Желтые глаза Плэгаса недобро блестят в полутьме.
— Раз, два, три, четыре, пять. Вышел фелинкс погулять… — мило улыбаюсь в ответ.
Драться с учителем в честном поединке очень не хочется, но придется. Так чего ж политесы разводить? Благо, меч в левом рукаве и кинжал в правом имеются. А как иначе, если у меня учитель в доме!
Тот же выразительно рассматривает подушечку. Нет, ну Дарта Плэгаса Мудрого одной подушкой не уработаешь. Но ход моих мыслей он вычленил верно.
— Тебя все устраивало. Даже позиция вечного ученика. До тех пор, пока не пришлось делиться властью…
— Вы готовы отказаться от статуса соправителя?
Понимаю, что борзею, но если владыка Плэгас хочет поговорить…
— Политика — искусство возможного. Да и зачем множить сущности, особенно когда дряхлая Республика едва ли вытянет двоих.
— А на вершине Империи возможен только один.
— Полагаете, что сможете стать этим одним, владыка Сидиус?
— Да, владыка Плэгас.
— Хорошо, с сего момента я не считаю вас более своим учеником. Мало того, я освобождаю вас от всех ограничений правила Бейна. Но и у меня с этого момента развязаны руки. Пока существует Республика, я не буду претендовать на публичную власть в ней. Но я всячески буду подрывать ее, не заботясь о том, как мои действия скажутся на авторитете верховного канцлера. Наш прямой поединок переносится на день падения Республики, ибо он имеет смысл лишь в том случае, если призом победителя станет императорский трон.
— Да будет так.
Возражать вроде бы нечему. Хотя ситх кроется в деталях. А их-то обсудить мы просто не успеваем. Мешает вроде бы негромкий хлопок, от которого закладывает уши, а с потолка сыплются куски декора. Тут же взвыла пожарная сирена.
— Сдается мне, Сидиус, кто-то решил вас убить, — к Плэгасу возвращается чуть нетрезвая веселость.
— Сдается мне, что не меня, — бросаюсь к перегораживающему дверь в одну из спален дивану.
Стоило его отодвинуть, как дверь рушится к нашим ногам. Комнаты за ней собственно нет. Провал на пару этажей вниз. Пожарный и полицейский флаеры паркуются прямо к пролому окна.
— Камеры наружного наблюдения зафиксировали выстрел из плазмомета с пролетающего мимо аэробайка без номеров, сэр, — обращается ко мне полицейский.
Взгляд сам цепляется за подсвеченную в ночном небе башню Совета джедайского храма. Могли и прямо оттуда выстрелить. Чего зря байк гонять. Глупо, но сейчас этот бредовый вариант мне кажется вполне реальным.
— Скажите, сенатор, связываете ли вы покушение на вас с завтрашним голосованием в Сенате?
Гибкий стебель телескопического микрофона кого-то из наиболее шустрых репортеров пробирается ко мне через толпу официальных лиц. Ужасно хочется просто отшвырнуть его в сторону. Но я сдерживаю раздражение и отвечаю парой дежурных фраз про необходимость тщательного расследования и недопустимость скоропалительных выводов. Наконец необходимые формальности соблюдены, и я удаляюсь вглубь покоев.
Дарт Плэгас уже поджидает меня с бутылкой коррелианского рома. Закуска по минимуму.
— Чем с более помятой рожей вы явитесь завтра в Сенат, тем вернее за вас проголосует всякая сердобольная сволочь.
Молча киваю. Мне просто необходимо сейчас напиться. До беспамятства. По-черному. Не потому что мне уж так сильно жаль мальчишку. Упущенных возможностей — да, есть немного. А самого мальчишку… Это даже на неудачную шутку не тянет. Просто, неправильно это. Я — последний разумный нашей галактики, способный заподозрить наших рыцарей Светлой стороны Силы в чистоте рук. Но холодную голову и хоть какое-нибудь сердце иметь надо.
— А ведь мальчишка, сам того не зная спас сегодня троих, — заговаривает первым Плэгас: — рыцаря Джинна с его учеником и кого-то из нас.
Пьем, не чокаясь. Потом опять молчим. И снова пьем.
— Этот мир совсем испортился, — жалуюсь я бывшему учителю.
Тот отвечает еще через три рюмки.
— Слышь. Пал... Палп… тьфу! Сидиус. Пошли в Храм, а?
— К джедаям? Так они спят уже.
— И хрен с ним. Свидетелей меньше.
— Только никаких честных поединков! Просто бьём морду магистру Винду и уходим. А то Джем Со я щас не сдюжу.
— Не-е-е, морду бить не будем. Ему Квак… Квай-Гой рыло начистит… Или Дуку.
— Или оба сразу. А что мы сделаем?
— Допьем и пойдем.
Мы допиваем и идем. Дарт Мол перехватывает нас уже на улице.
— Прошу простить, милорды, но вам лучше вернуться и лечь спать.
— Пшел с дороги, головастик!
— Месть ситхов будет страш-ш-шной!
Забрак молча сверкает желтыми глазами из-под капюшона и остается стоять на месте. Только надолго его не хватит. Волна нашей ненависти возможно несколько расфокусирована, но мощь владык Тьмы неостановима! Дарт Мол тяжело вздыхает и делает шаг в сторону. За его спиной очень кстати оказывается распахнутая дверца спидера. А то ноги держат меня уже не слишком надежно. Почти падаю внутрь.
Следующим несомненным воспоминанием становится неприятно бьющий в глаза солнечный свет. И невозможность открыть глаза или отвернуться без риска взрыва внутри головы. А что было до этого… Зыбкие обрывки, было — не было, не разобрать. К забору Храма мы вроде бы подъехали. Только почему-то далеко от ворот. Решили идти пешком. Но путешествие быстро утомило. Показалось, что идти к джедаям лордам ситхов западло. Дарт Плэгас вроде бы орал через стену, чтобы к нам немедленно вышел Йода. Но гранд-магистр испугался и не пришел. Тогда учитель решил пробить джедайскую стену лбом. А я предложил месть лучше. Потом мы, кажется, втроем мочились на стену. А-а-а, нет, не помню.
Зато утро выдается. Каким? Просто выдается. Начинается оно ближе к полудню. Завтрак кажется излишним. В доме — ни души. Дарт Плэгас отбыл в неизвестном направлении. Ну и ситх с ним. Дарт Мол тоже где-то шляется. Жаль, ему бы я рога пообломал за вчерашнее непочтение.
В Сенате оживленно обсуждался самоотвод третьего кандидата. Обсуждался шумно настолько, что предвыборную речь моего соперника сенатора Органы даже если кто и хочет услышать, за шумом не сумеет.
Взглянув на меня, все утро комлинк разрывавший Мас Амедда только рогами качает молча, сует мне в руки бутылку минералки и плавно трогает ложу в центр зала. Прикладывать холодненькую бутылку ко лбу приятно, а думать о предстоящей речи — нет.
— Дамы и господа, полагаю, что события последней ночи красноречивее любых слов говорят о принципиальной позиции, идеалах и врагах следующего кандидата — сенатора от Набу Шива Палпатина.
Поднимаюсь на ноги и кланяюсь собравшимся. Нет, головой лучше не шевелить. Тем временем председательствующий Амеда не унимается.
— Так стоит ли тратить время на слова, когда мы видим дела?
Зал неопределенно гудит. То ли морду мою опухшую оценивает, то ли согласие выражает. Я не понял.
— Предлагаю перейти к голосованию.
Зал не возражает. Ох, Амеда, ох, спасибо! Век не забуду! Пока голосование, пока то-се, к первой речи в качестве канцлера я вполне оклемюсь.
Домой я возвращаюсь практически ночью. Обессиленно плюхаюсь в кресло. Напиваться второй вечер подряд — лишнее. Просто не шевелиться. И не то, чтобы обеспечить гарантированный исход голосования было особенно сложно. Однако, ощущение, словно из выгребной ямы вынырнул. Наверное, именно потому и противно, что несложно и предсказуемо. И еще из-за едва заметного запаха гари из пострадавшей части дома.
Ступор постепенно сменяется раздражением. Где этот хаттов Мол? Учителю вызвериться не на кого, а его невесть где носит! Словно почувствовав мое всё нарастающее недовольство, в коридоре завозились. В полумраке гостиной по пальцам явственно бегут искры статического электричества. Желание шибануть по ученику прямо через дверь оказывается столь непреодолимым, что я вскидываю руки в характерном жесте «молния ветвистая, средней интенсивности с двух рук».
— Я не один, — раздается из-за двери.
Кого он еще приволок? Быстро протираю руки шерстяной тряпкой и прикладываю ладони к металлическим набалдашникам на ручках кресла. Надеваю на лицо добродушную улыбку.