Иначе не выжить. И не только мне.

Бал перед Новогодьем – предварительный отбор и распределение сильных студентов. И я в нем – лишняя деталь.

После праздника, хотя это действо сложно так называть, жизнь в академии на несколько недель замрет. Энтарцы разлетятся по домам, отмечать с родными конец полугодия и пик сезона снегов.

Останемся только мы – десятки талантливых магов, тех, у кого нет дома на этой земле.

Что случалось с пустыми иномирцами, если такие появлялись, мне неизвестно. А вот девушек и парней с магией, что отличалась от энтарской, с наступлением совершеннолетия забирали в Агос, учиться. Принудительно. Отказаться от обучения невозможно.

Мы пленники обета, который подписали перед поступлением в академию. Чтобы выжить в чужом мире и не попасть в темницу за непослушание, мы согласились проходить обучение – принудительное. По договору, если попаданец нарушит закон Энтара, его магию забирают во благо мира, что равно – смертная казнь. Бал на четвертом курсе – подведения итогов и распределение самых сильных учеников, слабым же остается лишь верить в лучшее.

Опекун пообещал, что поможет мне с распределением, нужно лишь доучиться до выпуска и не привлекать внимание общественности к моей особенности. Я Патроуну верила, поэтому шла дальше и даже согласилась постоять в сторонке на балу, пока мои одногруппники и маги с других курсов будут веселиться.

В прошлом году пятерых выпускниц с нашего потока забрали в наложницы иманские вельможи, трех ребят взяли стражами в храм Шэйса, одна иномирка осталась на Крите, чтицей магических дисциплин для детей. У трех попаданцев сил оказалось недостаточно для высоких постов по мнению мастеров, их отправили на рынок разнорабочими. Среди прошлого выпуска было несколько студентов, что оказались зараженными новой, неизученной болезнью, чернотой. Они… их больше нет. От этой мысли сильно дернуло в груди, защипало глаза.

Странно. Со мной сегодня какие-то метаморфозы.

Поступая в академию, я тоже согласилась с обетом и проверкой на черноту, несмотря на опасность умереть пустой и ненужной. Если на ритуале выпуска в эссахе мага найдется хоть капля заразы, его очистят. А пустые выживают редко, я о таком даже не слышала, если честно.

Слухи неконтролируемо разрастались, и о жуткой болезни, что съедает магов, стали ходить разные мифы и пугающие непроверенные факты. Говорили, что черная зараза забирает волшебную силу, чтобы подпитывать разлом, который образовался около десяти лет назад в море Мортем. Правда это или нет, неизвестно, ведь туда редко ходят корабли и не переносят телепорты. Что там, за границей смертоносных вод, ведают лишь боги, смельчаки-охотники на залежи терийна и беглецы-преступники. В кританских книгах о Мортеме много сказок и легенд, но кураторы и мастера академии почему-то не любили, когда кто-то спрашивал об этом – обычно отмахивались, убеждая студентов, что это всего лишь выдумки и болтовня.

Чернота – опасный недуг, наполненный хаосом и тьмой, а главное, никто не знает, как он передается, его источник и заражаемость, поэтому мало кто из учеников осознавал серьезность слухов. Все верили, что их минует незавидная участь.

После выпуска я хотела попасть по распределению в библиотеку, городской архив или подопытным для экспериментальной телепортации на большие расстояния. Но ректор был категорически против того и другого. Ис-тэ говорил, что мне нужно искать хорошего покровителя и жить на Энтаре, как все, что моя судьба тесно связана с этим миром и не стоит искать забытое прошлое. Я слушала, кивала, но особо в причитания старика не вникала. Меня тянуло в неизвестную даль – домой.

Да только память так и не восстановилась. Откуда я прибыла – трудно представить, и это лишало надежды.

Но я верила, что за дрожащей пеленой, в другом, родном мире, есть что-то важное. То, что забыла.

Если попаду на родину, где гарантия, что вспомню прежнюю жизнь? И надежды, что там будет лучше, чем сейчас, тоже нет.

Но я хотела узнать. Хотела все понять. Пусть это и сложно выполнимо, телепортов в другие миры на Энтаре нет.

