И лишь когда запахло международным скандалом, менты, как говорится, в один секунд похватали вожаков из местных, постращали и отпустили с миром. Низкий поклон тебе, родная милиция! Если бы, разумеется, не всегда, но в особых случаях ты поступала подобным образом, наверняка не плевались бы жители района, а теперь и все москвичи при одном лишь упоминании об Университете дружбы народов…

Примерно так размышлял Александр Турецкий, проезжая по ночным улицам Москвы.

Недалеко от общежития, метрах в пятидесяти, его машину тормознули два спецназовца, и, пока проверяли документы, пока внимательно сличали внешность Турецкого с фотографией на документе, в общежитии, прежде темном и мрачном, на всех этажах стали вспыхивать окна. Операция началась.

Выйдя из машины, Турецкий наметанным глазом приметил фигуры людей, стоявших под деревьями по периметру общежития, спецмашины, несколько "Волг". Александр вошел в здание.

Двери большинства комнат были выбиты, а в самих комнатах уже велась работа. Действовали профессионально и аккуратно. Двое обыскивали одежду, тумбочки, постели, третий перекрывал выход. Обитатели жилищ понуро сидели посреди комнаты.

Выскочила в коридор полураздетая девица, то ли пьяная, то ли наколотая, пронзительно завизжала.

- Закрой пасть, шалава, спокойно посоветовал густой мужской голос.

- Да? спросила девка. Ты бы платье подал даме. И манто.

Но визжать перестала, покачивая бедрами, направилась в комнату, по пути кокетливо подмигнув одному из сотрудников. Лиц женского пола было немного, не больше десятка, контингент известный проститутки среднего пошиба, и с ними не церемонились. Быстренько заставили одеться, обуться, чуть ли не строем вывели на улицу в "рафик" и в ближайшее отделение.

Перебросившись несколькими фразами со знакомыми сотрудниками, Турецкий узнал, что операция удалась, судя даже по первым вещдокам: "гера", кокаин, экстези, "травка" все есть и в количестве, достаточном для возбуждения уголовных дел.

- Для возбуждения и порции за глаза хватит, усмехнулся Турецкий.

- Я имею в виду крупного дела. Чтобы послы не вякали, нашелся знакомый.

Парни из ФСБ, безошибочно определяя жертвы, уединялись с ними и в лоб задавали такие вопросики, сдобренные четкими фотографиями, что студентики, и так-то порядком обалдевшие, обалдевали совершенно.

- Раскалываются? спросил Турецкий у одного из парней.

- А куда им деваться? откликнулся сотрудник и подмигнул негру: Правда ведь, господин Тиббс?

- Правда, правда, торопливо ответил студент.

- Господин Тиббс хорошо знает, что чистосердечное признание… ну и так далее. О'кей?

- О'кей! О'кей!

Но далеко не все были такими, как господин Тиббс. Некоторые требовали представителей своих посольств, возмущались, быть может, и справедливо, другие же начисто забыли русский язык, а третьи вообще молчали. Одного такого молчуна Турецкий и встретил у Славы Грязнова в комнате на третьем этаже.

С первого взгляда на чернокожего студента Турецкий определил, что крепкий орешек достался Грязнову. Широкоплечий, с могучей шеей борца, большими ладонями, сжатыми в кулаки, бесстрастно равнодушными глазами, парень вызывал особого рода уважение, хорошо знакомое работникам спецслужб.

- Тот самый. Ходок по нашим девкам, сказал Грязнов. Молчит, как Зоя Космодемьянская! Себя не узнает, кивнул на фотографии, лежавшие на столе, "друзей" тоже. Доллары свои, кровно заработанные, в форточку выбросил, Слава тряхнул пачкой "зеленых". Долго молчать будешь, чурка с глазами?!

- Ты бы полегче, Слава, улыбнулся Турецкий. Все-таки гражданин дружественного нам государства. Студент.

- Не знаю. Ты вот знаешь, а я не знаю. Передо мной торговец наркотиками, нашими бабами и личность, носящая оружие без разрешения! указал Слава на целлофановый пакет.

- "Макаров"?

- Вальтер.

- Наркотиков много?

- Навалом.

- Имя?! грохнув кулаком по столу, рявкнул Турецкий.

Парень вздрогнул, метнул на Александра волчий взгляд, оскалил крепкие белые зубы, однако промолчал.

