В марте 1998 года, когда Чавес начал набирать голоса в предвыборных опросах, государство решило канатку и отель приватизировать. Консорциум, выкупивший их, вскоре приступил к масштабному ремонту. Обновили систему тросов, всю электрику, кабины и станции, а смотровым площадкам придумали свежий дизайн. Получившийся туристический комплекс назвали «Волшебная Авила», и он проработал до экспроприации в 2007 году.

Пако Сеговия пережил все административные перестановки. Труднее всего пришлось в 1977-м, когда была образована Венесуэльская туристическая корпорация. Ему разрешили остаться в отеле, но без зарплаты. Несколько месяцев, пока не одоб рили испанскую пенсию, Пако жил на сбережения. Пенсия с лихвой покрывала все его расходы, состоявшие из пары обедов в месяц в Галисийском землячестве и подписки на журналы.

Второй тяжелый момент случился тридцать лет спустя, во время экспроприации «Волшебной Авилы». Чиновник из Министерства туризма сообщил Пако, что ему не будут платить зарплату (о чем Пако, впрочем, и не просил), и потребовал освободить комнату, где тот прожил столько лет.

Расстроенный Пако набрал номер генерала Пинсона. Он знал, что генерала уже нет в живых, просто в тот момент ничего лучше в голову не пришло.

Звонок Пако застал генерала Айялу в минуту, когда он меланхолично бродил по пустому дому и рассуждал, а не лучше ли будет застрелить жену и самому пустить себе пулю в лоб. Последняя ссора привела к тому, что Альтаграсия заперлась в мастерской и не выходила вот уже три недели. Кармен носила ей еду, но однажды Альтаграсия целый день отказывалась открывать, подозревая, что Мартин может подстерегать у двери, желая увидеть жену, — подозрения были обоснованные: он действительно стоял там. В результате он так разволновался, что проорал через закрытую дверь, мол, он прекращает попытки общения. Тогда Альтаграсия впустила сеньору Кармен и наконец поела, но дни шли, а она все сидела в мастерской. Мартин сходил с ума от одиночества и печали.

Поэтому его застал врасплох хриплый, надломленный голос на том конце провода, утверждавший, что звонит хранитель «Гумбольдта».

— Хранитель «Гумбольдта»? Это как?

— Да, понимаете, сеньор, я работаю охранником в отеле «Гумбольдт». Том, который стоит на Авиле, знаете?

— Отлично. Чем могу помочь?

— Понимаете, сеньор, правительство только что конфисковало отель, и меня хотят выгнать. А ведь я охраняю его с самого открытия.

— Вы там со времен Переса Хименеса?

— Да, сеньор.

Ситуация начинала забавлять генерала.

— Мне очень жаль, сеньор, что так поступают именно с вами. Как вас зовут?

— Франсиско Сеговия, к вашим услугам. Можете называть меня Пако.

— Да, мне искренне жаль, сеньор Пако, что с вами так случилось, но я не понимаю, при чем здесь я. Всего хорошего!

— Подождите минутку, сеньор. Я знаю, что генерал Пинсон умер, но ума не приложу, к кому еще обратиться.

Услышав имя генерала Пинсона, Мартин передумал класть трубку. Наконец он уразумел, что происходит. И на следующее утро отправился к канатной дороге.

На станции Мариперес ждал служащий. Он сопроводил Мартина во время подъема и дальше, до самого порога комнаты Пако Сеговии.

Мартин и Пако вместе пообедали, и на прощание генерал пообещал скоро вернуться с новостями.

Через два дня Пако Сеговии позвонил давешний чиновник из Министерства туризма и объявил, что комнату в «Гумбольдте» освобождать не нужно.

— Кроме того, по распоряжению главнокомандующего Уго Чавеса вам назначается пенсия от венесуэльского правительства в знак признательности за многолетний труд.

В выходные на той же неделе сеньора Кармен разбудила Мартина во время сиесты. «У ворот стоит мужчина с собакой», — обеспокоенно сообщила она.

— С собакой? Пускай проваливает.

— Я так и сказала, но он говорит, это вам в подарок. Здоровенный такой пес.

Мартин привел себя в порядок и вышел к воротам, заинтригованный. Там стоял тот самый служащий, который сопровождал его на канатной дороге. На поводке он держал пса, и тот действительно оказался огромным. Пес был полностью черный, кроме белой полосы вдоль хребта, напоминавшей снег на вершинах горной цепи.

