерти, − все они собираются умирать почти каждый день, а там, глянь, и многих молодых пережили. Но все же было в голосе его что-то такое, что заставило воеводу переспросить: