И Лахе опять наклонилась к уху госпожи, делая вид, который поправляет что-то в прическе.

– Госпожа, попробуйте рассказать хану ту сказку, которую недавно рассказывала вам Керинкей-Задан... О коне Сульде! Поверьте, он рад будет услышать ее из ваших уст.

Юлдуз хотела было отмахнуться, мол, не до сказок. Но, глянув в лицо повелителя, на котором четко отображалось выражение нетерпеливого ожидания, поняла, что именно в это мгновение решается ее судьба. И если она не сможет сделать того, что ожидает от нее Саин-хан, то на этом и закончится ее недолгое счастье. А впоследствии – и жизнь. Завистливые подруги найдут способ свести ее в могилу, когда удостоверятся, что милость мужа уже не простирает над ней свои крылья. А хан, обеспокоенный молчанием жены, помрачнел и начал сердито супиться.

– Но если мой повелитель приказывает... – неуверенно начала она, вспоминая, что китаянка еще ни разу не давала плохих советов.

– Да! – требовательно произнес Батый, и Юлдуз еще раз убедилась, как близко была беда. – Приказываю! И хочу наконец услышать это от тебя!

– Что ж... Твоя воля – закон, Светоч глаз моих. Я буду рассказывать, что увидала во сне, а ты, Вечный и Умный, попытайся найти там то, чего жаждет твоя душа...

– Мы слушаем.

Саин-хан был серьезен как никогда и, чуть прищурившись, от чего глаза его превратились в две узких щелки, пристально всматривался в лицо жены, чтобы не упустить ни одного слова. А его железные пальцы с такой силой впились в ее руку, что женщина даже присела от боли и слегка застонала.

– Одну минуту, повелитель, – опять отозвался Субудай-багатур. – Извините, что вмешиваюсь в разговор между мужем и женой, но Юлдуз-хатун хорошо сказала: толкование снов – дело сложное, и не помешало бы позвать кого-то, кто на этом действительно знается.

Джихангир сначала недовольно дернулся, но, признав правильность замечания старого учителя, спросил:

– Кого имеешь в виду?

– Бекки...

Хан удивленно возвел брови.

– Гадальщика? Этого пожирателя падали, который не сумел сегодня сложить вместе и пары слов? Разве, он еще жив?

– Живой, Повелитель... Я осмелился отложить казнь, на всякий случай. А кому еще, если не гадальщику, толковать сны? К тому же, больше никого не осталось. Он − последний... Остальных мы отправили к праотцам.

– Безмозглые овцы, не стоящие и травы, которую выпасают, – пренебрежительно сплюнул хан. – Ну что ж, если судьба оказалась благосклонной к нему, и он еще жив, то пусть... Арапша!

Начальник тургаудов прожогом ворвался в палатке, наполовину обнажив меч, но увидев, что его хану ничего не угрожает, спрятал оружие и поклонился.

– Тяните сюда Бекки! И мигом!

Воин еще раз поклонился и пятясь выскочил на улицу.

– Начинай, Зорька, – погладил жену по щеке Батый, – мы внимательно тебя слушаем...

– А шаман?

– Его уже волокут сюда, успеет...

Увидев, что мужу уж слишком не терпится, Юлдуз не отважилась медлить дальше.

– Твоя воля священна, мой повелитель. Слушай же, какой странный сон приснился мне прошлой ночью...

Юлдуз легко провела ладонью по глазам, будто стирала с них прикасание дня нынешнего и возвращалась взглядом в событии ночи, где господствуют лишь Духи и души умерших пращуров.

– Видела я, что остановился ты перед высокой горой. И в той горе чернеет большая пещера. Из нее веет злом и страхом, будто из жилья кровожадных мангусов... Перед пещерой стоит древний седой старец и держит под уздцы могучего белого скакуна. Коня подобной красоты мне еще не приходилось видеть, − сбруя на нем так и сияет, так и сверкает. А глаза – как у Духа Смерти. На такого не только сесть, но и смотреть страшно. Однако, я откуда-то ведаю, что, оседлав его, мой повелитель, ты станешь непобедимым! Твоей власти покорится весь мир, потому что конь этот – волшебный... И оседлавший его, станет в бою равный богам! Дальше я вижу, как ты принимаешь уздечку из рук старого колдуна, хочешь вскочить в седло... – и просыпаюсь. Просыпаюсь от громкого ржания. Мусук, моя кобыла, ржала так призывно и тревожно, будто ей тоже приснился тот сказочный жеребец...

