Мар-Зайя непрозрачно намекал на опасных соседей Урарту — скифов, обосновавшихся севернее, в долине Аракса. Чтобы не допустить набегов в свою страну, Руса вынужден был платить им дань; численность скифов росла, сила крепла. Но с каждым годом кочевники требовали все больше и больше, все чаще нарушали договоренности, вторгаясь на окраины страны Наири. Это беспокоило и ее жителей, и ее правителя.
Руса прикусил язык, но улыбнулся, оценив то, как вышел из сложного положения Мар-Зайя, и подумал: «А ведь будет жаль, если такая умная голова полетит с плеч. Знал бы он, что его ждет дома!»
Русахинили, расположенный в плодородной долине, встречал путников ухоженными виноградниками. За ними среди садов прятались первые жилые постройки. Оросительные каналы, шедшие от моря Наири, пересекали окрестности города с запада на восток. Но чем ближе к крепостным стенам, тем гуще стояли дома, тем меньше было зелени и тем больше камня.
Охрана привратной башни, зная, что царь отправился на охоту, загодя открыла ворота. Начальник караула застыл навытяжку.
Мощеные улицы петляли между богатыми дворами, с двух- и трехэтажными домами, вдоль обочины рядом с широкими тротуарами пролегли канализационные стоки, в глубине кварталов стояли здания в четыре и пять этажей для неимущего люда, работающего на царя. Самые величественные постройки с колоннами и портиками лепились к скале Топрах-кале, которую венчала царская цитадель, ощетинившаяся неприступными стенами и крутыми башнями.
Людей нигде не было, лишь тощие собаки бродили по пустынным улицам. Город еще спал.
«Что заставило царя покинуть среди ночи лагерь? Спешно возвращаться домой, — размышлял Мар-Зайя. — И отчего он решил взять меня на охоту? По какой причине в нем вдруг проснулся такой неподдельный интерес к Табалу?»
— Мой туртан передал мне содержание вашего последнего разговора. Почему мар-шипри-ша-шарри так печется о благе того из принцев, чьи претензии на престол сегодня не имеют под собой никакой почвы? Почему ты не пытаешься поддержать Ашшур-аха-иддина?
«Ты не задал главного вопроса: «Почему тебе следует принять сторону Арад-бел-ита?», — подумал Мар-Зайя. — Однако только этот ответ ты и хочешь от меня услышать».
— О повелитель, когда мы пускаемся в далекое плавание, то отдаем себя воле ветра, когда высаживаем плодоносные деревья — ждем весны, а на охоте идем по свежему следу, чтобы отыскать добычу. Мы всегда плывем по течению. Так разве не разумно будет принять сторону того, на чьей стороне законные права на ассирийский трон. Син-аххе-риб любит своего старшего сына, размолвка между ними рано или поздно забудется, как всегда бывает между близкими людьми, а когда все разрешится, в выигрыше окажутся те, кто не пошел против привычного порядка вещей.
— Так, по-твоему, Ашшур-аха-иддин никогда не станет царем?
— Я не астролог, но я знаю об истинном положении дел в Ассирии. Поддержка младшего из сыновей Син-аххе-риба внутри страны становится тем меньше, чем дольше он ведет войну в Табале. Вопрос лишь в том, насколько хватит терпения у его отца.
Мар-Зайя показался Русе убедительным в своих доводах, и царь вдруг принял решение, о котором несколько минут назад даже не помышлял:
— Хочу дать тебе совет, — неожиданно сказал он.
— Я твой верный слуга, — почтительно склонил голову ассириец.
— Тебе не стоит возвращаться в свои покои. Уезжай из Русахинили сейчас же и немедленно. И лучше всего — куда-нибудь подальше, например в Эребуни. Я знаю, у тебя там есть друзья. Найди себе занятие, достойное твоего ума и положения. И на какое-то время забудь о своей родине.
Мар-Зайя едва сумел скрыть свое удивление. Они оба понимали: Руса не вправе указывать ассирийскому посланнику, но учтивость, с которой это было преподнесено, наталкивала на мысль, что царь действительно хочет помочь ассирийцу.
