- Не скажешь?
- Нет.
- Зря. Скажешь тебя в больнице будут охранять как ценного свидетеля. Нет обычный сержант будет возле твоей палаты дремать. И до суда не доживешь, пригрозил Турецкий.
- Шантажируешь? погрустнел киллер.
- Рисую реальное положение вещей.
- Потом нарисуешь. Сейчас "скорую помощь" вызывай.
- А ты не убежишь?
- Как? улыбнулся через силу киллер.
Когда киллеру оказали первую медицинскую помощь и увезли в тюремную больницу, а следователю Турецкому залепили царапину на ухе пластырем, в кабинет к Турецкому решительно вошел Меркулов.
- Привет, Костя! Пришел навестить раненого?
- Да! без улыбки заметил Меркулов. Это немного веселее, чем прощаться с усопшим!
- Ну, Костя, что за упаднические настроения? Обычный трудовой режим… улыбнулся Турецкий.
- Нет уж! Хватит! хмыкнул Меркулов.
- Что хватит? не понял "важняк".
- Работать хватит!
Меркулов выпалил несколько непечатных выражений и только после этого перевел дух.
- Да, Константин Дмитриевич, не знал я, что вы можете так с подчиненными разговаривать!
Меркулов покачал головой.
- Саша, не хорохорься. Вот что я решил: тебя я отправляю в отпуск после ранения, а дело это передаю следователю Могилинцу.
- Погоди, Костя…
- Молчать! рявкнул с неожиданной силой Меркулов.
- Но…
- Никаких "но!" Если я потеряю тебя, с кем же я останусь в этом гадюшнике, а? С кем?
- Хорошо, Костя, уговорил. Так и быть, завтра напишу заявление…
- Сегодня. Сейчас. А я оформлю приказ об отпуске с сегодняшнего числа.
- Где это тут была моя ручка…
- Возьми мою.
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, затем Турецкий послушно сел и сказал:
- Хоть убей меня, Костя! Пока дело не доведу до конца, ни в какой отпуск не пойду!
Сегодняшнее утро началось с того, что Ирина Генриховна заявила мне, что подает на развод.
Вообще- то Ирина не в первый раз собралась со мной разводиться, но сегодня она была настроена особенно воинственно. Я хотел ей напомнить, что развод касается не только нас двоих, есть у нас и третий человек дочь Ниночка. Но Ирина пребывала в такой ярости, что все равно бы меня не услышала.
На своем веку я немало повидал женской ярости по долгу службы, так сказать, но такую, какой была Ирина сегодняшним утром, видеть не доводилось. Это была не женщина и даже не разъяренная фурия это была никому не подвластная стихия, с которой бороться совершенно безнадежно.
Я и не боролся.
Собственно, ничего нового я о себе не узнал. Претензии все те же, что и всегда: я плюю на семью, я шляюсь ночами, ребенок меня не видит, работаю слишком много, ночую черт знает где и при такой жизни обязательно скоро сдохну.
В общем, сгорю на работе.
Но этот тон, господа, эти интонации, эти испепеляющие взоры… Короче, я едва успел накинуть что-то на себя и, втянув в плечи голову, поспешил из дома вон.
Конечно, можно было избежать всего этого накала страстей, если бы я вовремя принял меры. Но я вел себя беспечно, и несколько недель назад моя супруга, мать моего ребенка, торжественно мне объявила: я, мол, гражданин Турецкий, с тобой больше разговаривать не намерена.
Больше всего меня задело слово "гражданин". Будто я подследственный. И потом, если ты называешь меня гражданином Турецким, то почему на "ты"? Короче, я вышел из себя.
- Вот что, Ирина Генриховна, сказал я. Вы мне все время говорите, что я чужой вам. С этого момента я называю вас по имени-отчеству и ночую на диване. Прошу понять меня правильно.
Но она поняла меня, естественно, неправильно. Она тут же решила, что я завел себе любовницу, что было явной неправдой: я не могу встречаться постоянно с одной и той же женщиной. И если уж говорить о любовницах, то только во множественном числе.
Если быть честным, положив руку на сердце, то все давно шло к этому. Уж не знаю, за что невзлюбила меня моя жена, но последние месяцы жизни как таковой у нас не было. Я уж не говорю о сексе.
Даже думать не хочу, чем я ей так стал невыносим. О себе на этот счет помолчу.