– И это весь сон? – чуть разочарованно протянул Саин-хан. – Больше ты ничего не помнишь?

– Почти весь, повелитель... Вспоминаю лишь, что эта странная гора стоит на месте слияния двух больших рек. Обе такие широкие, что даже берегов не видно. Бурные, полноводные... А волны их зловещие и мутные. Сначала я даже было решила, что это потоки крови… Но, вероятно, это только еще одна загадка духа ночи, мой повелитель. Разве бывают такие реки в действительности?

– Бекки здесь? – повел глазами хан вокруг себя по палатке, потому что именно в это мгновение вспомнил, что «толкователь снов» давно уже должен быть где-то рядом.

Вытолкнутый сильной рукой, гадальщик вылетел из-за одной из складок палатки и протянулся ниц.

– Ты слышал весь сон Юлдуз-хатун, раб?

– Слышал, Повелитель...

– Толкуй!

Гадальщик, пытаясь предать большего веса своим словам, сделал вид, будто глубоко задумался. Хотя в душе уже давно решил, что во второй раз не повторит свою ошибку, − скажет хану лишь то, что тот хочет услышать. Даже, если в сказанном не будет и слова правды.

– Белый жеребец, какого отхан-хатун видела во сне, так похож на Сеттера – коня духа войны, самого Сульде, что ошибиться невозможно, о всемогущий Бату-хан... Отсюда вполне верно будет допустить, что старик, который подвел его к тебе, – или дух Священного повелителя, или сам Тенгри – прародитель всех чингисидов...

– Дзе-дзе, – довольно причмокнул Саин-хан. – Если это так, то можешь рассчитывать на мою милость. Что еще хочешь сказать?

– Реки, которые показались во сне, – это, вероятно, Итиль и Еруслан. А убеждает меня в этом, Повелитель, увиденная Юлдуз-хатун гора, которая действительно стоит там, где Еруслан впадает в Итиль.

- А то, есть там такая гора! – восторженно воскликнул Субудай-багатур, которому всегда больше всего нравились те пророчества, которые можно было проверить. – Она была названа в честь Урак-хана. Ты должен помнить, Бату, мы лишь вчера видели ее на картах, нарисованных китайцами.

Саин-хан утвердительно кивнул головой.

– Что еще можешь прибавить?

– Еще? Да... В той горе живет тысячелетний колдун Газук... И он, мой Повелитель, сможет открыть тебе тайны будущего лучше всех шаманов, которых ты расспрашивал до сих пор.

– Он так могуч?

– Не в этом дело... – медленно ответил гадальщик, поспешно подбирая ответ, который и объяснил бы его слова, и не унизил его в глазах хана. – Газук потому могущественнее меня, что постоянно живет рядом с богами тех земель, куда направляется твое войско. А следовательно, ему значительно легче будет договориться с ними...

Такой ответ вполне устраивал Саин-хана. То, что человеческими судьбами в других землях распоряжаются чужие боги, укладывалось в его голове, как закономерность правильная и понятная. Поэтому, он пытался никогда не гневить их попусту. Да и обращаться к ним с вопросами или за помощью никогда не колебался, если это было ему необходимо. Свои боги или чужие – безразлично, − все одинаково любят дары. И чем щедрее подношения, тем благосклоннее будут они к просителю. Ну, а джизхангир войска монгольского всегда найдет, чем задобрить их всех. Иблис тому свидетель...

– Следовательно… – чуть нетерпеливо прервал размышления повелителя Субудай-багатур. – Что теперь, повелитель? Мы и дальше будем торчать здесь, или наконец таки отправимся к Итиль-реке? – такой тон стал бы причиной смерти каждому, кто осмелился бы обратиться подобным образом к Батыю, но Раненому Барсу прощалось и не такое. Еще бессмертным Чингизом...

– Да, – твердо ответил джихангир, к которому сразу вернулась вся властность и строгость. – Мы отправляемся! Наши кони отдохнули достаточно. Время пришло! В поход!

Сказав это, Саин-хан обвел взглядом всех собравшихся и увидел вокруг лишь улыбающиеся и счастливые лица.

Субудай-багатур, Раненный Барс, радовался, что наконец-то закончится это бесконечное ожидание, и он опять помчится на своей железной колеснице впереди непобедимой орды.