Густо покраснев, О'Хара повернулся к Азали.

– А теперь твоя очередь получать подарок! А ну-ка открой эту коробочку!

Сгорая от любопытства, Азали подняла крышку. – Надо же! – воскликнула она. – У меня тоже орхидея!

– Почти как у твоей мамы, но с небольшой поправкой на возраст, – прокомментировал Шемас.

Действительно, орхидея Азали была сделана из розового кварца, и лишь в самом центре красовались розовые же бриллианты.

Широко улыбаясь, О'Хара протянул руки к Мисси и Азали.

– Если бы вы только знали, как я сейчас счастлив! – проговорил он.

«Розовая орхидея» располагалась на бойком месте – как раз между Стейт-стрит и Кэльюмет-Авеню, в самой гуще подобного же рода заведений: кафе «Сансет», «Дримленд», «Панама», «Новый Орлеан».

Вечернее небо пронзили лучи десятков прожекторов. Оператор с большой камерой, укрепленной на штативе, снимал прибытие почетных гостей. Столы в ночном клубе были заставлены бутылками лучшего французского шампанского. Мисси была неотразима в своем темно-розовом шифоновом платье, с приколотым к груди букетом розовых орхидей. Да и сам Шемас смотрелся весьма неплохо: белый галстук, фрак, розовая орхидея в петлице. А как очаровательна была Азали в платьице из нежно-розовой кисеи! О'Хара так расчувствовался, что крепко обнял девочку и со слезами на глазах заявил, что он страшно горд иметь такую дочурку и ни за что не бросит ее.

Азали подняла глазки и проговорила: – Я очень рада, что теперь ты мой папа, О'Хара. Услышав эти слова, Шемас зарычал от восторга и, подняв девочку на руки, стал осыпать ее жаркими поцелуями.

С видом радушного хозяина О'Хара стал показывать «своим девочкам» новый ночной клуб. Темно-синий сводчатый потолок был усеян розовыми звездами, такие же звезды были вкраплены в пол танцевального пятачка; на покрытых розовыми скатертями столах стояли серебряные кубки и розовые канделябры; по стенам зала выстроились официанты в ярко-розовых пиджаках и продавщицы сигарет в коротеньких розовых юбочках, едва прикрывавших их очаровательные ножки в розовых колготках.

На каждом столе стояла ваза с одной-единственной розовой орхидеей.

На небольшой сцене расположился джаз-банд: Шемас специально консультировался по этому поводу со знатоками музыки и подписывал контракт только с джазменами, имевшими солидные рекомендации.

Но в день открытия развлекательная программа не ограничивалась выступлениями джаз-банда. Ожидались знаменитые артисты и танцовщики, увидеть которых так мечтала Азали.

В этот вечер к дверям «Розовой орхидеи» собрался чуть ли весь Чикаго. Те, кому не посчастливилось получить пригласительные билеты, с завистью смотрели на выходивших из своих роскошных лимузинов гостей. Небрежно помахивая перед носом швейцаров розовыми пригласительными билетами, разодетая публика устремлялась в широкие двери клуба, из-за которых на улицу доносились звуки джаза, смех, звон бокалов. О'Хара знал, чем порадовать гостей – спиртное в этот день подавалось самое изысканное.

Шемас представлял каждому новому гостю Мисси и Азали, а когда все приглашенные собрались и началась праздничная программа, он отвел Мисси в сторону и шепнул ей на ухо:

– Время уже позднее – по-моему, девочка устала. Отвези ее в отель, уложи спать, а потом, если есть силы, возвращайся обратно.

Мисси, Азали и О'Хара вышли на улицу и, встав прямо под вывеской, стал ждать лимузин. Шофер почему-то задерживался, и О'Хара стал нервно ходить взад-вперед вдоль фасада здания, то и дело поглядывая на часы.

Сначала никто не обратил внимания на медленно ехавший по противоположной стороне улицы черный автомобиль, но вдруг, поравнявшись с входом в ночной клуб, машина резко развернулась и затормозила прямо напротив дверей. В свете розовых лампочек вывески блеснуло короткое дуло ручного пулемета.

Прежде чем Мисси успела что-то понять, О'Хара с диким криком бросился вперед, прикрывая своим телом ее и Азали – через долю секунды раздалась оглушительная очередь, и, обливаясь кровью, огромный ирландец рухнул на тротуар.

Азали знала, что она плачет, но, странное дело, ей казалось, что она находится не на одной из улиц Чикаго, а в холодном зимнем лесу под Варышней. Две страшные ночи слились воедино – перед ней лежал человек, которого она так любила, которого всего за несколько часов до этого впервые назвала папой. Как сквозь сон слышала она истошные крики Мисси, шум мотора уезжающей с места преступления машины убийц, топот чьих-то ног.

Девочка стояла, прижавшись в ужасе к стене, и во весь голос рыдала: в этот миг вышли наружу все страхи и кошмары, сидевшие в ее подсознании на протяжении стольких лет. Она плакала и плакала, понимая, что этому плачу никогда не будет конца.

Мэриленд

Кэл нажал кнопку вызова медсестры – ему стало страшно за состояние Мисси. Старая женщина побледнела, голос ее задрожал. Уоррендер взглянул на часы – было два ночи. Конечно, Мисси наверняка устала от столь длительной беседы, к тому же, ей было явно нелегко рассказывать о гибели О'Хары.

Мисси разжала ладонь и показала Уоррендеру брошь в виде розовой орхидеи.

– Я никогда не расстанусь с ней, – прошептала она. – Никогда…

В комнату вбежала взволнованная сестра Милгрим в белом халате. Она кинула взгляд на Мисси, потом – на Кэла и строгим голосом проговорила.

– Ну, что я вам говорила?! Вы только посмотрите на миссис О'Брайен – на ней лица нет от усталости Это вы во всем виноваты, молодой человек!

Кэл несколько удивился, что сестра, которой самой едва можно было дать больше двадцати пяти, называет его молодым человеком, но решил промолчать – он и впрямь чувствовал себя виноватым.

Сестра Милгрим налила стакан воды.

– Давайте, мэм, – ласковым голосом проговорила она, – надо принять таблетки. Потом я принесу вам чашечку свежезаваренного чаю, и вы отправитесь в постельку.

Мисси с покорным видом проглотила таблетки, запила их стаканом воды, но потом, неожиданно выпрямившись в кресле, решительным тоном проговорила:

– Неужели вы так ничего и не поняли, Сара? Если уж я начала, мне надо довести рассказ до конца. Только в этом случае Кэл сможет чем-то помочь мне.