Педру же всегда следил за тем, чтобы избранницей будущего короля оказалась сильная чародейка или, на худой конец, колдунья.
Да, случались сбои. Старшие сыновья дона Криштиану не смогли даже сдать экзамены. Но потом родился сеньор Афонсу, и его сила оказалась очень велика. Да и внуки дона Криштиану, если верить первым проверкам, тоже способны стать хорошими колдунами. Если система отлично работала веками, зачем отказываться от нее?
Иногда происходящее в мире пугало Педру. Аристократия повсеместно утратила свое былое величие и значение. Колдуны вовсю женились на лишенных силы простолюдинках. И каждая такая свадьба оставляет в сердце Педру настоящую рану. Он слышал, о чем два мальчишки, колдун и бештафера, говорили совсем недавно. Мир меняется. И эти изменения Педру совершенно не нравились. Что станет с миром, если колдуны выродятся совсем?
Но Педру не стал озвучивать свои мысли юноше. Колдун еще слишком мал, чтобы понять. Главное, чтобы он не наделал глупостей, пока не вступит в должность. А там… Педру сумеет убедить нового ректора в своей правоте. Должен суметь.
– Я не сомневаюсь, сеньор Афонсу, что вы способны занять должность ректора без всякого права крови. Обещаю, что больше не буду сочинять такие фаду. Но и вы не должны давать повода подумать, что между королевской семьей и главным ментором имеются какие-то разногласия. Здесь вы правы: это может сильно напугать.
Он поднялся. Афонсу тоже вскочил.
– Я совершил ошибку, выйдя с этим плакатом, – быстро произнес он. – Прошу извинить меня.
Педру протянул руку, будто хотел коснуться груди юноши, но остановился, так и не завершив движение:
– Вы можете и даже должны спорить со мной на занятиях, если не согласны. Высказывать недовольство устаревшими, с вашей точки зрения, правилами и бороться с ними. Но личных конфликтов между нами быть не должно. По крайней мере таких, которые заметны всем. Я тоже прошу простить меня за несдержанность.
Он опустился на одно колено, не убирая, впрочем, руки, и добавил:
– Вы всегда можете прийти сюда, как вы это делали не раз, и даже облить меня водой, если очень расстроены и недовольны. И мы поговорим.
– Хорошо! – в голосе сеньора Афонсу послышалось облегчение. Он тоже вскинул ладонь, коснулся руки Педру и, пожелав доброй ночи, со всех ног помчался к арке. Педру проводил его взглядом, а потом, поднеся на миг к губам пальцы, еще хранившие тепло прикосновения, направился в кабинет дона Криштиану. Сегодня предстоял еще один нелегкий разговор.
Он аккуратно поймал и поставил на полку возле двери пресс-папье в виде серебряного льва, которое полетело в него, как только он переступил порог кабинета дона Криштиану, и даже успел принять коленопреклоненную позу, прежде чем на его затылок обрушился многократно усиленный щитом удар.
– Уф, – проговорил дон Криштиану, потирая руку, – так полегче… Второй участник этой трагикомедии получит свою порцию дома.
– Умоляю, не наказывайте сеньора Афонсу, – проговорил Педру, прежде чем новый удар заставил его уткнуться лбом в пол. Он не стал поднимать голову, но добавил: – Он вел себя с достоинством, соответствующим будущему королю! И каждый его поступок вызывает у меня лишь уважение!
– Я знаю, – дон Криштиану направился обратно к своему креслу, – именно поэтому Афонсу получит взбучку только на словах. Для своих тринадцати лет он ведет себя на удивление разумно. В отличие от тебя. Что это было, я спрашиваю? Ты до смерти всех перепугал. Угрожал! У меня чуть сердечный приступ не случился!
– Мой повелитель… это всего лишь поэтическая метафора…
– Что?! – ректор, уже собиравшийся сесть, снова обернулся и вскинул руку. – Угроза спалить Коимбру у тебя называется «поэтическая метафора»?!
Педру поднял голову и постарался придать своему лицу выражение раскаяния:
– Но это же фаду… я лишь пел о своих чувствах, и сеньор Афонсу понял их!