— Генерал, я привез вам Невадито. Это от дона Пако, в благодарность за оказанную услугу. — Служащий протянул ему поводок.

Мартин взял, бормоча, что это, должно быть, какая-то ошибка.

— В этой папке все документы Невадито, прививки и прочее. Доброго дня, генерал. — Он сел в джип, с которого еще не успели снять логотип «Волшебной Авилы», и уехал, не дожидаясь ответа.

Мартин вернулся в дом. Пес первым делом напустил большую лужу в гостиной.

Сеньора Кармен вышла из кухни и при виде поднявшего лапу Невадито вскрикнула:

— Что вы с ним будете делать, генерал?

Мартин молча наблюдал, как озеро мочи вкрадчиво подбирается по паркету к двери в кухню.

— Сейчас увидишь, Кармен, что я с ним сделаю. Пошли со мной.

Мартин положил ладонь на гигантскую собачью голову и мягко потянул за поводок. Втроем они направились в восточное крыло и остановились перед дверью мастерской. Мартин сделал сеньоре Кармен знак постучать.

— Что там еще? — послышался голос Альтаграсии, как всегда недовольной, что ей мешают.

Потом приближающиеся шаги. Альтаграсия открыла и, увидев пса, испустила вопль.

— Что это такое? — спросила она, сверкая глазами, и в этом вопросе ярость мешалась с беззащитностью.

Севший было пес, услышав ее голос, встал и завилял хвостом.

Мартин протянул жене поводок и сказал:

— Его зовут Невадито.

30

Надин пришла к убеждению, что сеньора Альтаграсия намеренно оставила свой след в переводах. Эти зазоры, эти кажущиеся ошибки толкования и поэтические вольности напоминали хлебные крошки, указывающие путь к тайной истории ее жизни.

В очередной раз сравнивая собак и мужей (сравнения всегда были не в пользу последних), Элизабет писала: «Я нуждалась в товарище. Муж так и уезжал на дальние фермы сразу же после завтрака, а я, как только со взвешиванием колбас и пересчитывали-ем простыней бывало покончено — к тому времени я уже смирилась со своими обязанностями, — начинала тяготиться бесконечно долгими днями. Я нуждалась в чем-то, что требовало бы физических упражнений и служило предлогом для прогулок в лес. В силу молодости — мне стоило огромных усилий оставить молодость позади — я не могла, как мне, может быть, хотелось, взять в попутчики приятного мужчину во цвете лет, поскольку frau Director, frau Inspektor и frau Vieharzt начали бы косо смотреть и распускать сплетни. Требовалось нечто вне подозрений».

— «Фрау» значит «сеньор»? — спросил Улисес.

— «Сеньора». Она имеет в виду директрису сельской школы, инспекторшу и ветеринаршу. Но не перебивай. Слушай. «А кто вызывает подозрений меньше, чем собака? Ведь, если вдуматься, собаки пользуются весьма завидными привилегиями и попущениями. Мы с Инграбаном могли хоть все дни напролет проводить вместе, а ночью он спал на коврике возле моей кровати, и никто и слова не говорил. Это был немецкий дог, огромный очаровательный зверь изабеллинового окраса. Я купила его у заводчика из соседней деревни. В помете Ин-грабана у всех щенков клички начинались на, И“».

— Как красиво, — сказал Улисес.

— Да, очень мило. А теперь посмотри, какую заметку сделала Альтаграсия под переводом этого фрагмента: «Даже этой радости мы с несчастным Н. были лишены». Странно, правда? Как будто про любовника пишет.

— Хочешь сказать, у нее были отношения с собакой?

— Не надо понимать так буквально.

Улисес чуть не рассказал Надин, что у Альтагра-сии был пес и что «Н.» могло означать Невадито, но вспомнил про черную «короллу» и промолчал.

Зацепившись за это примечание, Надин начала расследование, правда, не распространялась о нем. Попросила купить на «Амазоне» биографию Элизабет фон Арним. Книгу эту опубликовали в 1986 году, тираж давно разошелся, а редкие экземпляры, которые еще можно было достать, продавались по двести долларов. Надин так настаивала, что Улисес заказал книгу Апонте — якобы она совершенно необходима для контента на сайте фонда. «Нужна срочно. Надеюсь, на этот раз проблем на таможне не будет», — написал он в конце. Через два часа Апонте ответил: «Ха-ха-ха. Не волнуйся. Только что купил. Придет на следующей неделе. На связи».