Пока.
- Следователь не обязан присутствовать при аресте! кричал мне в лицо Грязнов.
- Конечно, не обязан, соглашался я. Но закон и не запрещает этого, правда?
- Это идиотизм!
- Идиотизм разговаривать со мной таким тоном, устало возражал я ему. Слава, даже Меркулов согласился с моими аргументами.
- Я командую операцией, решительно заявил Грязнов.
- У тебя мания величия. Тебе кажется, что ты Фирсов?
Он понял тщетность своих усилий и махнул рукой.
- Делай что хочешь, в сердцах бросил он.
- Вот спасибо, сказал я. Люблю делать то, что считаю нужным.
И вдруг он ни с того ни с сего спросил:
- Как у тебя с Ириной?
Ничего себе! Трогательная забота. Что это он о жене моей вспомнил? Неужели у меня на лице написаны все мои семейные невзгоды?
- Спасибо, сказал я ему. Никак.
Встреча Портнова с Селезневым должна была произойти, по словам последнего, на кольцевой дороге, около Каширского шоссе, в небольшом придорожном кафе. Уже за два часа все в округе было оцеплено.
Чтобы не вспугнуть Портнова, было решено оставить Селезнева там, где он постоянно пребывал. А если его спрятать, Портнов сразу почувствует неладное и арест его станет весьма проблематичным. Ничто не должно было насторожить Портнова.
Все официанты в кафе были заменены за несколько дней до намеченной встречи. Роль бармена исполнял оперативник МУРа, это был единственный представитель не гэбистов.
Просеяв, как сквозь сито, порядочное количество своих людей, полковник ФСБ Фирсов остановился на нескольких надежных фигурах. За всех мог бы поручиться собственной головой.
Несколько машин стояли наготове, и мы с Грязновым сидели в одной из них. Слава смотрел на часы каждые две минуты.
- Все будет хорошо, пробовал я его успокоить. Не нервничай ты так, ради Бога.
Он зло на меня посмотрел и буркнул:
- Много говоришь. Из-за этого я и не хотел, чтобы ты отправлялся с нами.
- Молчу, сказал я и тут увидел человека с портфелем, приближавшегося к кафе. Стоп. Кто это?
- Селезнев, ответил Грязнов.
- Рано что-то, посмотрел я на свои часы. У него в запасе еще минут десять, не меньше.
- Ничего особенного, сказал Грязнов. Он пришел пораньше, Портнов чуть позже.
- Если бы так, усомнился я, глядя, как Селезнев скрывается за дверями кафе. Не знаю почему, но не нравится мне это.
- Не психуй, Саша, попросил меня Грязнов. Заарестуем мы их, не волнуйся.
- Ладно. Будем ждать Портнова.
Прошло десять минут. Пятнадцать. Полчаса.
Портнов не появлялся.
- Что такое?! вдруг воскликнул Грязнов, увидев, что Селезнев выходит из кафе, не дождавшись Портнова.
И уходит. То есть стоит у обочины дороги с поднятой рукой, пытаясь остановить такси или частника.
- Давай! приказал Грязнов водителю. Подъезжай к нему.
Машина, в которой мы сидели, тронулась с места. Грязнов сказал в рацию своим людям:
- Я возьму его.
Мы подъехали к Селезневу и остановились. Он пригнулся к окошку нашей машины, увидел меня и Грязнова и отшатнулся.
Сказал дословно следующее:
- Нет, мужики. Езжайте. Я только в свободные машины сажусь.
Когда же я стал настаивать: "Садитесь", он замотал головой:
- Нет, мужики, поезжайте. Я вас боюсь.
На ходу вытаскивая пистолет, я выскочил из машины и положил ему ладонь на плечо:
- Садись, говорю!
Он вздрогнул и юркнул в салон.
Грязнов как-то странно посмотрел на нашего пассажира.
- Это не Селезнев.
- Ты кто такой? спросил я того, кого мы приняли за Селезнева.
- Я? Коля.
Ну прямо хоть веди его в детский сад Коля!
- А что ты тут делаешь, Коля? ласково спросил я его. Зачем пришел в это кафе?
- Ну как? Попросили меня. Сказали, приедешь в кабак, посидишь минут сорок и уйдешь. Сто долларов заплатили. А я что? Сто долларов большие "бабки".
