— Кто ты? — первое, о чем спросила Марганита, придя в себя.

Я вздрогнул, услышав ее голос, и беззвучно заплакал. Надежда едва не оставила меня.

Три дня она металась в бреду, бессвязно выкрикивала какие-то слова, билась в судорогах, закатывала глаза, тяжело и прерывисто дышала — или хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба, и вдруг затихала.

Отсроченная казнь через повешение.

Я вытащил ее из петли в последний миг: ее тело уже сотрясали конвульсии, а сознание отлетало в мир иной. Еще немного — и было бы поздно.

Чтобы ухаживать за ней, я вызвал из дома Элишву.

Кому еще я мог довериться, как не родной сестре.

Три дня Марганита находилась между жизнью и смертью, пока боги не вняли моим молитвам и не вернули мне самое бесценное сокровище.

Слезы?.. Это были слезы счастья…

— Где я?.. Кто ты? — она не узнала меня.

Я назвал ее по имени, сказал, что она в моем доме и ей ничто не угрожает.

— Меня зовут Марганита? — переспросила она.

Я ужаснулся: что стало с ее памятью? Что помнит это несчастное создание о своей жизни? Что знает о себе?..

Да… Так все и было: сначала я испугался случившегося, а потом поверил, что это к лучшему. Любовь эгоистична.

Элишва привязалась к своей подопечной. Марганита ответила взаимностью. Кто мог бы подумать, что они так быстро станут… даже не подругами — любящими сестрами! Принцесса словно начинала жизнь с чистого листа. Я не рассказывал Элишве, кто эта девушка, как она ко мне попала и почему пыталась покончить с собой. Марганите же отвечал: придет время, и ты все узнаешь. Ее братьев на время отправили в мой дом в Ниневии, к дяде Ариэ. Пока их для принцессы не существовало, мне казалось, так будет лучше.

Разумеется, все произошедшее мне пришлось скрыть от Арад-бел-ита. Но теперь я с еще большей тревогой ждал того дня, когда Син-аххе-риб вспомнит о моей пленнице.

Минул месяц после того, как Марганита пыталась покончить с собой. Поздно вечером я возвращался домой из царского дворца. Мар-Априм немного проводил меня. После известных событий мы сблизились, часто встречались, общались, но друзьями так и не стали. Со мной, как и со всеми другими, раббилум держался всегда высокомерно, а я, в свою очередь, никогда не склонен был доверять людям его сословия.

Он пригласил меня на охоту. Я ответил, что буду ему только обузой, поскольку у меня нет опыта в этом деле.

— Нет, нет, — не принял моего отказа Мар-Априм. — Ты обязательно должен поохотиться со мной на львов. К тому же принцесса Хава хочет встретиться с тобой. У нее все еще не было возможности поблагодарить тебя за мое спасение.

Я искренне удивился:

— Принцесса едет с тобой на охоту?

— Тебе стоит посмотреть, как она управляется с колесницей или стреляет из лука. Может, и ты научишься у нее чему-нибудь. Я слышал от Мардук-нацира, что царь завтра собирается отдохнуть от государственных дел, значит, ни ты, ни я ему не понадобимся.

— Да, это так, — подтвердил я.

— Тогда встречаемся завтра через два часа после восхода солнца у дворца Арад-бел-ита.

До дома я шел пешком. Широкая мощеная улица с двухэтажными домами, пылающие светильники, встающая за ними беспроглядная ночь и гулкое эхо моих шагов.

Я думал о Марганите. Накануне я осмелился ее поцеловать, нечаянно, в порыве страсти, с которой не смог справиться. Она растерялась, но ее губы чуть шевельнулись в ответ, и я почувствовал их сладкий вкус. Потом наступило неловкое для нас обоих молчание.

Я коснулся ее волос и понял, что едва владею собой.

Только ее голос отрезвил меня:

— Мне почему-то кажется, что ты всегда был ко мне очень добр…

И тут я признался, что давно и безнадежно в нее влюблен.

— Почему безнадежно? — не поняла она.

— Ты принадлежишь другому — моему и твоему господину, царю Син-аххе-рибу, — мне пришлось это сказать… Пришлось… Как бы ни корил я себя за это.

— Как это странно. Я не помню его.

