Турецкий, поправив пальцем сидевшие на носу узкие очечки, кивнул, давая понять, что информации получил достаточно.

– Труп обнаружил наряд, вызванный соседкой, случайно зашедшей к Копчику. Она заметила постороннего мужчину, шарящего по шкафам, и решила набрать ноль два. Задержанный Визгунов Роберт Захарович, – указал Сидоренков на сидевшего у окна понурого мужчину.

Тот, приподнявшись, кивнул, словно его представляют где-нибудь в приличном обществе. Левая рука его была прикована наручниками к трубе батареи отопления. Правой он покрывал лист бумаги пляшущими каракулями.

– От признания в совершении преступления отказывается. Правильно? – обратился к подозреваемому оперативник.

– Да-да, конечно, – подтвердил задержанный. – Отказываюсь.

Турецкий подвинул стул и сел напротив Визгунова. Тот посмотрел на Сидоренкова и обратился к Турецкому:

– От вас, как я понял, зависят моя участь и честное имя?

Турецкий слегка ухмыльнулся левым уголком рта: уж очень обращение напоминало ему растиражированную цитату.

– Я сейчас все разъясню, и вы поймете, насколько нелепо подозревать именно меня в столь страшном преступлении. Я и так получил два страшнейших стресса. А нельзя снять браслеты? Я ведь слаб здоровьем и не бегал лет двадцать. А тут у вас и милиция с пистолетами, и собаки, – произнес подозреваемый, подтягивая ногу обнюхиваемую овчаркой.

Проводник собаки едва уловимо повел головой, давая понять, что это не он, и вышел. Турецкий опять повернулся к подозреваемому, и тот продолжил прерванный рассказ:

– Я литературный, в некотором роде, работник. Вообще, официально числюсь в редакции «Делового состава». Ну а здесь – в качестве хобби.

– Интересное у вас хобби, – не выдержав, вставил опер.

– Знаете, – сделав вид, что не уловил издевки, продолжил Визгунов, – на самом деле страшно интересно помогать людям писать мемуары.

– Это, полагаю, не первая ваша работа подобного плана? – спросил Турецкий.

– Да, мне приходилось уже работать с бывшими представителями правоохранительных органов. И, как вы можете видеть, я абсолютно не подхожу на роль маньяка-убийцы. Я даже котят топить нанимаю за бутылку какого-нибудь человека!

– То есть, вы хотите сказать, что сами мараться не станете? – заинтересовался признанием оперативник. – Если вам понадобится убрать человека, то вы просто наймете специально обученного человека?

– Бога ради, не подсказывайте мне, что я хочу сказать! – раздраженно повернулся писатель. – Я достаточно свободно владею речью, чтобы доходчиво сформулировать свои мысли. Так вот, я приходил к нему по пятницам, и мы работали над очередной главой. Это материал с прошлой недели, после редакторской правки. Автор должен был ознакомиться и внести свои замечания. Я приехал, как договаривались. Дверь открыта. Вхожу, и что вижу? Лежит Иван Силантьевич в луже крови. Я в стрессе! Не могу пошевелить ни одним членом, а тут вваливается наряд вооруженного до зубов ОМОНа. Крепкие парни бесцеремонно извлекают меня из-под дивана и приковывают к трубе!

– Постойте, постойте, – опять вмешался Сидоренков. – Можно поподробнее описать ваши действия между оцепенением и извлечением из-под дивана?

Задержанный вздохнул, словно его поймали за непристойным занятием, и, глядя в голубые глаза Турецкого, открыл рот:

– Ну, в доказательствах своей невиновности я не сомневаюсь. Элементарная экспертиза подтвердит мою непричастность. Но есть небольшой вопрос, который очень сильно меня беспокоит. Мы заключили с автором договор, по которому он выплачивает мне гонорар поэтапно – за проделанную работу. Сегодня я должен был получить очередной транш, триста долларов. Те деньги, которые обнаружили в сейфе, были приготовлены для меня. Я понимаю, конечно, что мои мелочные меркантильные интересы по сравнению со смертью смешны и нелепы, но проделана работа! Есть бумаги, подтверждающие каждое денежное вливание. Как вы думаете, у меня есть шанс получить вознаграждение?

