Дождавшись, пока смолкнет смех, Гиваргис, который все это время делал вид, будто вовсе не прислушивается к разговору, и ни разу не усмехнулся, вдруг зло поддел весельчаков:
— А мне все равно больше нравятся вавилонские шлюхи… Тем более, когда знаешь, что ты поимел чью-то жену или мать.
Вавилоняне насупились, Дэру вспыхнув, ответил:
— А как по мне, самые грязные шлюхи живут в Ниневии… Спал я с одной, перед самым походом, так потом неделю не мог живность в паху вывести.
Но вместо обиды эти слова вызвали у всех дружный смех, и ссора сама по себе сошла на нет.
— Наверное, и поживиться будет чем? — сказал Олборз, после того как разведчики успокоились.
— Значит, правду говорят, что самые жадные люди в Ассирии живут в Маннее? — улыбнулся Гиваргис. — Кто о чем, а он о добыче… Об этом забудь. Лишнего брать не будем. Нам еще возвращаться. Стало быть, идти надо налегке.
Между тем, мушки вместе с Абу уже успели подняться наверх и скрыться в пещерах.
— Все, отдыхаем, — приказал командир. — Ложимся спать. Задерживаться в поселении не станем. Возьмем свое и ходу… До полудня в дозоре по очереди Бэбэк и Олборз, после полудня — Дэру и Нэвид. Ночью поспать не получится.
Небо снова начинало хмуриться, грозить дождем. Он шел всю неделю, прекратившись только накануне выхода в разведку. Думали — повезло, да куда там…
От прошедших ливней земля насквозь пропиталась сыростью. Бусинки воды прятались на листьях деревьев, в кустарнике, в траве, от каждого дуновения ветра они срывались вниз, падали на лицо, на одежду, отчего она становилась влажной и бесполезной. Ассирийцы кутались в тонкие верблюжьи покрывала и, пытаясь согреться, жались друг к другу, как будто между ними были самые тесные узы. Так что Абу можно было только позавидовать. Пещерный город встретил его теплом и уютом. Гостя отвели в отдельное помещение, спрятанное где-то в глубине горы, заботливо омыли водой, положили соломенную перину на ложе, выдолбленное в скале, накрыли толстым и теплым одеялом, дали овсяную лепешку, напоили пивом.
А он на все обращал внимание: на количество комнат, куда ведут коридоры, насколько вместительны кладовые, а главное — с кем придется драться.
«Семья большая. Одних мужчин полтора десятка. Столько же женщин, но половина из них старухи. Те, что помоложе, — красотой не блещут… Похоже, мужики тут сами изголодались по женскому телу… Пять или шесть ребятишек… Дозорный — один. Вооружены хорошо: есть и большие ассирийские щиты, и длинные копья, и прочные доспехи, топоры, мечи, луки — да все, пожалуй, найдется… Зато неосторожны. Меня так совершенно не боятся. Оставили одного, как будто так и надо. Хотя… кто это там выглядывает из-за угла?.. Двое мальчишек, лет восьми... Это плохо. Вот от кого не избавишься… Или придется свернуть им шею».
До вечера Абу решил ничего не предпринимать, прикрыл глаза, собираясь если не поспать, то хотя бы отдохнуть, и неожиданно для себя задремал. Проснулся он оттого, что рядом с ним сел седовласый старик лет восьмидесяти, слепой и немощный.
— Спасибо, что приютили меня. Я не останусь в долгу, — с почтением произнес гость.
— У тебя приятный голос, добрый и спокойный, — ответил старик, закатывая водянистые глаза к небу. — Кто ты? Откуда?
— Я купец из Аданы. Вел небольшой караван в Каратепе. По дороге налетели кочевники, всех перебили, товар отобрали. Еле спасся.
— Давно ты в Адане? Кого знаешь из купцов? Может, начальника стражи? Я с ним знаком.
Абу мысленно усмехнулся: старик устроил ему настоящую проверку.
— Ты знаешь Ангру? Как тесен мир! Я поставляю ему свой товар, его жене нравятся мои ткани. Особенно пурпур.
Ассириец был уверен в себе: он посещал Адану в прошлом году, когда его сотня охраняла караван с золотом, отправленный наместником города для Син-аххе-риба.
— Пурпур? Я уже и забыл, как он выглядит, — мечтательно произнес старик.
— Я могу подарить пару тюков для женщин…
— Не стоит. Это не Адана, для кого им одеваться, для коз и овец? А своим мужьям они нравятся и так. Без одежды даже больше… Я принес тебе вина… Налей себе, налей мне. Вино хорошее, берегу для дорогих гостей… Расскажи, что видел, что слышал. Мы редко покидаем свой дом, разве что ради охоты… Но пока ассирийцы стоят в Маркасу, лучше отсидеться в пещерах.
