Ирос спал. Пора было на прогулку в скверик. Улисес с трудом растолкал пса, то ласково воркуя, то ворча. Взял садовую лопатку и полиэтиленовый пакет, чтобы убрать непременную гору экскрементов, и они вышли.

Лифт спустился на первый этаж, двери открылись, и Улисес нос к носу столкнулся с Паулиной.

Секунду спустя он осознал. Перед ним стоял мужчина, как две капли воды похожий на Паулину.

41

Улисес не знал, что до переезда в «Аргонавты» семья Мартина жила именно в этой квартире.

— Я не ожидал встретить тебя в лифте. Особенно с таким огромным псом. Никогда не видел собаки красивее.

Пауль был точной копией Паулины, только приятнее. Глаза он, как и сестра, унаследовал от отца и это Улисеса смущало. К тому же он совсем не походил на зомби, что бы там ни говорил доктор Ариэль Апонте. Вполне скромный, воспитанный человек. Пока они гуляли с собакой, Пауль рассказал, что приехал навестить могилы родителей и в последний раз посмотреть на квартиру, прежде чем уехать из Венесуэлы навсегда. Ну и заодно познакомиться с Улисесом. Он сожалел, что в последние годы его не было рядом, а после смерти отца случилось столько всего ужасного.

— Ты, наверное, и так уже знаешь, что семья у нас особенная. Точнее, была. Остались только мы с Паулиной. В любом случае мне кажется, прекрасно, что «Аргонавты» стали приютом для собак. Думаю, мама с папой были бы довольны.

К квартире Пауль с Паулиной были сильнее привязаны. Просто от ностальгии.

— Именно ее мы считаем родным домом. А в чем прелесть «Аргонавтов», мы никогда не понимали.

— Тот дом меняется, когда никто не видит, — признался Улисес и рассказал о видении в библиотеке, когда сеньор Сеговия вынырнул из тайника, которого он потом так и не нашел.

— У этих двоих точно тайные способности, — сказал Пауль, улыбаясь и пошевеливая пальцами. — Этот вот браслетик мне Пако подарил. Я однажды ездил к нему, хотел снять короткометражку о хранителе «Гумбольдта». Но так и не снял. Он сказал, если не буду браслет снимать, проживу до ста лет. С самим Сеговией я знаком не был, но очень расстроился, когда он умер.

— А как ты узнал?

— Эдгардито сообщил. Потом я узнал, что он очень плохо с тобой поступил. Да и Паулина тоже.

— Мафиози он оказался, Эдгардито этот.

— Он всегда такой был. На него куча фирм записана. Сейчас, наверное, отсиживается где-нибудь.

— И Паулина тоже всегда была такая?

Пауль склонил голову набок, вздохнул и сказал: — Не то чтобы. Квартиру мы, вообще-то, по ее вине потеряли. Вся эта история с замужеством была ради того, чтобы спровоцировать старика. Чтобы он испугался и переписал квартиру на нее с условием, что она за тебя не выйдет. Можешь мне поверить. Она просчиталась. Но она тебя любила, я знаю. Какое-то время любила. А про папу и говорить нечего. Он тебя любил как сына.

По Паулю было не понять, что он чувствует. Он походил на красивую статую.

— Я ничего не знал. И клянусь, я никак не влиял на Мартина, чтобы он сделал меня наследником. Вам хоть что-то досталось?

— Не переживай. Паулине много чего досталось. А я ничего и не хотел. Так и сказал папе в последний раз, когда мы виделись.

Пауль собирался стать режиссером. Он не был обделен талантом и поступил в престижную киношколу в Праге.

— Я хотел быть как Милош Форман. Снимать шедевры. Вот такая мечта. Но на самом деле нет ничего лучше итальянского неореализма. Сухих, мучительных, жестких фильмов.

В конце концов он переехал в Амстердам и пошел учиться на курсы писательского мастерства.

— Там и живу, уже много лет.

— Ты писатель?

— Нет. Меня прибило к велосипедному бизнесу.

В Голландии велосипеды практически заменили автотранспорт. На каждого жителя страны приходится минимум по одному. Я много чем занимался, но пару лет назад открыл свою фирму. Совершил, так сказать, революцию в этой сфере и снискал успех. Жаловаться не на что.

