Улисес покачал головой.

— «Похитителями велосипедов» Витторио де Сики. Этот фильм изменил мою жизнь. Абсолютно гениальный. Ты видел?

— Конечно. У меня диск есть. Хочешь, посмотрим?

— Серьезно?

В эту минуту Ирос встал и, отфыркиваясь, ушел спать.

Улисес нашел картину в итальянском разделе своей фильмотеки. Они сели на диван перед телевизором и дружно, как братья, уставились в экран.

42

— Интересно, как сложилась жизнь этого мальчи ка, — сказал Улисес, когда они досмотрели.

— Мальчика? Его зовут Энцо Стайола. Он снял ся еще в паре фильмов, а потом стал простым учителем математики.

— Откуда ты знаешь?

— Я все про итальянский неореализм знаю.

— Но я говорил не про актера, а про персонаж. Он же свидетель ужасного унижения отца. Как такое можно пережить? Как восстановиться?

— Через любовь, полагаю, — произнес Пауль не очень уверенно.

— С Вито Корлеоне такого бы не случилось. Тот, кто осмелился бы спереть велосипед у него, мог сразу считаться покойником.

— Возможно. Но у большинства из нас крадут велосипеды, а мы ничего не можем с этим поделать.

Фильм перекликался с одной из самых тяжелых психологических травм Пауля.

— Необъяснимое ощущение, как будто у тебя что-то отняли. Что-то очень важное. Может, самое важное в твоей жизни, хоть ты и не знаешь, что именно. Я только недавно стал привыкать к этому чувству. Моя психолог говорит, оно часто встречается. Но в молодости, в подростковом возрасте, я думал, что один несу такой крест. И поэтому всю свою ярость направил на родителей. Винил только их.

Учеба в Праге обернулась провалом. В Нью-Йоркскую киношколу его даже не приняли. Тогда-то, летом, Пауль вернулся в Каракас, чтобы решить, что делать дальше.

— Я был в очень плохом состоянии. А дома застал полный кошмар.

Паулина тоже переехала к родителям на время ремонта квартиры. Мать завела огромную собаку, которая переворачивала все вокруг вверх дном. Дрессировал ее тип, ничегошеньки не знавший о собаках.

— Он был влюблен в маму. По крайней мере, он так говорил. Мошенник, в общем. Но хуже всех вел себя отец. Он ничего не хотел знать. Совсем отстранился и только орал на нас, а мы орали в ответ еще громче, и вся эта семейная злоба подпитывалась, пока не разразился пожар.

Однажды Пауль лежал в своей новой комнате — старую отвели под мастерскую матери — и листал брошюру писательских курсов в Амстердаме. Он вышел в туалет, а когда вернулся, на его кровати уже восседал пес — изгваздав покрывало грязными лапами, в пасти он держал брошюру.

— Я просто взбесился. Схватил ремень и стал его хлестать, пока он с визгом не бросился вниз по лестнице. Разразился страшный скандал. Мама сказала, если я еще раз хоть пальцем дотронусь до собаки, она меня из дома выгонит. Я взял машину, уехал и вернулся только на следующий день. Когда я подходил к крыльцу, меня встретил Невадито. Подошел, виляя хвостом, и облизал мне руку. Я не мог поверить. Мне стало стыдно. Он как Христос, подумал я. Подставляет другую щеку. Всё прощает. Бесконечно любит. Я не могу этого вытерпеть. И тогда я решил его убить.

Улисес с трудом осознал последние слова. За окном совсем стемнело. Он посмотрел на браслет Пауля, походивший на четки, и вспомнил про дона Пако. Сколько тот еще проживет на своем каменном корабле? Кто придет на его похороны?

— Не то чтобы прямо решил, как я тебе сейчас рассказываю. Это мне стало понятно только после нескольких лет терапии. А тогда намерение было бессознательным. Как будто я хотел дать Богу возможность доказать, что Он существует. Ослепить меня, как Павла на пути в Дамаск, потому что я не мог представить, как это ко мне проявляют такую чистую любовь, а я никак не поплатился за свою вину, меня никак не наказали. Эта бессознательная сила и заставила меня вечером, когда все уже спали, подбросить огромную кость от свиной отбивной в миску с кормом. Я знал, что мама очень следит, чтобы там не оказывалось ничего лишнего. Потому и поступил так — знал, что мама обожает Невадито. Утром я встал пораньше, вышел в сад и убедился, что пес мертв. Взвалил его на тележку и отвез в грот, который обнаружил несколько лет назад на склоне в парке Лос-Чоррос. Этот склон видно из сада. Через два дня я уехал из дома. Не мог видеть маму в таком горе. Поселился в Амстердаме и до сегодняшнего дня не возвращался.

