– Ах, бес!

Княжна шикнула на вьюна:

– Не время и не место для упоминания нечистой силы.

– Кажется, нам сюда, – донеслось от Зори.

Ей хватало и образования, и света луны, чтобы рассмотреть полдюжины путеводных камней.

– Там выбиты Инецгои?

– Здесь… пустота.

Так поступают с проклятыми родами, стараются стереть их из всех упоминаний, – сообщила Есения и всмотрелась во Льва.

Она искала в нём проявление чего-то иного, чем нетерпеливость. Лев первым зашагал между склепами.

– Как мы узнаем нужный? – на ходу спросил Вий.

– Полагаю, ту усыпальницу заметим издалека. Всё имущество семьи после царского проклятия лишается законной защиты.

– Скудельница же охраняема от расхитителей, – недоумевал Вий.

– Представь, и среди дворян хватает нехороших людей, – покривилась Зоря, и её молча поддержала Есения.

Ночь Ряженья была тепла, и потому Лев не понимал, откуда взялся холодок, что сковывал движения. Каждый шаг давался с большим трудом. Не оттого ли, что в конце пути его ждёт пустая могила отца?

По обе стороны мощёной тропы ребят встречали вечнобдящие изваяния. Они глядели на поздних гостей с упрёком.

Игра теней и воображения, разубеждал себя Лев. Однако всматриваться в каменное лицо почившего человека он не отважился.

Многие склепы казались заброшенными, изящные барельефы саркофагов укрывал прошлогодний плющ. И всё же княжна права: усыпальница рода Инецгоев выделялась из всех.

Вий негромко присвистнул:

– Кто-то старался.

Стены склепа щедро покрывала чёрная краска, облупившаяся от времени. Даже без неё от строения веяло запустением, но отнюдь не обветшалостью. Последний приют Инецгоев выстроен из монолитных каменных плит и не отличался вычурностью более молодых построек.

– Наверное, склеп построен во времена первых поселенцев, – удивилась княжна. – Выходит Инецгои старый род и до странного малоизвестен мне. Книгу «Великих и Новых родов» заучивают в домах Оплота с пелёнок.

– Верно, у вас водятся деньги для покупки свежего издания, – намекнула Зоря.

– Ты неизменно права. Книгу родов перепечатывают раз в десятилетие.

– Льву же исполнилось четырнадцать, – вклинился в размышления Вий. – Выходит, дружище, род отца прокляли до твоего рождения.

Лев безразлично пожал плечами. На фасаде склепа изваяны десяток ликов прославленных предков, а вход заграждала полноразмерная статуя мужчины. Мальчик вспомнил слова, произнесённые Верой Арских. Припомнил её боль, звучащую тогда. Каменный двойник отца у входа означал одно: род прервался, и последний отпрыск сторожил покой предков. Он раскинул руки, будто искал у прохожих прощение.

Не за то ли, что его возлюбленной пришлось растить их общего сына на другой стороне Пелены?

Тёплая зима одела стража склепа в тонкую поддёвку снега и корку льда. Лев бережно отряхнул голову изваяния. Оказалось, её исполосовали глубокие трещины, и осколки лица валялись где-то в кладбищенском бурьяне.

– Завистники, – процедил Вий. – Лишь в борьбе с памятниками горазды.

– Видимо, Вере становилось всё тяжелее навещать усыпальницу, – озвучила догадку Зоря. – Она страшилась увидеть осквернённые могилы любимого рода.

И Лев не желал видеть упадок отцовской семьи. Может, потому янтарь угас, и тень укрыла безликую статую.

Ребята пробыли у склепа Инецгоев минуту-другую. Они негромко переговаривались в стороне, оставив Льва наедине с прахом предков. Трубочист же потихоньку вновь учился дышать. Он переборол скопище страхов, дабы прийти сюда и взглянуть на лицо отца.

«Напрасно».

Мальчика не терзало разочарование, скорее он чувствовал неловкость перед спутниками, которые за его спиной топтались на месте от холода и сырости.

– Пора домой, – проговорил Лев. – Баба Яра будет переживать.

Он направился к выходу из родовых захоронений, и был рад, что никто не остановил его или попробовал подбодрить. В опустошении, которое подарил вечер Ряженья, зародилось тёплое чувство. Раньше он представить не мог, что ради него кто-нибудь ввяжется в сомнительное приключение.