В человеке иногда просыпается звериное чутье. Я шел по пустынной улице, строил мысленно крепости из песка — когда вдруг понял, что за мной наблюдают, идут по пятам, выжидают удобного момента, чтобы лишить жизни.

Черное небо над головой и длинные тени за спиной.

Мой шаг не стал ни шире, ни короче. Мне понадобилась вся выдержка.

«Кто знает, сколько их? — размышлял я. — Когда они собираются напасть? И почему?»

Я шел по Садовой улице, одной из самых безопасных в Ниневии, где в любой момент могла показаться внутренняя стража. Будь мои преследователи обыкновенными ворами, разве они стали бы так рисковать?

Для того чтобы спутать чужие планы, я свернул раньше, в узкий проулок, — это был самый короткий путь к дому. Два локтя в ширину, справа и слева высокий забор, двадцать шагов по прямой — и сразу развилка. Одна улочка поворачивает назад к Садовой улице и идет по кругу, другая поворачивает к моему дому, третья уходит к рыночной площади.

У развилки я и остался, спрятавшись в столетнем тополе, возвышающемся над жилым кварталом: немного подтянуться на руках, залезть в дупло и затаиться. Отсюда при полной луне перекресток был как на ладони.

Мне понадобилось терпение.

Было слышно, как поют цикады, неподалеку пьяный мужской голос срывался на крик, что-то загремело, разбилось, заплакала женщина, стала причитать, молить о пощаде, потом в соседнем дворе залаяли собаки, словно почуяли кого-то около ворот...

И тут появились они — двое рослых убийц в темных одеждах.

Они быстро свернули к моему дому и скоро растворились в ночи.

Я подождал еще немного, и еще… пока не увидел, что они возвращаются. Только теперь их стало трое.

— Ты уверен, что он не подходил к воротам?

— Да.

— И куда он мог деться?

— Может, повернул в сторону рынка?

— Это ночью-то? Зачем?

— Не знаю. Там всегда можно разжиться шлюхами. Может, поэтому.

— Нет, нет. Думаю, он нас заметил.

— Значит, станет еще осторожней. Возвращаемся.

У меня не было ни малейших сомнений, что их кто-то подослал.

Выбравшись из своего укрытия, я пошел следом за соглядатаями. Они остановились на постоялом дворе почти на окраине города, заплатили за комнату. Я же снял соседнюю — в надежде, что появится их хозяин.

Не повезло.

Утром мне пришлось уйти ни с чем. По дороге домой я решил обратиться за помощью к дяде Ариэ; долго упрашивать его не пришлось.

— Не волнуйся, если они с кем-то встретятся, ты об этом узнаешь, — убедил меня дядя Ариэ. — Кого ты подозреваешь?

Увы, с учетом тех тайн, что мне были известны, моим врагом мог быть кто угодно.

Хава и Мар-Априм появились намного позже, чем обещали. Только в полдень из ворот дворца Арад-бел-ита выехали две колесницы с влюбленной парой в сопровождении небольшого отряда конников — личной охраны принцессы.

Внучка Син-аххе-риба встретила меня радушно, без умолку щебетала, смеялась. Мар-Априм рассказывал о своих приключениях, когда он скрывался от внутренней стражи, о том, как ему пришлось на время покинуть Ниневию, путешествовать на корабле и спать под открытым небом…

— И даже прятаться на женской половине дворца моего отца, — выдала секрет Хава.

За три часа мы преодолели путь от Ниневии до предгорий. Опытные следопыты выдвинулись вперед, чтобы выйти на свежий след львиного прайда, который охотился поблизости. Мы остановили колесницы в небольшой рощице у обрывистых скал, сошли на землю и расположились лагерем.

— Охотники выслеживали их десять дней. Лев и пять львиц, — рассказывал Мар-Априм, принимая кубок с вином из рук своего слуги. — Лев старый, весь в шрамах, а львицы — как на подбор молодые, и как он только с ними справляется? Ладно с ними… Как от молодых львов отбивается, вот что непонятно! Нет ничего хуже, чем немощная старость.

Мар-Априм смеялся не надо львом, он намекал на Син-аххе-риба, когда, рассказывая, стал точно так же, как царь, выкатывать глаза, что случалось с ним в минуты гнева.