Девчонки из нашей группы мечтали о покровителях, которые выберут их в наложницы, а после возжелают сделать официальными женами за их красоту и необычную силу. Хотя за несколько лет известен лишь один случай замужества попаданки с энтарцем, и тот гремел скандалом на обе страны. Девчонки верили в справедливых работодателей, которые выберут их для хорошо оплачиваемой работы. Они часто шептались о красивых принцах и правителях, что заберут их в свои палаты и будут опекать и любить, сильных и властных мужчинах, что так похожи на героев простеньких романов из большой библиотеки.

Да только на балу перед глазами мелькали обрюзглые лорды и неприятные торгаши, которым хватило денег на входной билет.

А я не мечтала выйти замуж, не ждала справедливого хозяина, совершенно не понимая девчачьих вздохов. Я хотела избавиться от давления в груди да изморози на ресницах по утрам, хотела узнать правду своего происхождения, чтобы спокойно и без боли прожить до старости – пусть даже в пыльном архиве или библиотеке, только бы поменьше сталкиваться с людьми.

– Любава, все собрались, – веселый голос сокурсницы взвился над плечом и погас около зеркала. – Ис-тэ Орисс будет выступать. Мы должны там быть.

Глория прилепилась ко мне еще на первом году обучения. Тоже попаданка, толстая коротышка, крупнокостная и неумолкающая. Со стрижкой каре чуть ниже ушей и пшеничными волосами. Ее, самую говорливую и несущую надоедливый хаос, будто нарочно выбрали с нашего потока и поселили в комнату мне в назидание за то, что нелюдима и не общительна.

Пусть, мне никто не мешал, только бы не висли на шее и не прикасались. И, хотя меня защищает сильный артефакт, я все равно боялась, потому что он не всегда справлялся. Особенно последнее время. Да и сегодня я чувствовала себя иначе. Глория будто понимала это, никогда себе лишнего не позволяла, но болтать не прекращала.

В висках сильнее забился пульс, к щекам прилила горячая кровь, а от мельтешения Глории по комнате закружилась голова.

– Иду, – сдержанно ответила я и, неосознанно вдохнув невыносимо-сладкий запах, что шлейфом тянулся за сокурсницей, поморщилась.

Что-то не так. Раньше я не слышала запахи так сильно.

Поправила длинные узкие рукава, что расширялись от локтей, натянула белые перчатки и проверила все ли в порядке с конусной юбкой в пол. Лиф-корсет сильно подчеркивал грудь, из-за него было тяжело дышать, а зеркало отражало знакомое бледное лицо и серебристые глаза. Радужки у меня совсем обесцветились, стали кристально-снежными. Коллегия учителей-магов и старших мастеров так и не нашла причину моему изменению, а я не помнила, какие они у меня на самом деле: голубые, серые, зеленые?

Патроун сильно тревожился, говоря, что такие высветления очень опасны. Он искал ответы, но не находил их.

Позже мастера махнули на меня рукой. Не помираю, и ладно. Не заражена, и прекрасно. Может, для чего и сгожусь.

Только опекун не смирился. Он продолжал искать. Да без толку.

– Любава, поторопись, – заволновалась Глория, выплясывая у двери в тесном для ее комплекции платье.

– Иди сама, если не терпится, – спрятав бретель хлопкового белья под лямку платья, я укрыла плечи меховой накидкой и не сдержала легкую дрожь.

Волнуюсь? Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Наверное, просто замерзла.

Мех согревал кожу, но не спасал от внутреннего холода.

С трудом застегнув задубевшими пальцами голубую брошь на шее, тот самый артефакт, что подарил мне ис-тэ, снова глянула на себя в зеркало. Белый наряд делал мою кожу совсем молочной, а волосы терялись в светлых ворсинках накидки, но у нашего курса в гардеробе других цветов нет. Только белый. Снежный. Чтобы нас можно было легко найти среди остальных учащихся. А уровень магии можно увидеть на ладони. Моя подкожная руна в виде символа академии закрашена полностью, хорошо, что она сияет только по требованию мастера – не люблю привлекать к себе внимание.