– Да, я заметил. Мне с балкона был виден даже тот палисадник, который ободрал мой сын, чтобы «твои чувства» не спровоцировали панику среди профессоров и студентов. Вы стоите друг друга. Жду не дождусь, когда этот оболтус вырастет, чтобы наконец передать Академию и тебя в придачу в его заботливые руки и уйти на покой. Уеду в Помбал или Алкобасу, заведу виноградник… буду лечить нервы вином собственного изготовления… если до этого счастливого момента вы с Афонсу не доведете меня до сердечного приступа.
– Повелитель… – Педру испуганно замер. И тут дон Криштиану наконец уселся в кресло и улыбнулся:
– Ладно, извини, теперь я перегнул палку. Я отлично помню, как ты проверял мою силу и волю, когда мне было тринадцать. Хотя со мной ты вроде был помягче. Или мне так кажется на фоне всех твоих выходок, пришедшихся на время моего ректорства? У меня уже вся голова седая!
Педру поднялся, отлично понимая, что буря миновала, и проговорил:
– Ваш сын очень силен, повелитель…
– И я рад этому. Однако ты выбрал не самое лучшее время проверять его на прочность. Не приходится сомневаться: все, что произошло сегодня, немедленно станет известно проректору Меньшову. А его посланник умудрился спеться с Афонсу. Ты ведь специально пристроил его к анархистам, так?
– Конечно. Я знаю о ваших планах отправить наследника в Россию.
– Да, теперь я это твердо решил. Афонсу нужно побольше узнать об этой стране и ее нравах. А не только о людях, умерших более полувека назад вместе с их безумными идеями. Ему придется иметь с русскими дело. А в Московской Академии в ближайшее время все может сильно измениться.
– Вы применили к посланнику толику своей силы. Но не стали допрашивать его. Не задали ни одного вопроса, что я подготовил. Почему?
– Я и так получил все ответы. Ты же заметил его увертки и заминки. Сейчас нужно быть очень осторожными. И показывать излишний интерес не стоит. Допрос посланника с применением силы – это как минимум невежливо. Тем более – моей силы. – Дон Криштиану едва слышно рассмеялся. – Инеш жива, но в Академии ее нет. Она защищает Хранилище. А мы благодаря твоим агентам знаем, как устроена его защита. Инеш скрылась, возможно потому, что не доверяет кандидату в ректоры. Как думаешь?
– Проректору Меньшову… – Педру посмотрел в лицо повелителю, – но почему? И в любом случае несовершенная система выборов принудит ее подчиниться тому, кого утвердит коллегия.
– Да, ректор Светлов умер, и тут же началась смута. В такие моменты практичные идеи моего сына не кажутся слишком разумными. Академии имеют дело с очень могущественными силами. С ними не стоит играть в обычные политические игры. Знать бы, как собирается поступить Инеш… что-то мне подсказывает, что в Московской Академии происходят необычные события, – дон Криштиану вздохнул и продолжил: – Скажи мне, много ли стран, а точнее – тех людей, что правят ими, мечтают сделать Академию государственной структурой и подчинить своей власти?
– Почти все, – не задумываясь, ответил Педру, – и некоторым из них достаточно всего лишь вернуть законные права своему королю.
– Я сейчас не об этом. Подумай: что, если государственная структура какой-то страны внедрит в Академию своего человека? Идейного, на сто процентов верного и преданного административной машине? Талантливого и очень сильного колдуна? И тот, не размениваясь на мелочи типа шпионажа и передачи секретов Академии спецслужбам, сделает карьеру и… в конечном итоге займет должность ректора? Как, по-твоему, это похоже на одного твоего очень хорошего знакомого?
– Власть в России сменилась. И несмотря на то что государственный строй остался прежним, это лишь видимость. Перемены эту страну ожидают грандиозные, – Педру подошел к столу. – Я написал письмо проректору Меньшову. Отправил вместе с подарком. Надеюсь в ближайшее время получить от него максимально честный ответ. К сожалению, уже нет сомнений в том, что мой осведомитель разоблачен. И проректор даже не стал унижать меня передачей через него ложной или нейтральной информации, а четко дал понять, что опередил меня.
