Но Мартин, продолжал размышлять Улисес, — человек могущественный. Паулина рассказывала — правда, без подробностей, — что он был связан с самим Чавесом со времен учебы в Военной академии. Отношения были двойственные, поскольку Мартин числился среди главных участников подавления попытки государственного переворота, устроенной Чавесом 4 февраля 1992 года. В девяносто девятом он вышел в отставку. В последующие годы Боливарианская революция завладела всеми сферами жизни в стране. После мятежа против Чавеса 11 апреля 2002 года и возвращения последнего к власти два дня спустя начались чистки в вооруженных силах, государственной нефтяной компании PDVSA и Верховном суде. Некоторых отставных офицеров они тоже задели. Но только не Мартина — ни тогда, ни после.

Откуда Улисесу знать, не организовал ли будущий тесть слежку за ним за несколько недель до свадьбы с Паулиной? Но даже если так, что мог увидеть предполагаемый шпион? До последнего времени их отношения с Надин ограничивались кофе в культурном центре в дни занятий киноклуба. И почти всегда вокруг было полно других преподавателей, ведущих мастер-классов и клиентов книжного магазина. Да, они обменивались сообщениями, в которых можно было уловить особый интерес, но ничего компрометирующего. Суть отношений крылась во взглядах. И лишних мгновениях объятий при встрече и прощании.

За неделю до свадьбы Улисес задержался после занятий. Генри, администратор, попросил его закрыть культурный центр, потому что самому ему нужно было на какой-то важный ужин. Улисес ждал, пока в соседней аудитории закончится пятничный семинар по поэзии. Кроме аудиторий, на втором этаже находился офис Генри. Там была полка с бухгалтерскими книгами и письменный стол с тяжелым монитором, на который поступали изображения с развешанных по всему центру камер.

Заскучав, Улисес перешел из своей аудитории в офис. Сел на стул и стал смотреть в монитор. В левом нижнем углу, в квадратике, передававшем картинку с кассы книжного, он увидел Надин. Она сидела на своем месте и читала, совершенно одна — магазин уже закрылся. Улисес удивился, что она еще не ушла. Он сфотографировал экран и послал фотографию Надин вотсапом: «Гт watching you».

Надин перестала читать и проверила телефон. Изобразила подобие улыбки и оглянулась в поисках камеры. Потом состроила гримасу и ответила:

«Ха-ха-ха. You pervert!»

«Yes, I am!! Почему ты до сих пор здесь?»

«Так, просто читаю. Лень идти на улицу. А ты?»

«Я жду, пока семинар по поэзии закончится. Сама знаешь, там ведущего не заткнуть».

«Ха-ха-ха. Да, знаю».

«Генри просил сегодня закрыть».

«Понятно».

«Да… Ну ладно, читай дальше».

«Что, ничего получше не мог придумать? — сказал себе Улисес. — Спроси хотя бы, не хочет ли она выпить пива. Но это неблагоразумно, вдруг кто-то увидит. Тогда скажи, пусть приходит в офис Генри, когда поэтический семинар закончится. Скажи, отсюда видно все, что снимают камеры, но в самом офисе ни одной камеры нет. Скажи: „Поднимайся уже сюда". Скажи: „Иди ко мне, Надин". Скажи что угодно, кроме „Читай дальше"».

Улисес встал, вернулся в аудиторию и стал дальше читать (или, по крайней мере, попытался) книгу про сериалы и Шекспира. Там говорилось, что сериалы — это новый Шекспир. Сначала такое предположение его возмутило, но разве сам он — не живое воплощение принца Гамлета? Позвать иль не позвать? Есть ли между ними что-то, или это просто недоразумение, порожденное призраком любви? Разве Дэвид Фостер Уоллес не утверждал, что всякая любовная история есть история с призраками? Интересно, он имел в виду только воспоминания о прошлом или это также применимо к тому, что еще не произошло?

Дверь отворилась, участники поэтического семинара потянулись к выходу. Улисес встал. Какое-то время они проговорили с ведущим. Попрощались. Ведущий спустился на первый этаж и вышел через магазин на улицу. Улисес стоял и слушал, как тишина вновь воцаряется поверх шума поздних машин. Потом медленно направился в офис, снова сел и стал смотреть в монитор. Надин была на месте. Она уже не читала. Просто смотрела в телефон.