Однажды к нему приехали друзья, и они вместе катались на катере по каналам. Он наизусть знал маршрут, но тут вдруг обратил внимание на то, что бубнил аудиогид. Внимание Пауля привлекли два факта. Первый: в Амстердаме крадут от шестидесяти до восьмидесяти тысяч велосипедов в год. Второй: служба охраны каналов за такой же период выуживает из воды пятнадцать тысяч велосипедов. И он тут же понял, что первая статистика ошибочна. Многие велосипеды, о краже которых заявляли владельцы, просто падали в каналы.

«Интересно, а муниципалы об этом знают?» — подумал он первым делом. На следующее утро за завтраком поискал в интернете и довольно быстро нашел несколько статей на нужную тему. Проблема оказалась гораздо сложнее: некоторые воришки просто доезжали на краденом велосипеде куда надо и сбрасывали его в канал. Пауль подсчитал, что количество краденых велосипедов — учитывая краденые и впоследствии сброшенные — колеблется между шестьюдесятью пятью и семьюдесятью семью с половиной тысячами в год.

Все репортажи, в общем, задавались одним вопросом: как получается, что в каналах оказывается целых пятнадцать тысяч? Некоторые объясняли этот факт знаменитой любовью амстердамцев, да и всех нидерландцев, к пиву. Многие велосипедисты валились в каналы с пьяных глаз. С другой стороны, влияла экономика. Велосипедов в Голландии столько, что они там куда дешевле, чем в любой другой стране, где люди больше ездят на машинах, поэтому человеку обычно нет разницы — отремонтировать велосипед или купить новый.

Голландия невероятно продвинулась вперед не только в области экологического законодательства, потребления марихуаны и регламентации зон терпимости, но и добилась чуда более удивительного, чем замена автотранспорта великами: на голландских улицах не было бездомных собак и бездомных людей.

— По крайней мере, в Амстердаме их почти не увидишь.

Пауль предположил, что между обилием велосипедов и отсутствием бездомных людей и животных существует связь. Собаки находятся под защитой суровых законов, запрещающих жестокое обращение. А бездомные могут рассчитывать на гостеприимные приюты, где их ждет постель и стол.

— Амстердамцы позволяют себе бросать велосипеды где попало, красть их или швырять в каналы не из-за дешевизны, не по пьяни и не потому, что им нужно куда-то срочно добраться темной ночью. А потому, что велосипеды в Амстердаме являют собой то же, во что в Каракасе превратились собаки: объект немилосердия.

Пауль стал чаще гулять по каналам и во время прогулок оттачивал свой план по решению велосипедной проблемы.

С учетом открытой им обратной пропорциональной зависимости между малым количеством бездомных и большим количеством велосипедов требовалось привлечь внимание амстердамской общественности к преступному обращению с последними. В интернете он как-то раз нашел статью про киборгэтику. Это была перспективная ветвь философии, занимавшаяся, ввиду наступления неминуемого технологического прогресса, при котором все больше места на рынке труда будет принадлежать роботам, условиями их труда и предполагаемыми правами. Не побудить ли сограждан к размышлению на похожую тему: экстраполяция прав животных на изобретения, которые так или иначе связывают нас с далеким прошлым? Разве колесо или огонь не живут подле нас так долго, что перешли из практико-предметной категории в категорию духов — в первоначальном смысле этого слова? Разве велосипед или кофейник не являются истинными домашними духами?

Велоэтика, новая этика велосипедов, могла привести к масштабным последствиям. Если удастся значительно снизить количество выбрасываемых в каналы велосипедов, а Пауль на это рассчитывал, продажи упадут. Это падение, которое сначала негативно скажется на секторе, можно будет нейтрализовать за счет дарения излишков производства тем, кто не может себе позволить покупку железного друга. Объект дарения не облагается налогами. А это, в свою очередь, снизит статистику краж. И увеличит экспорт голландских велосипедов за границу.

— Вот оно, мое изобретение: велоэтика. У меня консалтинговая фирма, называется Bicyclethics. Шедевр я так и не снял, но всего этого не было бы без кино. Знаешь, чем я вдохновлялся?