– Боюсь, что нет, – ответил, вздохнув, Турецкий. – Смерть автоматически аннулирует все сделки покойного. Впрочем, если бумаги составлены верно и их можно подвести под долговые обязательства, вам стоит обратиться с иском к наследникам. Но сумма может не оправдать даже адвоката. Так что послушайте совета: махните на все рукой и помогайте следствию обрести уверенность в вашей невиновности.

– Я виноват, – театрально тряхнув головой, начал признание задержанный. – Я виноват в том, что не бросился тут же оповещать о трагедии органы, а, находясь в состоянии аффекта, стал искать свои заработанные честным трудом деньги, хотя это говорю не для протокола, а чтобы поняли причину моих метаний. Еще попытку ограбления повесите.

– Скажите, материалы будущей книги могли быть для кого-то опасными или содержащими государственную тайну?

– Вы имеете в виду, не могли ли его убить из-за книги? Не смешите! Я передам вам в любой момент все его воспоминания. Думаю, кроме автора, они никому не могли быть интересными.

– Еще что-нибудь подозрительное, странное заметили? Какие-нибудь автомобили, люди?

– Нет. Ничего не видел.

Турецкий встал, давая понять, что разговор окончен. Вышли на крыльцо. Почти некурящий Турецкий для таких случаев имел с собой пачку неплохих сигарет. Он вынул две и, зажав уголком рта одну, протянул оперативнику вторую. Практически некурящий Сидоренков тоже прикурил и затянулся.

– Ну, что думаешь, майор? Веришь, что он мог? – задал вопрос Турецкий.

– Не. Не тянет на мокрушника. Так, мелкий пакостник. Скорей всего, правду говорит. Немного подержим для профилактики и выпустим. Тут соседка приходила. Жаловалась, что некая Марь Иванна, дом через участок, комнаты свои кому попало сдает. Я проверял. Вид из окна совсем не годится для установки наружного наблюдения. Надо будет хорошенько проверить всех ее последних постояльцев.

– Да и вообще все дачи обойти, – согласился Турецкий. – Что меня смущает, так это второй разрез. Улавливаешь, о чем я?

– Необходимости в нем не было? – догадался оперативник.

– Да. И здесь стоит сильно подумать. Быть может, преступнику спонтанно захотелось еще раз резануть, а может оказаться, что это предупреждение еще кому-нибудь! Или ритуальное действо!

– Уф, аж передернуло, как вы сказали, – прошептал оперативник.

Турецкий, прищурившись, разглядел столб пыли. Через минуту к охраняемым воротам дачи Копчика подкатил черный «мерседес». Охранник собрался было проверить документы, но рассерженный голос рявкнул через динамик:

– Быстро открыл!

Тот бросился распахивать ворота. Автомобиль въехал во двор и остановился у крыльца. Задние дверцы распахнулись, и из них выскочили трое крепких парней в штатском. Они профессионально рассредоточились по территории, взяв под наблюдение все потенциально опасные объекты. Затем вышел высокий седой генерал-лейтенант ФСБ.

Генерал поднялся на крыльцо и, протянув руку Турецкому, сказал:

– Если не ошибаюсь, Турецкий Александр Борисович? Слухи о ваших подвигах ходят и по коридорам нашего ведомства. К сожалению, представлены не были. Лесков. Генерал Копчик долгое время был моим подчиненным. И вот… Ниточку какую-нибудь смогли найти?

– Да нет. Тоже приехал минут пять назад, – осторожно ответил Турецкий.

– В общем, вы же понимаете, Копчик занимался делами государственной важности. Поэтому расследованием займется собственное следственное управление. Можете смело возбуждать дело и передавать его нам, – торжественным тоном произнес генерал.

Затем он протянул руку отдававшему честь майору.

– Майор Сидоренков!

– Привет, Павел Викторович, – хмыкнул генерал.

Оперативник залился краской, а Турецкий отметил топорную работу. Глупо перед человеком, которого видишь как бы в первый раз, делать вид, что знаешь его подноготную. При современных средствах мобильной связи такие фокусы не прокатывают. «Он бы еще здоровьем жены поинтересовался!»

– Как себя чувствует Елена Геннадьевна? Надеюсь, на днях выпишут?