«Иди ко мне» — вот и все, что следовало написать. Ни слова больше. Если она поднимется, будет ему счастье. Если уйдет или даже если ответит каким-нибудь вопросом или отшутится, значит, все потеряно. Но как все может быть потеряно для человека, который вот-вот женится?

Шли минуты, Надин все что-то изучала в телефоне, а Улисес, словно загипнотизированный, глядел на экран. Надин встала с высокого стула за кассой, посмотрела прямо в камеру и ушла в туалет.

«Уходит, — подумал Улисес. — Сейчас или никогда».

Надин вышла и снова села на стул. Замерла, не притрагиваясь к телефону. Просто подперла голову рукой и смотрела на проспект, словно ждала. Потом поднялась, взяла сумку, погасила свет в магазине и ушла.

Улисес еще полчаса просидел перед монитором. В полумраке камеры едва передавали призрачный интерьер магазина: заполненные книгами полки и очертания прочей мебели.

Дома он обнаружил, что Паулины нет. В недели перед свадьбой они почти не виделись. Паулина была страшно занята работой и приготовлениями, в которые она, к счастью, запретила Улисесу вмешиваться. Все взяла на себя, но в награду за эти усилия каждый вечер напивалась с подружками. Улисес задался вопросом, не пора ли начать ревновать. Окинул взглядом элегантную квартиру, огромную, особенно учитывая, что живущая в ней пара решила не заводить ни детей, ни собак. Так вот как оно бывает? Такова цена? Такой и должна быть его жизнь? С каких пор? И что получила Паулина, выбрав его?

Он не знал, потому что они никогда об этом не говорили. А некоторые браки как раз и свершаются, чтобы не говорить на определенные темы.

Он лег спать, думая о Надин, совсем не похожей на его будущую жену. Почему он не решился? Откуда эта абсолютная уверенность в нелюбви вместо любви? «Надо было ей написать», — сказал он себе в тысячный раз. И уснул, ворча, попрекая себя и не дожидаясь прихода Паулины.

В понедельник на работе он обнаружил за кассой сбитого с толку Генри. Надин позвонила утром и сказала, что увольняется.

7

Все подозрения в сговоре у него за спиной рассеялись, как только он представил Мартина и Надин друг другу. Они молниеносно подружились. Казалось, они знакомы давным-давно, хотя на самом деле радость, которую они излучали, происходила из изумления, отмечающего начало всякой настоящей дружбы. Когда хочется спросить другого, почти с упреком: как так получилось, что я раньше тебя не знал?

Когда Улисес извинился и отошел в уборную, на него не обратили внимания. На лестничную площадку долетал смех из комнаты. Улисес сделал несколько шагов в противоположную сторону и попал в библиотеку. Пробежался по книгам. Энциклопедии, процессуальные кодексы, собрания сочинений классиков, публиковавшиеся испанскими издательствами времен франкизма. И множество покрытых толстым слоем пыли томов, переплетенных в некогда синюю кожу.

Он стал рассматривать портреты Боливара, и один привлек его внимание. Картина висела высоко, всего в паре сантиметров от потолка, так что пришлось влезть на стул. Боливар сидел верхом, свесившись на правый бок, и гладил кого-то, кого Улисес поначалу принял за пони, но потом разглядел, что это огромный пес, черный, но с белой спиной. Рядом стоял мальчик в пончо, фоном служили андские плоскогорья. Улисес прочел подпись и убедился, что на картине — Невадо, знаменитый пес Симона Боливара.

И тут на уровне своего взгляда он увидел книгу. Толстый белый корешок выделялся среди сплошь темно-синих томов. Улисес вытащил книгу, прочел название. Спустился со стула, сел и снова прочел: Elizabeth von Arnim’s Collected Works. Поискал в оглавлении и нашел то, о чем говорил Мартин: All the Dogs of my Life. Это хоть понятно. Может, Надин прочтет. Он вернулся в уборную, спрятал книгу на полочке под раковиной. И направился в комнату. Надин и Мартин обернулись на него и тут же снова заговорили.