— А это кто с тобой?
— Раб принес весточку от друга из Хаттусы.
— Не от царевича?
— Разве его нашли?
Балдберт криво усмехнулся: он не верил Эрику.
— Мы как раз отправляемся к наместнику в гости. Поедешь с нами.
Собрались быстро. Вместе с Балдбертом и Эриком из стойбища выехала сотня дружинников. Спешили. В город вошли через Львиные ворота17. Не таились. Около дворца бросили коней и вломились в покои наместника, убивая всех, кто вставал у них на пути.
Лигдамиду нашли на женской половине. Он был пьян и спал в обнимку с дочерью наместника. Балдберт поманил к себе Эрика. Тот покорился, но, пряча окровавленный меч в ножны, даже не подумал стереть с лица высокомерную улыбку.
«Старый облезлый пес. Ты стареешь… стареешь, как и царь, — успокаивал себя Эрик. — А Лигдамида молод. Очень скоро он займет место своего отца, и тогда мы посмотрим, кто будет сверху, а кто снизу».
— Останешься при царевиче, — приказал Балдберт. — Найдешь, куда его можно вывезти из дворца, чтобы он проспался? Только не в стойбище.
Эрика едва не выдали глаза, засиявшие от нечаянной радости: удача сама шла ему в руки. Он давно хотел перейти на службу к Лигдамиде. Но конюший быстро овладел собой и с озабоченным видом кивнул:
— Да… Попробую.
— Ступай. Найдешь меня утром.
После этого Балдберт взял подушку и бросил ее на лицо спящей девушки и навалился сверху…
Эрик, перебросив царевича через спину лошади, словно какой-то тюк, в сопровождении трех дружинников отправился к Манасу.
Около постоялого двора конюший остановился, слез с коня, приказал его дожидаться, а сам осторожно вошел в калитку. Мало ли что. Он опасался Ашшуррисау. Хозяин был начеку — тут же выглянул из своего жилища, приложил палец к губам и позвал киммерийца к себе. Как только за ними закрылась дверь, объяснил:
— Он на втором этаже. Спит.
— Один? — поинтересовался Эрик.
— Да. Но ты же знаешь, насколько он хитер. От него можно ждать чего угодно.
— Ничего. Мы его возьмем. Но для начала мне надо укрыть царевича. Я привез его с собой. Он пьян.
— Не надо было везти сюда царевича! — испугался Манас.
— Он не поладил с отцом. Мне это даже на руку. Теперь я все время буду рядом с ним. Держись меня, не пожалеешь.
— Да, мой господин… Мы можем положить его здесь.
Эрик придирчиво оглядел чистую просторную комнату с широким столом и парой скамеек, а главное — с деревянным ложем, застеленным толстым одеялом. Согласился. Лошадей завели через ворота. Распрягли, поставили в стойла. Лигдамиду отнесли к Манасу, оставили одного.
— Идите за мной. Здесь ассирийский лазутчик. Его надо взять живым, — объяснил конюший дружинникам.
Манас остался во дворе. Огляделся. Подумал, что скоро будет светать, прошелся по кругу, погасил светильники. Едва его обступили сумерки, успокоился: так он чувствовал себя в безопасности. Сверху заскрипели доски под крадущимися киммерийцами. Ждать, когда все начнется, не хватало смелости. Сириец попятился к своей комнате и исчез в ней, словно мышь в норе.
И тотчас лезвие ножа коснулось его шеи.
— Кто здесь? — прошептал Манас. — Не убивай меня.
— Ну, тише, тише, — произнес сзади Ашшуррисау.
— Ты?! — изумился хозяин, задрожав от страха.
— Скажи, кто этот киммериец, которому ты отдал свое ложе?
— Лигдамида…
— Неужели? Похоже, удача снова на стороне сынов Ашшура.
— Если ты убьешь его, мы все покойники.
— Ты уже покойник, — ответил Ашшуррисау, немного ослабив хватку.
— Почему? — еще тише спросил сириец.
— Ты можешь обманывать и убивать кого и когда угодно, но предавать Син-аххе-риба, моего господина, не позволено ни одному человеку, живущему на этой земле.
Страх смерти придал Манасу сил и, главное, ловкости: он ударил Ашшуррисау локтем, рванулся вперед так, что дверь едва не слетела с петель, и бросился бежать к лестнице, ведущей наверх. Он поранился, когда спасался, и теперь левой рукой держался за шею.
