— Мой дорогой Ашшур, не стоит так гневаться из-за пустяков, — снисходительно улыбалась Шаммурат. — Разве ты не видишь: этот человек впервые в нашем городе и многого просто не знает.
Приглянувшаяся вещица, что бы это ни было, в таких случаях всегда доставалась ей бесплатно.
В это утро Шаммурат остановилась около молодого жеребца вороной масти, выделявшегося среди прочих коней статью, горячим нравом и богатой попоной, наброшенной на могучий круп.
Принцесса долго рассматривала скакуна, с некоторой опаской потрепала его по холке и наконец произнесла:
— Я хочу знать, сколько он стоит.
— Моя госпожа, он вряд ли продается, — тихо подсказал начальник ее стражи.
— Почему?
— Думаю, его хозяин где-то поблизости и лишь оставил здесь коня, чтобы пройтись по рынку.
— Тогда найди этого человека и договорись о цене. Я хочу подарить прекрасного жеребца моему мужу.
Мысль сделать подарок Аби-Раме пришла в голову Шаммурат неслучайно. Накануне женщина вдруг поняла, что их счастливый брак может расстроиться. После двух лет замужества у нее по-прежнему не было детей, напомнила же об этом свекровь, решившая вдруг отужинать вместе с сыном и невесткой. В результате трапеза едва не закончилась ссорой. Слава богам, что Аби-Рама встал на сторону жены. И теперь она чувствовала себя обязанной отплатить ему чем-то особенным.
— Он не продается! — громко и грубо произнес кто-то за ее спиной.
— Все продается, а то, что нельзя купить, всегда можно забрать силой! — резко ответила Шаммурат.
Ее начальник охраны опешил, услышав, что госпожа гневается. Он всегда считал ее тихой овечкой, — да, немного избалованной, чуточку своенравной, но все-таки овечкой, — а тут такое перевоплощение! Впрочем, это замешательство быстро прошло и стражник уже посмотрел на хозяина жеребца, как на заклятого врага.
— Моя госпожа, позволь мне проучить этого наглеца.
Прежде чем кивнуть Ашшуру, Шаммурат решила посмотреть в глаза тому, кто осмелился ей перечить. Но обернувшись, она вдруг побледнела, пошатнулась и едва не упала. Стражник подхватил ее под руки, помог присесть — слуги немедленно нашли скамеечку.
— Моя госпожа, нам лучше вернуться.
Но Шаммурат продолжала смотреть куда-то за спину обидчику, позабыв и о нем, и о его жеребце. Минуту назад она увидела в толпе лицо Хавы. Но это было так невероятно, что просто не могло быть правдой.
— Да. Ты прав. Возвращаемся во дворец, — согласилась Шаммурат, снова с надеждой оглядываясь вокруг.
Она села в паланкин. И стала думать, что сходит с ума.
«А может, это все демоны… Проделки свекрови… Разве она не могла навести на меня порчу?..»
Ей стало страшно, сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди.
«Дыши, дыши… Ты справишься, ты сильная»…
На самом деле она была очень слабой и знала об этом. А еще — трусихой.
«А что, если Хава явилась мне, чтобы предупредить об опасности?! Свекровь хочет меня отравить! — осенило женщину. — Это знак! Мне надо бежать! И немедленно! К отцу, в Ниневию! Аби-Рама не сможет защитить меня от своей матери».
Шаммурат приказала рабам остановиться, вышла из паланкина и так растерянно посмотрела на начальника стражи, что он снова спросил, как чувствует себя его госпожа.
— Не иди за мной. Я хочу побыть одна.
Стражник не подчинился:
— Тогда мне не сносить головы. Все, что я могу, — это оставить здесь стражу, но тебя я не брошу.
— Хорошо. Пусть так и будет, — согласилась его госпожа, тут же шагнув в людской поток, который с каждой минутой стал уносить ее все дальше и дальше от паланкина.
Удивленный Ашшур едва поспевал за ней.
А через минуту на пути Шаммурат возникла какая-то нищенка.
— Ты?! — вырвалось у жены наместника.
Это была все-таки Хава.
Сестры обнялись и расплакались.
— Ты жива! Слава богам, ты жива!!! — причитала Шаммурат.
***
Они уединились в паланкине, чтобы избежать любопытных взглядов. Ехать во дворец Хава не захотела.