До встречи с караваном чуди жизнь Льва наполняла только мама. Софья Лукина в последние дни корила себя за то, что ограждала сына от общения с другими людьми и в особенности со сверстниками. Лев теперь понимал, что тогда она руководствовалась благими намерениями. Опасалась, будто в школе её сын быстрее проявит свою чужеродность. И, возможно, Софья оказалась права. В первый день после её смерти Лев взорвал комнату с несколькими людьми.

«Мама была бы рада, познакомиться с Вием, Есенией и Зорей, – полагал Лев. – Конечно, перед этим бы крепко отчитала за позднее брожение по кладбищу... Проронила бы она слезинку, узнав о бесславной пропаже на Дальних Осколках её любимого?».

– Хочу вас попросить кое о чём, – Лев кинул слова через плечо.

– О твоём родстве с проклятым родом я не буду распространяться, – сухо заявила Зоря. Её проницательность пугала.

– Клянусь Праматерями и памятью моей матушки, я никому не расскажу, – откликнулась Есения.

Вий то ли крякнул, то ли хмыкнул:

– Больно надо. Если узнают, что помог тебе проникнуть сюда, то выпорют у того же позорного столба.

Благодарность расширилась до краёв пустоты, и Лев облегчённо выдохнул:

– Спасибо вам...

– Там кто-то прячется! – Зоря резко остановилась.

Лев проследил за её взглядом: на крыше склепа, осознав, что прятки не удались, выпрямилась одна из статуй.

– В моём детстве детишек не отпускали так поздно гулять, – посетовала статуя мужским голосом. – Кто вы такие?

Зоря за спиной Льва задрала рукав Есении, оголив механическую стрекозу:

– «Букашка» не чует злых намерений.

Княжна, подстёгнутая уверенностью подруги, вышла вперёд:

– Господин, по правилам приличия вам стоило представиться первым, – подбородок Есении дрожал, однако дворянская выучка прибавила ей властности. – И какие-такие причины позволяют вам топтаться по крышам родовых усыпальниц?!

– Отсюда виднее, как нетрезвая охрана посапывает у себя в сторожке!

Причина более походила на скрытое напоминание, что ребятам помощи ждать неоткуда. Лев старался различить во мгле алчный оскал или недобрую ухмылку мужчины. Однако одна половина лица того была лоскутом ночи, а другая – отблеском луны.

– Потому нам никто не помешает прогуливаться здесь без спроса.

– Мои предки покоятся здесь. Мне и моему сопровождению не нужно чьё-то разрешение!

– Верно, – согласился мужчина. – Только чего вы забыли на могиле проклятого рода?

– МОГИЛЕ ПРЕДАТЕЛЕЙ.

Нечеловеческий голос пробрал до дрожи. Словно вопрошали каменные уста всех ангелоподобных изваяний на скудельнице.

– Мы просто... Мы... – напущенная храбрость княжны иссякла. Её глаза заслезились.

– Чего вы от нас хотите?! – Зоря закрыла подругу спиной.

– Поистине странная вы шайка. Вижу лунси, благородную барышню, подмастерье в одежде вьюнов и... Ты что подпоясался ремнём, какие носят трубочисты?

Мужчина, похоже, обладал зрением, не уступающим глазам лунси.

– Занятная шайка. Подарок вы судьбы, иль ловушка? – вопрос он задал самому себе. – Сдаётся мне, что кто-то из вас прячет ценную вещицу!

– ОТДАЙТЕ НАМ ЕЁ.

– О чём вы?! – взвизгнула Есения. – И снимите наконец маску! Ваши повадки как у трусливого грабителя.

Мужчина рассмеялся, и его смех перебивался бездушными вздохами.

– Не к добру, – испуганно прошептал Вий. – Глянь, Лев, твой блюс с ума сходит.

Янтарь в кулаке переливался волнами света. Закоченевшие пальцы с опозданием ощутили жар камня.

– Врунишки! Раскрой ладонь, парень! – потребовал мужчина.

– РАСКРОЙ ЛАДОНЬ! – вторило ему нечеловеческое эхо.

Лев, сжав сильнее янтарь, шагнул назад. Остальные потянулись следом к проходу за их спинами, который сулил бегство...

Вий первым остановился как вкопанный. Путь им перегородил второй человек в маске.

– Это ж тот хмурый выпивоха из «Норы», – узнал его Вий. – Ох, неспроста я чуял слежку.