Видя, что мар-шипри-ша-шарри все еще сомневается, Руса добавил:
— Поверь, новости всегда летят быстрее лошадей. Очень скоро ты все поймешь — и будешь мне благодарен. Я ценю твою преданность Арад-бел-иту и хотел бы еще вернуться к этому разговору, однако пока обстоятельства диктуют свои условия.
Царь приказал спешиться одному из своих телохранителей, чтобы Мар-Зайя мог взять его коня, дал двух охранников в сопровождение. По-доброму попрощался.
Вернувшись во дворец, Руса послал за начальником тайной службы Багратом.
Наложницы сняли с царя одежды, намаслили всевозможными мазями упругое тело, принялись разминать уставшие мышцы. Все это время он оставался задумчив и никого не замечал.
Баграт, высокий худощавый мужчина средних лет, появился в царских покоях почти незаметно, осторожно встал у стены, тихо сказал: «Мой повелитель», на что Руса очень живо откликнулся, поманил к себе и спросил:
— Он уже здесь? В Русахинили?
— Прибыл вчера вечером. Приходил во дворец.
— Что он хотел?
— Спросил, где остановился ассириец по имени Мар-Зайя, который обманом присвоил себе звание мар-шипри-ша-шарри.
— И каким был твой ответ?
— Что он недавно покинул столицу, отбыв в неизвестном направлении. Но если будет на то воля ассирийского посланника, царь Урарту найдет этого наглеца и передаст его в руки Ассирии.
Руса, довольный находчивостью сановника, улыбнулся:
— Ты, как всегда, читаешь мои мысли… Нам лучше подождать, посмотреть со стороны, чем закончится эта грызня в Ассирии. Мы вмешаемся, лишь когда будем уверены в том, кто сядет на престол в Ниневии… Как его зовут — этого нового мар-шипри-ша-шарри?
— Мой повелитель, этим летом ты с ним встречался. Это Мар-Априм.
3
Пятью месяцами ранее.
Весна 683 г. до н. э.
Урарту. Город Эребуни.
Население не более 20 тысяч человек
Анкар проснулся среди ночи от кошмара, даже вскрикнул: так ему стало страшно. Пытаясь спастись от страха, зажег свечу. Свет вернул старику самообладание. Покосившись направо, Анкар недовольно крякнул: на широкой деревянной кровати никого не было, и как ушла молодая жена, он не слышал.
«Интересно, и давно моя Санит шляется по ночам, когда муж спит и ни о чем не подозревает? — шевельнулась в его голове неспокойная мысль. — Знает ведь, что сон у меня крепкий, вот и пользуется».
Он спустил ноги с кровати, влез в деревянные колодки, в которых ходил по дому, и, шаркая ими по полу, прошел из спальни в соседнюю комнату, где Санит мастерила днем всякие поделки — скорее, себе на радость, чем им на пропитание: чего-чего, а средств на жизнь у них хватало. Где-то глубоко в душе он все-таки надеялся, что жена неподалеку…
Писец Анкар начинал свою службу властителям Наири еще во времена царя Русы, сына Сардури. При царе Аргишти писец возглавлял ведомство, которое вело переписку со всеми провинциями Урарту. При нынешнем правителе стал отвечать за внешние сношения, делая переводы документов с инородных языков на урартский13.
В свои шестьдесят Анкар достиг вершин того, на что может замахнуться человек его положения. С ним считались, ему доверяли, он пользовался уважением сильных мира сего. Единственное, чего у него не было, — друзей и благодарных учеников. Анкар никого не подпускал к себе близко, сторонился интриг, и все, чего хотел, — остаться наедине с письмом, которое знал почти досконально.
Беда подкралась незаметно. Кто бы мог подумать, что этого старика еще можно расшевелить, пробудить в нем плотские желания, заставить сердце биться, словно в юности! Звали ее Санит. С тех пор, как эта мидийская наложница появилась в его доме, жизнь пошла наперекосяк. Сначала Анкар освободил рабыню ото всей тяжелой работы, приказав прислуживать ему за столом. Затем поселил в комнате по соседству со своей спальней. Санит же стала вить из него веревки, требовать дорогих подарков и одежд, и со временем превратилась в полноправную хозяйку в доме. С этих самых пор и не стало хватать писцу жалованья. Пришлось обращаться к тамкару, ссужавшему золото самому царю.
