Улисес вернул папку на место и занялся другими. Одна была не подписана, и в ней оказались не статьи, а рукопись научно-фантастического романа авторства Франсиско Сеговии «Год милосердия». Подзаголовок гласил: «Апокалиптическая научная фантастика, которая, не исключено, поможет отвести порчу, чтобы описанные здесь события не случились в ближайшем будущем».

Улисес услышал, что качалка от едва заметного колебания в «режиме зимовки», производимого, казалось, сердцебиением спящего Пако, перешла к более явному поскрипыванию. Он убрал папку и снова сел в кресло. У Пако вырвался кашель, похожий на звук выхлопной трубы старого автомобиля, он проснулся и тут же заговорил: сначала слов было не различить, но по мере возвращения к бодрствованию речь становилась понятнее. Словно какая-то высшая сила настраивала старый радиоприемник. Пако продолжил начатую тему с того самого места, на котором уснул, будто и не спал вовсе, а просто моргнул. Но прежде чем рассказать, откуда на ошейнике Невадо взялось пятно крови, он счел нужным пояснить, как познакомился с генералом Айялой.

— Потому что, если я зайду с конца, вы ничегошеньки не поймете.

28

Апонте позвал Улисеса в «Ла-Параду», ресторан в районе Лос-Палос-Грандес, рядом с Гастрономическим кварталом.

— Сюда чависты не ходят, ходят боличикос. Разница в породистости. Боличикос — это внуки тех, кто наворовал при Пересе Хименесе. А кто наворовал при Пересе Хименесе — внуки тех, кто наворовал при Гомесе.

— А при Демократическом действии что, не воровали?

— Воровали, само собой, но чависты и боличикос — это другой уровень. Отцы-основатели распила. Они как Боливар, Паэс и Урданета, только от коррупции. Распилили столько, сколько мало кому удавалось — не только в этой стране, а во всем мире и за всю историю. Поэтому они лучше от Венесуэлы камня на камне не оставят, но добычу из пасти не выпустят.

Улисес кивнул и вынул из кармана телефон. Как бы мимоходом положил на стол.

— Порекомендовать тебе что-то из меню?

— Выбери за меня. Пить ничего не буду, только воду. Дел выше крыши — отсюда я сразу обратно в «Аргонавты», много всего нужно порешать сегодня. Очень хочу закончить в срок. И, думаю, получится. Единственная проблема, как я говорил, — оборудование. Без оборудования и без корма для собак мы в жопе.

— Я тебя понял, но сначала давай закажем, — сказал Апонте и подозвал официанта. — Возьмем лосося. Он тут всегда свежий, и обед не тяжелый получится.

Апонте болтал о разной ерунде, пока не принесли тарелки. И только с набитым ртом заговорил оделе:

— Как ты помнишь, Паулина снова мне звонила. Хочет, чтобы я помог ей вернуть дом и квартиру.

— В каком смысле «вернуть»? Когда это они были ее?

— Я тебе просто пересказываю ее слова.

— Ладно. И что ты ей ответил?

— Что душеприказчик не я.

— А она разве не знала?

— Знала, но я повторил. Тогда она стала настаивать. Сделала мне, понимаешь ли, предложение, от которого очень трудно отказаться. — Апонте замолчал и уткнулся в тарелку.

— Что за предложение?

— Я получу квартиру, если помогу ей получить дом. — На сей раз Апонте взглянул на него в упор. Улисес машинально повернулся к входу в ресторан и взялся за телефон.

— Она не в Каракасе. Не переживай. Ты что, думаешь, мы тебе засаду устроили?

— Ну как же мне не переживать? Душеприказчик по-прежнему твой отец. Он разве передумал?

— Нет, конечно. Но в последнее время у меня такое впечатление, что он плох здоровьем. Жаль будет, если старик вдруг скончается, а мы все окажемся подвешены в воздухе.

— В прошлый раз ты говорил, он здоров как бык.

— Так и есть, но жизнь полна неожиданностей. Особенно в восемьдесят один. Сегодня ты отлично себя чувствуешь, а завтра одной ногой в могиле. Мы с Паулиной это обговорили, и знаешь, что она сделала? Выписала на меня доверенность: если мой старикан сыграет в ящик, дела по завещанию генерала Айялы перейдут ко мне.

— Так, значит, на аннулировании они больше не настаивают?

— Вроде бы нет.

— Что ж. Я вижу, ты все для себя решил. А меня зачем позвал?