— Ты сошла с ума? Как можно отказаться от возможности отдохнуть и привести себя в порядок, когда ты столько времени путешествовала как нищенка?
— И кто это меня сейчас упрекает в помешательстве? — рассмеялась Хава, припомнив Шаммурат панику, о которой несколько минут назад было поведано как о самом ужасном кошмаре.
— Это совсем другое. Я боюсь свою свекровь потому, что она занимается магией. А еще потому, что она меня ненавидит.
— С чего это между вами такая неприязнь возникла? Когда я в последний раз была в Изалле, ты ее хвалила.
Шаммурат тяжело вздохнула.
— У нас нет детей.
— А давай-ка я покажу тебя своей Каре.
— Это той колдунье, которой ты обязана жизнью?
— Она любую хворь одолеть может.
— И как же мы увидимся, если ты во дворец ехать не хочешь?
— А мы так поступим: ты дашь мне немного серебра, я сниму комнату на постоялом дворе, том, что за городскими стенами, и ближе к ночи приходите вдвоем. Хочу выяснить у твоего мужа, как обстоят дела в Ниневии...
— То есть его ты все-таки не боишься, — смекнула Шаммурат. — Тогда чего еще?
— Скажи, это правда, что дед при смерти? Как это случилось?
— Удар его хватил еще осенью, когда пришла эта страшная весть из Ордаклоу о тебе и Ашхен. И с тех пор лучше ему не стало.
— Теперь скажи, могу ли я чувствовать себя в безопасности, если на троне сейчас Ашшур-аха-иддин, а меня для всех давно нет в живых? Нет… Хочу тайно добраться до Ниневии. Там посмотрим. Да и не Аби-Раму я боюсь, а того, что среди его окружения окажутся лазутчики Закуту.
Тем же вечером Шаммурат рассказала мужу о Хаве и ее планах.
Аби-Рама воспринял ее чудесное спасение спокойно, рассудительно заметив, что осторожность в этом случае действительно лишней не будет. Согласился он и с тем, чтобы тайно навестить Хаву на постоялом дворе.
По-родственному обняв свояченицу, наместник тут же обратил внимание на Кару, которая стала о чем-то шептаться в углу с Шаммурат, и недовольно поинтересовался:
— А эта старуха зачем здесь?
— Она поможет вам обзавестись наследником, — улыбнулась принцесса. — Давай-ка оставим их наедине. Я хочу знать обо всем, что произошло в Ассирии в мое отсутствие.
К ночи пошел небольшой дождь, и, чтобы не мокнуть во дворе, Аби-Рама и Хава скрылись в таверне.
Хозяин, узнав наместника, заискивающе улыбался, принес вина — самого лучшего, по его словам, — жареного молодого барашка и свежих овощей. Впрочем, с куда большим аппетитом все это ела и пила молодая женщина, чем мужчина. Мужчина только говорил…
Падение Ордаклоу повлекло за собой череду страшных бед для Ассирии. Известие о трагической судьбе любимых внучек привело Син-аххе-риба в ярость. Он заревел как раненый зверь, вырвал из ножен меч и мгновенно расправился с гонцом. А затем рухнул сам, словно этот клинок пронзил сердца их обоих.
Царя хватил удар.
Четыре долгих месяца Син-аххе-риб лежал в своей постели, в полузабытьи не узнавая никого из окружающих и оставаясь беспомощным точно младенец. Весной слухи о состоянии властелина поползли по всей Ассирии. Тогда в Ниневию приехал Ашшур-аха-иддин, собрал всех министров, жрецов и самых влиятельных наместников, занял место на троне, рядом посадил мать. Ближе всех стоял Арад-бел-ит.
Ко всеобщему удивлению, Ашшур обошелся с братом очень ласково, говорил подчеркнуто уважительно, оставил все привилегии, хотя и отобрал тайную службу, выразив недовольство тем, как та справляется со своими обязанностями в Урарту и Киммерии. Начальником тайной службы назначил Скур-бел-дана, приехавшего вместе с принцем в столицу. Главой внутренней стражи Ассирии остался Набу-шур-уцур. После этого Ашшур-аха-иддин вернулся в Табал, где война давно приняла затяжной характер.
— Так что в столице сейчас всем заправляет Закуту, — подвел черту Аби-Рама.
— Значит, мне надо пробраться во дворец, минуя ее.
— Син-аххе-риб едва говорит. Давно не встает с постели… Он обречен.