Не, с глазами как раз все в порядке. Большие, васильковые... И словно подсвеченные изнутри. Зато именно эта - абсолютная, тысячекаратная невинность производила просто ошеломляющее впечатление, как удар в солнечное сплетение. У меня аж дыхание сперло.
- Папенька, я вот что хотела... – пропело сказочное существо прямо с порога. Потом заметило меня и мило растерялось. – Ой! Я не знала, что вы заняты...
- Ничего, ничего... – шагнул навстречу воевода. – Милая... позволь представить тебе нашего соседа Антония Замошского...
Обухович сделал небольшую паузу и с нажимом закончил:
- Хорунжий драгунского полка. Вашмосць – это моя дочь, Данута.
- Очень приятно... – изобразила книксен девушка. Отчего весь ворох белоснежных кружев пришел в движение, напоминая качнувшуюся на ветру цветущую ветку яблони. Даже ароматом схожим повеяло.
Согласно этикету, я тоже должен был что-то такое ответить и поклониться, но неожиданно для самого себя, продолжал стоять, как неотесанный чурбан и только пялился во все глаза, как баран на новые ворота. Нет... плохое сравнение. Как истинно верующий на чудодейственную икону, в ожидании чуда.
- Вацьпан так во мне дырку просмотрит... – негромко произнесла Дануся. Но не задиристо, а скорее застенчиво. Поскольку глазки опустила. – Прошу прошения, папенька, вы, наверное, важные государственные дела обсуждаете. Не буду мешать... Загляну позже.
Она опять сделала книксен, вспенив платье, и повернулась к двери. На пороге на секундочку замешкалась, словно ждала, что ее окликнут и предложат остаться. Но ни воевода, ни я не произнесли ни слова. Только когда девушка притворила за собой дверь, Обухович обогнул стол и встал передо мной, насмешливо прищуриваясь.
- Что-то ты, вашмосць, совсем с лица спал? Побледнел, словно приведение увидел...
- Ангела... – наконец-то ко мне вернулся дар речи. Причем – это не фигура речи. Я реально обалдел от такой нереальной красоты. Теперь, если вдруг кто спросит, как я представляю идеал, - буду знать, что ответить.
– Вашмосць, разве не видел? Только что здесь пролетал! Неужто померещилось? Пресвятая Дева Мария... – я перекрестился на православный манер, но воевода не обратил на это внимания, а лишь добродушно рассмеялся.
- Ну, полно... полно... Не стоит преувеличивать. Мне, как отцу, конечно, приятно. Но это уж слишком...
- Отцу? – изобразил недоумение я и горяче продолжил. – Отцу?! Так это была ваша дочь?! Господи Иисусе! Какая красавица! Пан воевода, вы самый счастливый человек во всем мире. Иметь возможность каждый день любоваться такой небесным созданием – за это не жалко и жизнь отдать!
- Ах, вот но что... – все также добродушно-снисходительно произнес Обухович. – Вашмосць поражен стрелой Амура? Ну, это не смертельно...
- Осторожнее со словами, вацьпан! – я нахмурился. – Только то, что вы хозяин этого дома и отец... не дает вам право насмехаться...
- Хорошо, хорошо... – поднял руки, словно сдавался, воевода. – Не надо горячиться. Я и не думал смеяться над вашими чувствами, пан Антоний. А всего лишь хотел заметить, что для человека решительного, отважного и... умного, то есть, как раз такого, как вашмосць, нет ничего невозможного. Езжай, пан, в Краков... Встреться с королем... Получи заветные подписи... И возвращайся. Слово чести, продолжим разговор. А чтобы дорога не казалась вашмосьци бесконечной, и в голове просветлело, так и быть... прибавлю от себя, авансом. Насколько мне известно - сердце Дануси свободно. Так что, как говориться... чем черт не шутит, когда бог спит...
Я даже толком не помнил, как пожал воеводу руку, чем несказанно удивил Обуховича. В средние века рукопожатие не было столь распространено, как в мое время. Тогда, в основном, вежливо раскланивались или обнимались. Но мне было до фонаря.