Манас взбежал на второй этаж, все время оглядываясь: не преследуют ли его; там споткнулся и растянулся во весь рост, заплакал, сильнее прижал руку к ране, пополз на четвереньках. Спасительная дверь была от него всего в пяти шагах.
— Эрик! Эрик! — захрипел сириец. — Спаси меня! Он здесь! Его там нет! Его нет!!!
Вдруг решив, что Ашшуррисау настиг его, Манас нашел в себе последние силы, сумел встать на ноги, ворвался в ту самую комнату, которую недавно сдал ассирийцу… и замер.
Киммерийцы были мертвы. Все, кроме Эрика. Он был связан и лежал в углу. А на кровати сидел Касий, вытиравший тряпками окровавленный меч.
У Манаса заныло сердце. Он опустился на колени, а затем медленно завалился на бок.
На пороге показался Ашшуррисау.
— Ты, как всегда, не ошибся? — увидев его, усмехнулся Касий. — Эта сирийская крыса доставила нам конюшего в лучшем виде.
— Самое забавное — что он нам уже не нужен. Внизу — тот, с кем он должен был меня связать.
— И кто это?
— Наследник. Лигдамида.
Касий присвистнул от удовольствия, что все вышло так замечательно.
— Ты сделаешь мне подарок, если дашь убить Эрика. Он мне никогда не нравился.
— А есть кто-то, кто тебе нравится? Нет, Касий, нет. Отныне Эрик будет нашим шпионом у киммерийцев. Или ему придется объясняться с Лигдамидой, как он оказался у нас в ловушке. Тем более — после того, как ты…
Ашшуррисау тяжело вздохнул и закончил:
— …после того как ты убил того, кого не надо было убивать. Страх держал бы его на привязи лучше всякого золота.
Касий чуть не задохнулся от такой несправедливости:
— Ты о хозяине? Да я его пальцем не трогал! У него кровь на шее. Я думал, это ты!
Ашшуррисау присел рядом с Манасом, пощупал его пульс, еще раз осмотрел шею.
— На шее пустая царапина… Ты будешь смеяться, но он умер от страха.
10
Осень 684 г. до н. э. Ассирия.
Провинция Гургум. Город Маркасу
К ночи на город снова опустился туман. Кисир Таба-Ашшура, выдержавший за день, наверное, десять приступов, — нетрудно ошибиться, когда атаки на позиции накатываются словно волны, не успеваешь подбирать раненых, от жажды пересыхает в горле и нет времени даже на то, чтобы перевести дух, — с наступлением темноты, перегруппировавшись, перешел в наступление. Таба-Ашшур бросил в бой последние резервы. Защитники Маркасу, не ожидавшие подобной дерзости со стороны ассирийцев, поддались и почти без сопротивления оставили весь квартал, примыкавший к той части стены, где этим утром появился пролом.
Ближе к полуночи Таба-Ашшур собрал в своем штабе всех сотников, чтобы решить, как действовать дальше, зная: рассчитывать на помощь не приходится. Потери были огромные: в каких-то сотнях осталось по два-три десятка человек. Раненым потеряли счет. Лучше других дела обстояли у Шимшона и Хавшаба. Но все падали от усталости и едва могли держать оружие.
Таба-Ашшур осторожничал:
— Всем быть начеку. На тот случай, если враг вдруг пойдет в наступление. Хотя надеюсь, что до этого не дойдет. Бунтовщики измотаны за день так же, как и мы. А атаковать в такой туман — это всегда риск попасть в ловушку. Скорей всего, они будут дожидаться рассвета… Шимшона и Хавшаба это не касается. Ваши люди отсыпаются и приходят в себя.
— А вино, мясо будет? — оскалился Хавшаба, довольный такой перспективой. — А то на голодный желудок и не заснешь.
— Мясо точно будет, — спокойно ответил командир. — В лазарете есть пара старых кляч. Забьете их — вот вам и мясо. А вино… Вина нет. Зато мы нашли пивоварню… Она рядом с передовой. Я поставил там охрану, чтобы мой кисир не превратился в свору пьяниц, которых можно взять голыми руками. Но тебе и Шимшону я позволю забрать оттуда пару бурдюков…
Кто-то из сотников крякнул от возмущения. Кто-то заворчал.
Таба-Ашшур холодно заметил:
