— Мама, а ты знаешь историю о коршуне и кошке? — спросила она в этот раз.

Шели задумчиво улыбнулась дочери, ласково потрепала ее мягкие пушистые волосы и сказала:

— Знаю. Но это очень грустная история.

— Мне грустно. Папа опять ушел воевать… А я по нему скучаю…

Шадэ была самой младшей и самой любимой дочерью сотника, и она это чувствовала.

Этим утром Шимшон, Варда, Гиваргис и оправившийся от ран Нинос покинули родной дом. Царский полк под командованием Ашшур-ахи-кара ждали в Аррапхе. Наместник этой провинции Надин-ахе собирал там войско, чтобы усмирить мятеж на границе с Манну.

— Папа скоро вернется. На этот раз скоро… А от кого ты слышала эту сказку? — спросила Шели.

— От нашего раба, египтянина. Он знает много сказок, но они все грустные. Не такие веселые, как у тебя…

Заметив, что на детские глазки наворачиваются слезы, Шели неуверенно запротестовала:

— Давай я лучше расскажу тебе о маленьком ослике, который обманул волка?

— Нет, — заупрямилась Шадэ. — Я хочу о коршуне и кошке.

— Хорошо… Слушай… Там, где кончается степь и начинаются горы, покрытые лесом, стояло огромное дерево. В его пышной лиственной кроне свил гнездо коршун, а внизу жила кошка с котятами.

— С котятами такими же, как у нашей Зиры? — поинтересовалась Шадэ.

— Да… Вот только наши котята всегда накормлены, никого не боятся…

— Потому что Зира переловила всех крыс…

— Да, потому что Зира переловила всех крыс в доме… А еще потому, что им никто не угрожает. Потому что мы их защищаем. А этих котят могла защитить только их мама…

— Рассказывай! Рассказывай! — нетерпеливо попросила Шадэ.

— Кошка боялась, что коршун погубит ее котят, и поэтому не оставляла их надолго без присмотра, а коршун опасался за своих птенцов, ведь кошка могла взобраться наверх по дереву, пока он охотится. Поэтому обе семьи жили впроголодь…

Ближе к полуночи, когда все уже спали, Шели незаметно вышла на улицу. Она много раз изменяла мужу, но впервые собиралась провести с кем-то ночь вне дома, это и пугало ее, и будоражило воображение. А тут еще эта сказка, которая почему-то так ее зацепила, взяла за живое. Может, потому, что эту сказку накануне ей рассказал Шумун.

«Что за странное совпадение», — пугаясь нехорошего предчувствия, думала женщина.

Шумун, в свою очередь, услышал эту сказку из уст Бэл-ушэзибу во время его прогулки с царем по дворцовому парку. На следующий день Син-аххе-риб поведал ее Арад-бел-иту, которого хотел приободрить, а еще — удержать от мести.

— Не думай о том, что тебе изменить не под силу. Такова воля богов. Ты молод, силен и возьмешь себе еще не одну жену. У тебя обязательно будет сын. И как бы там ни было, тебе быть моим соправителем, а не твоему брату, — сказал сыну Син-аххе-риб, впервые подтвердив вслух свое решение о престолонаследии.

«Однажды коршун слетел вниз и сказал кошке: нас и наших детей ждет голодная смерть, если мы не станем доверять друг другу. Давай поклянемся перед лицом великого бога Ашшура стать добрыми соседями. Того же из нас, кто нарушит это обещание, пусть ждут погибель и бесчестие»…

Арад-бел-ит выслушал сказку с почтением, но невнимательно: его голова была занята совсем другим. Прошел почти месяц с тех пор, как он поручил Набу-шур-уцуру найти нити, связывающие смерть младенца со сторонниками Закуту. Однако все оказалось впустую. Меньше ли от этого стало в его сердце ненависти к врагам? — скорее, наоборот.

Телятина попадала к столу царевны Шарукины сразу с пастбищ, расположенных в окрестностях Ниневии. За стадом из двух тысяч отборных коров следили царские пастухи и стражники.

Иногда Шарукина была не прочь полакомиться мягкой свининой; свинарник находился на хозяйственном дворе дворца Арад-бел-ита, куда не мог прокрасться никто из посторонних. То же самое можно было сказать и о птичнике.

Золотую форель ловили далеко в горах, куда надо было добираться не один день. Затем ее под усиленной охраной везли в Ниневию, во дворец принца. Искусный повар делал из нее уху и еще две десятка рыбных блюд.

Все пробовали, все проверяли, все были здоровы.

Допрашивали садовника, откуда брали плоды и ягоды: не было ли в них чего-то такого, что могло бы изменить исход беременности. На третий день он умер под пытками, ни в чем не признавшись. Взяли под стражу охрану царевны, выспрашивали, кто проходил к ней тайно, или слишком часто, или кто показался подозрительным — по этому пункту обвинения арестовали еще сто человек. Тех, кого можно было, взяли среди бела дня; тех, чей арест вызвал бы кривотолки, — выкрали тайно. Всех пытали, никто не сознался, всех умертвили. И все это время лазутчики Арад-бел-ита рыскали по всей Ассирии в поисках хоть какой-то зацепки, малейшего намека на измену.

Подозревали и повитуху. Она сбежала из дворца сразу после смерти младенца. Ее искали и среди живых, и среди мертвых — пропала бесследно. Но ведь она могла сбежать и из страха за свою жизнь, Арад-бел-иту это было понятно лучше других.

«Кошка и коршун принесли друг другу священную клятву жить в мире. Так началась для обоих родителей новая жизнь — спокойная, сытая, без прежних волнений и тревог. Каждый смело покидал свой дом, отправляясь за кормом для детей».

О том, что сотня Шимшона покидает Ниневию, Шумун, конечно, знал, хотя бы потому, что сам приложил к этому руку. Заранее предупредил Шели, упросил о встрече ночью. Как стемнело, стал ждать свою возлюбленную в таверне постоялого двора. Пил пиво, килик за киликом, и волновался как мальчишка.

Здесь, как всегда, было людно. Кутили торговцы, ремесленники, общинники, сновали продажные женщины, дешевое пойло лилось рекой, сыпались грязные ругательства.

Шумун бывал здесь часто. Но едва ли местные завсегдатаи догадывались, кто этот человек на самом деле и кому служит, тем более что царский телохранитель, направляясь сюда, одевался скромно и обходился без украшений. К нему давно привыкли, да и он знал многих в лицо, всегда приветливо кивал в ответ, если с ним здоровались. Но это не значит, будто он не подмечал того, что происходило вокруг.

— Рамана, ты сошел с ума — замышлять такое, — тихо говорил кто-то за его спиной. — Нас всех убьют!

— Брось. Все мы смертны, — еще тише произнес второй голос. — И когда мы умрем, то ничего не будет. Ни пива, ни шлюх, ни этой таверны… Чего я хочу — чтобы у меня всего было вдоволь. Сейчас, пока я жив… У нас никогда не будет столько золота, сколько нам обещают за это дело.

— А кто он? Ему можно верить?

— Царский сановник. Или жрец. Откуда я знаю. Думаешь, он назвал свое имя?! Все, что мне надо знать, — могу я рассчитывать на твоих людей или нет?

В дверях таверны показалась Шели, посмотрела на Шумуна, а он и виду не подал, что узнал ее.

Молодая женщина, смутившись от такой холодной встречи, — обычно он сразу вставал со своего места, подходил к ней, брал за руку и они шли наверх, в снятую комнату, — немного растерялась и замерла на пороге…

«Дружба и согласие длились недолго.

Однажды коршун отобрал у котенка кусок мяса и отдал его своим детям.

Тогда кошка дождалась, пока коршун улетит из гнезда, вскарабкалась по стволу и вонзила в одного из птенцов свои когти.

Тот взмолился, сказал, что коршун вернет такой же кусок мяса кошке, а если она расправиться с ним, бог покарает ее за клятвопреступление…»

«Что с ним, неужели он разлюбил меня? — подумала Шели. — Все равно не уйду отсюда, пока он не скажет мне это сам».

Шели прошла через таверну с высоко поднятой головой, — часть мужчин проводили ее взглядом, кто-то бросил вслед ругательное слово, но Шумун даже не попытался за нее заступиться, разговор двух бродяг целиком завладел его вниманием.