- Услышал! удовлетворенно произнес Грязнов. А я думал, он не только дара речи лишился, но еще и оглох.

- Он не студент, Слава, ты прав.

- А я о чем?

- Действуй!

- Слушай, Али. Слушай и запоминай. Я с тобой разговаривал по-хорошему, как отец родной. Ты не понял. А теперь я тебя, Али, шлепну. Вставай.

Тон Грязнова был столь внушителен, что даже Турецкому стало не по себе, не говоря уж об Али. По его лицу пробежала судорога, глаза забегали, на мгновение останавливаясь то на Грязнове, то на Турецком, то на спокойных, неподвижных фигурах двух сотрудников, стоявших неподалеку.

- Не имеете права! выкрикнул Али.

- Заговорил, удовлетворенно хмыкнул Грязнов. Имею. У нас, в России, это называется "при попытке к бегству". Можно и по-другому: "вооруженное сопротивление". Грязнов похлопал по пакету, в котором лежал вальтер. Думай, Али. Но быстро.

Подождав немного, Слава кивнул сотрудникам, и один из них, ласково улыбаясь, проговорил:

- Пошли, приятель.

Али вдруг заговорил на своем языке.

- По-русски, Али, по-русски! перебил Грязнов.

- Да-да! Рюски, рюски…

- И без акцента, нажимая кнопку портативного магнитофона, сказал Грязнов.

В это время на пороге выросли парни из ФСБ.

- Кончай, Грязнов. Время.

- Пять минут. Пленка будет ваша, ответил Слава.

Али, словно почуяв спасение, рванулся к двери, но тут же и рухнул, споткнувшись о подставленную ногу.

- Живой? усмехнулся один из фээсбэшников. Чего это он?

Турецкий вышел из комнаты, знаком пригласив парней следовать за собой, представился и коротко объяснил, что за птица этот Али.

- Ясно. Мы вас не видели, Александр Борисович, сразу поняли парни. Ждем в машине.

В коридоре возле комнат деловито работали ловкие мужчины: поправляли косяки, вставляли замки одним словом, наводили порядок, чтоб было, как раньше, и чтобы представители посольств и дотошная пресса не кричали на весь мир о варварстве спецслужб.

Передавая наркотики, пистолет и пленку и показывая на Али, сидевшего в наручниках в машине, Грязнов сказал старшему группы:

- Моя воля, шлепнул бы. Много горя принес, погань. Ты уж проследи, Николаич. Рванет за бугор, не прощу…

- Не рви душу, Грязнов, подмигнул Николаич. Прослежу. Понял?

- Вот и все, провожая красные огоньки отъезжающей машины, проговорил Слава. Двадцать минут плюс полгода… Прав у меня маловато, Саня. Выследил, взял и отдал. Ты бы чирикнул где-нибудь в высших сферах о моих правах.

- Обойдешься. С твоими методами и меня притянут в высшие сферы, грубовато откликнулся Турецкий. Не переживай. Не уйдет за кордон Али.

- А коли и уйдет, недолго протянет, усмехнулся Грязнов.

Что- то заставляло их бежать, хотя крики больше не повторялись.

Во дворе дома стоял деревянный стол в окружении шести пней одинаковой высоты. Огромная собака непонятной породы буквально надрывалась на цепи.

Массивную дубовую дверь вышибать им, слава Богу, не пришлось. На настойчивый стук в калитку наконец отреагировали, и она распахнулась. На пороге стоял крепкий молодой парень с волосатой грудью.

- В чем дело? спросил парень, застегивая на "молнию" мастерку "Рибок". Он говорил с неопределенно-южным акцентом.

- Это мы хотели узнать, нервно отреагировал Трофимов и сунул руку в карман. Что это за крики? Он продемонстрировал свое удостоверение.

- Какие крики? Мы люди спокойные, голоса не повышаем. Пожалуйста, парень посторонился, пропуская сыщиков в дом.

"Дом этот стоило бы посмотреть в любом случае, подумал про себя Турецкий. Давненько не приходилось бывать в таких хоромах. Очевидно, камин тут топят красным деревом".

- В прежние времена, вздохнул Трофимов, была замечательная статья о нетрудовых доходах. Он попытался перейти в следующую комнату.

- Минуточку, минуточку, парень встал у него на пути. Я готов предложить вам по рюмке коньяка, но не следует так злоупотреблять гостеприимством. Разве есть какие-нибудь санкции на обыск?