Реально обалдел. Умом я понимал, что это абсолютная и полнейшая бессмыслица. Ну как можно влюбиться в фантом? Ведь красавица Дануся не что иное, как набор пикселей. С таким же успехом можно влюбиться в девицу на обложке мужского журнала. А с другой стороны... Если эти условности не мешают мне регулярно заниматься сексом с Мелиссой, то почему не могут возникнуть и романтические отношения? В конце концов, о иллюзорности этого мира я знаю только от голоса внутри головы. А что, если это не так? Может, наоборот – здесь все реально и только я слегка ку-ку? Получил по кумполу в бою, еще раньше... и сбрендил. Выдумал себе какое-то будущее. Где я якобы жил и откуда пришел.
Чем не версия?
И вообще? Человек я или тварь дрожащая? Имею право! В кого хочу, в того и влюбляюсь. А если кому-то не нравится – могу указать направление, куда шагать.
Вот в таком настроении я и добрался до заезжего двора. Злой, растерянный, но полон решимости сделать все, чтобы вернуться в Смоленск "со щитом и на коне" и еще раз увидеть Данусю.
Взглянув на меня, хозяин, дородный красноносый мужик молча нацедил кружку пива.
- Спасибо.
- Будь здоров, вашмосць. Еще? Или отужинать сперва прикажешь подать?
- Нет... Позже. Я лисовчиков ищу. Не заходили сегодня?
- Как не заходили... Чтоб им так черти смолы в аду наливали, как они пиво хлещут и платить забывают, - проворчал здоровяк, глядя на меня с подозрением. Ну, правильно – скажи мне кто твой друг...
- И где же они? – к вопросу я присовокупил серебряную монетку, которая тут же, словно испарилась с прилавка. А хозяин заметно подобрел.
- К девкам подались. А что им еще делать, збуям* (*пол., - грабитель, разбойник)? Гуляют, пока последнее не пропьют. Потом опять на коней и... – он махнул рукой. – А вацьпану они зачем? Если долг стребовать, то лучше завтра к обеду. Сейчас они буйные во хмелю...
- Ну, я тоже не ангел... – воображение услужливо явило силуэт Дануси и, сопоставив нас, я еще увереннее повторил. – Да... не ангел. Разберусь...
- Тогда, вашмосць, как выйдешь из корчмы, сверни направо. Потом, через шесть домов, еще раз направо. Увидишь двухэтажный особняк с зелеными ставнями – это как раз и будет дом пани Малгожаты. Она-то и сдает комнаты веселым девицам. Впрочем, я думаю, искать не придется. Иди на шум и веселье – точно не ошибешься.
- Спасибо... – теперь я выложил дублон. – Приготовь хороший ужин. На десять едоков. Это задаток... Если до ночи не приду – деньги твои в любом случае.
- Не беспокойся, вашмосць, - золото хозяин принял с почтением. Неторопливо. - Все сделаю, как надо. Комнаты тоже приготовить? Место в конюшне?
- Готовь... – я выложил еще одну монету. – На тех же условиях. Воспользуюсь – утром рассчитаемся. Ну, а на «нет» и суда нет.
Хозяин корчмы оказался прав. О том, где гуляют лисовчики, я услышал раньше, чем увидел.
Большой, ухоженный особняк стоял в глубине небольшого сада. Так что густая зелень деревьев скрывала его от любопытных глаз, но не могла заглушить разухабистую песню, то и дело прерываемую визгом и хохотом.
Внутрь заходить не хотелось. Я не вчера родился и прекрасно понимал, что именно там увижу. Пьяное застолье, хоть в борделе, хоть в общаге ничем особо не отличаются. А после Дануси мне казалось кощунством смотреть на вульгарных девиц. Так что я нашел себе в саду укромное местечко с которого отлично просматривался торец дома с парой больших окон и фасад – с парадным входом.
Не знаю, почему меня заинтересовали именно окна, но оказалось, что я не единственный, кто предпочитает их двери.
Только я устроился поудобнее, как с улицы к дому свернули двое мужчин. Один – крепкого сложения увалень, одетый попроще, как слуга. Второй – в богатом кунтуше, высокой шапке с пером и при сабле. Шляхтич. Зато ростом не удался. Даже перо на шапке не доставало здоровяку до плеча.
Подойдя к первому от угла окну, они остановились. Здоровяк нагнулся, упираясь руками в стену, а шляхтич, ловко взобравшись слуге на спину (явно проделывал это не в первый раз), аккуратно постучал в стекло. Да не просто так, а условным стуком. Два раза медленно «тук», «тук»... потом чуть-чуть подождал и быстро пробарабанил трижды «тук-тук-тук». Выждал немного и повторил.