— И зачем ты мне все это рассказываешь? Чтобы я тебя убил? — спросил Улисес.

— Не самая плохая мысль.

— Лучше еще посмотрим кино.

— Какое?

— «Крестный отец»?

Пауль взглянул на часы:

— Почти одиннадцать. А я никогда не ограничиваюсь одной частью.

— Значит, просидим всю ночь. Я тебя отвезу в аэропорт. Во сколько у тебя рейс?

— В семь. Только надо будет еще заехать в отель за чемоданом.

— Никаких проблем.

Они посмотрели все три фильма. В перерывах делали бутерброды и разговаривали. Примерно в девять утра они уснули на диване в гостиной. Улисес потом вспоминал, как несколькими часами ранее в окнах начал пробиваться рассвет, и тогда он вдруг подумал, что Пауль самый странный, умный и искренний человек из всех, с кем он был знаком.

Проснулись незадолго до полудня. Улисес пошел к себе в комнату быстренько принять душ и переодеться. Ирос спал у него на кровати. Улисес прилег рядом. Пес открыл глаза и повернулся к нему. Улисес почесал его под шеей, и пес вытянул все четыре лапы.

— Ах ты жулик, — сказал Улисес и поцеловал его в уши. — Скоро вернусь.

Пауль остановился в роскошном отеле у площади Ла-Кастельяна. Улисес подождал в машине, пока он забирал чемодан. Потом они заправились на колонке на углу проспекта Франсиско де Миранды и поехали дальше.

— Хочешь, остановимся, арепами перекусим? Мы же не завтракали.

— Слушай, а «Король жареной рыбы» еще существует? Здорово было бы там пообедать до отъезда. Время у нас есть.

— Понятия не имею, но можем попытать счастья.

В час дня они уже въезжали в Ла-Гуайру. Народу на дороге в субботу было много, поэтому к шоссе на побережье вывернули не сразу. Знаменитый приморский ресторан оказался открыт. Они припарковались под пальмой. Заказали дораду на гриле с жареным плантаном и ледяное пиво. Говорили мало, в основном молча смаковали еду и смотрели на море.

Упиваясь солнцем и соленым ветром, Улисес подумал, что их страна заслуживает второго шанса. Представил, что однажды диктатура падет и следующее правительство объявит о восстановлении канатной дороги на участке Авила — Макуто. Со стороны увидел, как он сам перемахивает гору на канатке, а тем временем подводная лодка «Гнаде» через тайную пещеру уплывает из реки Гуайре, поднимается на поверхность в Карибском море, ныряет в Атлантику и навсегда удаляется в сторону Германии.

Он высадил Пауля у ближайшего к стойкам Air France входа. Летел Пауль до Парижа, а оттуда добирался до Амстердама на поезде. На прощание они пожали друг другу руки.

— Спасибо за все, Улисес. Вот моя визитка, будешь в Амстердаме — звони.

— Тебе спасибо, Пауль. Хорошего полета!

На пути домой Улисеса охватило странное умиротворение. У въезда в туннель Бокерон-Н случилось ДТП, так что дорога вышла долгой. Он не мог дождаться, когда уже доберется до квартиры и уляжется спать в обнимку со своим псом.

В просторной гостиной не осталось и эха слов, которыми они с Паулем обменивались больше двенадцати часов подряд. Ирос не вышел встретить его.

«Окопался в спальне», — подумал Улисес.

Он прилег на диван. На стеклянном столе, между обложками от дисков и подставками под стаканы валялся браслет. Пауль положил его на конверт с письмом от Мартина.

Улисес взял браслет двумя пальцами, приподнял и рассмотрел, словно насекомое. Схватил конверт, перевернул и понял, что его открывали. Положил обратно.

«Он покончит жизнь самоубийством», — подумал он. И надел браслет.

На кровати в спальне Ироса не оказалось. Улисес сделал два шага и увидел его на полу в странной позе: спиной к двери, морда в узком пространстве между тумбочкой и стеной.