— Затем, что тебе важно это знать. Я никогда от тебя ничего не скрывал. Не люблю сюрпризов. Кроме того, я хотел тебе сказать, что не собираюсь принимать предложение Паулины. Поскольку уверен, что ты предложишь мне кое-что получше.

— Ты что несешь вообще?

— Улисес, меня не интересует квартира. Я хочу дом. С таким участком можно ого-го как развернуться. Представь себе — отель в «Аргонавтах»!

Улисес подумал про папки дона Пако и «Гумбольдт».

— Отель в пустыне. Ну почему бы и нет?

— В пустыне? Отель у парка Лос-Чоррос. У склона Авилы! Только вообрази. И тебе оттуда что-нибудь обломится.

— Не понимаю.

— Если вдруг — не дай бог, конечно, — случится, что мой старик помрет и я стану душеприказчиком, я могу получить дом, а ты квартиру.

— Квартира и так моя.

— Не твоя, а почти твоя. Но ты рискуешь остаться с носом. Поэтому, чтоб ты убедился, как близко я принимаю твою ситуацию, предлагаю тебе, помимо квартиры, небольшую комиссию, как только дом окажется у меня в собственности. Тебе всего-то и надо подписать бумагу, по которой дом переходит во владение управляемого мной фонда. В новых уставных документах «Симпатии к собакам» ты будешь числиться в совете директоров. А они вступят в силу прямо в день открытия, когда станет ясно, что все сделано согласно договоренности.

— А что, если твой старик крепче, чем ты думаешь, и я успею запустить фонд вовремя сам?

— Чтобы запустить его вовремя, нужно растаможить оборудование, лекарства и корм. Один мой звонок, и все это тебе доставят на следующей неделе. Проблема в том, что мой контакт в Ла-Гуайре может и уплыть. Вот так внезапно.

— В жизни полно неожиданностей.

— Совершенно верно, Улисито. Вижу, ты начинаешь меня понимать.

— Не называй меня Улисито.

Апонте поднял руки, как бы сдаваясь, и захохотал.

— Я понимаю, тебе неприятно. Фонд — дело красивое, благое, но знаешь, сколько собак выкидывают на улицу каждый день? Сотни. Только в Каракасе. А представь — по всей стране? Тысячи и тысячи, наверное. Ну, спасете вы парочку — и что? К тому же, если ты в конце концов останешься без квартиры, какой смысл был все это проворачивать?

— Что проворачивать?

— Мартин тебя насквозь видел, Улисито. Это уж потом, когда совсем головой поехал, он решил взять тебя с улицы, просто чтобы позлить своих детей. Ты был последний бездомный пес, которого он привел домой. Но все равно он знал, что ты женился на Паулине ради квартиры.

Улисес смертельно побледнел.

— Так что скажешь? — настойчиво спросил Апонте.

— Сколько у меня времени?

— Если за две недели до открытия ты со мной не свяжешься, я буду вынужден обратиться к Паулине. Усек?

— Усек.

— Отлично. А теперь будь добр, скажи свой пароль от телефона: я сотру, что ты там назаписы-вал. — Быстрым движением Апонте схватил телефон Улисеса и показал ему экран блокировки, по которому было видно, что диктофон работает.

Улисес промямлил пароль. Апонте остановил запись и стер файл. Продолжая копаться в телефоне, он заметил:

— Уже представили новый айфон. Камера там офигенная и диктофон тоже. Записывать может даже из кармана. Это на будущее. — Апонте протянул Улисесу телефон. Вытер рот салфеткой и сделал жест, означавший, что Улисес может идти.

На парковке Улисеса все еще колотило. Он сел в машину и завел ее. Вынул телефон, швырнул на пассажирское сиденье. Не в силах успокоиться, пошлепал по внутреннему карману пиджака и достал старенький андроид с битым экраном и корпусом. Разблокировал, открыл диктофон и нажал Stop. Назвал файл «Апонте» и сохранил. Увеличил громкость до максимума, нажал Play. Пусть и не на новеньком айфоне, разговор с доктором Эдгардо Апонте записался лучше некуда.

29

Каракасская канатная дорога и отель «Гумбольдт» много раз переходили из рук в руки. После открытия в 1956-м отель непрерывно работал до 1961 года. В течение следующих десятилетий периоды простоя сменялись периодами работы, в зависимости от того, переживала страна времена надежды или отчаяния. «Гумбольдт» стал «Титаником» венесуэльцев. Только корабль это был необычный: он сидел на вершине горы, как на мели, и никак не мог ни утонуть окончательно, ни уплыть раз и навсегда.