— Хотел бы я и сам знать, куда они двинутся дальше. Дойдут ли до Аданы…
— Дойдут, а как иначе. Если началась война, беда никого не минует. Ассирийцы — они как саранча. И что говорят в Адане? Выстоит город?
— Там верят в это. Но больше всего надеются, что ассирийцы обломают себе зубы раньше. В том же Каратепе.
— Напрасно. Я стар и многое успел повидать, но не помню, чтобы сыны Ашшура останавливались на полпути или не отомстили за причиненные им обиды… Много ли ты путешествовал? Много ли повидал? Бывал ли в Ниневии, Калху, Дур-Шаррукине, Арбеллах, Ашшуре, видел ли Вавилон до того, как его разрушил Син-аххе-риб?
Абу обрадовался, что старика интересовала больше Ассирия, нежели Сирия, где он почти не бывал, и принялся рассказывать об огромных городах, окруженных неприступными стенами, шумных рынках, ровных и широких улицах, великолепных дворцах, зиккуратах, празднествах со всевозможными игрищами, что устраивал царь в честь каждой своей победы…
Старик молча слушал, слегка улыбался, часто кивал, изредка вздыхал, искренне удивлялся. Вскоре за спиной его появились сыновья, встали внуки, за мужчинами подтянулись женщины. Всем было интересно, Абу был неплохим рассказчиком. Стоило ему остановиться, когда пересыхало в горле, гостю подливали вина, миловидная девушка принесла ему молодую оленину. Жадно подхватывая с блюда горячие куски мяса, Абу продолжал говорить с набитым ртом, вспомнил о скачках, на которых ему доводилось бывать, описал, как несутся по ипподрому колесницы, переворачиваются, давят возничих, калечат лошадей, поведал, какие замечательные призы получают победители…
Он говорил бы, наверное, еще и еще, если бы не захмелел: сказались и бессонная ночь, и сытный ужин, и тепло, с которым его приняли хозяева, — глаза сами собой стали слипаться, а язык вдруг занемел. Абу, отставив опустевшее блюдо, тяжело вздохнул.
— Тебе надо поспать. Ты еще не восстановил свои силы, — понял старик.
— Да, да… — не стал спорить гость, чувствуя, что больше не в силах бороться с дремотой.
— Дэк! Агра! — окликнул сыновей старик.
Из-за спины вышли двое сыновей, каждый ростом с медведя, вставшего на задние лапы.
Один из них подошел к ложу вплотную, и вдруг сел на ассирийца сверху, схватив его за руки. Второй поднял топор, с которым все это время стоял, опираясь на него, как на посох. Абу, мгновенно позабыв о сне, стал умолять, просить, говорить, что он заплатит за свою жизнь серебром, что его ждут в Адане жена и дети. Но старик лишь усмехнулся и сказал:
— Ты ассириец, ассирийский лазутчик, как бы ни старался изобразить из себя купца из Аданы… К тому же Ангра умер полгода назад… Не знал?
И Абу замолчал, больше не сопротивлялся и принял смерть с достоинством.
Голову ему отрубили одним ударом на глазах у всей семьи.
17
За три месяца до начала восстания.
Столица Ассирии Ниневия
О местонахождении тайной службы Ассирии знал, наверное, каждый житель Ниневии.
Неподалеку от главной рыночной площади стоял длинный, похожий на казарму двухэтажный дом, окруженный высокой стеной из красного кирпича, у ворот всегда дежурила стража. Офицер учинял допрос — к кому и с какой целью пришел человек, и направлял в нужную комнату, где в обмен на ценные сведения, слух или подозрения ему выдавали ту или иную награду. В Ниневии было немало людей, зарабатывающих на жизнь доносами.
Резиденцию же главы тайной службы, а последние пять лет эту должность занимал Арад-бел-ит, найти было труднее. Находилась она поближе к Син-аххе-рибу, на восточной стороне дворцового комплекса. Путь сюда лежал мимо казарм внутренней стражи и многочисленных хозяйственных построек, затем надо было подняться по крутой каменной лестнице на открытую площадку, расположенную на высоте десяти саженей, и войти в узкий проход, больше похожий на пещеру. Дальше шли десятки комнат, где над расшифровкой или составлением донесений работали писцы, доверенные лица принца вели разговоры с лазутчиками, а начальники подразделений инструктировали своих подчиненных. Важных свидетелей или изменников, если того требовали обстоятельства, допрашивали с применением пыток этажом ниже.
