– То есть, сколько бы я ни настрогал детей, одаренными будет позволено стать лишь шести или семи из них?

– Вы умеете считать, Князь! – с сарказмом замечает Хранитель. – Но если будете и дальше идти на неоправданный риск…

– Риск был оправдан! – возражаю я.

– Александр Игоревич, – спокойно произносит старик. – Если в следующий раз вы решите захватить Кремль, например, посоветуйтесь сначала с вашим покорным слугой – я подскажу, как это можно провернуть с наименьшими потерями!

– Ловлю вас на слове! – отвечаю я и широко улыбаюсь.

Хранитель снова замолкает и смотрит мне в глаза, пытаясь распознать: подействовало на меня его короткое нравоучение или нет, а затем тяжко вздыхает и отводит взгляд.

– Позвольте поздравить вас с обретением Дара, Ваша Светлость, – произносит он официальным, лишенным эмоций, тоном. – Отныне вы имеете право обладать любой информацией, даже совершенно секретной! Остались лишь две небольшие формальности: подписи на контракте о вступлении в Великий Род Фиолетовых и на договоре о неразглашении!

– То есть, вы предлагаете продолжить наш разговор после улаживания упомянутых вами формальностей?

– Думаю, что это излишнее следование букве закона, – с улыбкой отвечает старик. – Мы не нарушим его дух, если обсудим волнующие вас загадки уже сегодня!

– Вчера я был в особняке Синих, – с деланным беспокойством произношу я, нервно барабаня пальцами по столу. – Меня поразила скульптура Основателя их Рода…

– Первого Великого Князя Трубецкого? – уточняет старик, с интересом глядя мне в глаза. – И чем же она вас поразила?

– Чертами лица…

– Чертами лица?! – переспрашивает Хранитель, откидывается на спинку кресла и, прищурившись, начинает внимательно изучать мою физиономию.

– Остались ли прижизненные изображения или скульптуры Разделенного Бога? – спрашиваю я, не дождавшись ответной реакции. – Или хотя бы его сыновей?

– Как вам хорошо известно, Основатель запретил свои прижизненные изображения, а все созданные после его смерти были уничтожены в шестнадцатом веке по решению Совета Семи. Но его кровь течет в жилах каждого одаренного, – говорит Хранитель. – Учитывая, что за столетия гены всех Великих Родов перемешались, нет ничего удивительного в вашей похожести на одного из сыновей Разделенного. Пусть он и наградил его синим, а не фиолетовым даром…

Я хочу выпалить, что убитый сын Шувалова похож на меня как две капли воды, что Светлый, встреченный мной в Приюте – тоже, что фото моего двойника в сиротском доме не дает мне спать по ночам, но произношу совершенно иное.

– Куда делась бронзовая статуя нашего Основателя, такая же, как стоит во дворе высотки Синих?

– Она была уничтожена после казни Темных представителей нашего Рода, захвативших Престол, это открытая информация, ее вы можете найти во множестве источников…

– Я думал, что статуя может быть спрятана от посторонних в закрытом хранилище…

– Нет! – старик качает головой. – Синие – единственные, кто сохранил статую Основателя их Рода, созданную на основе его посмертной маски. Остальные монументы утрачены в процессе многочисленных междоусобных войн.

– А посмертная маска нашего Основателя сохранилась? – спрашиваю я.

– Конечно, это одна из главных реликвий Рода! – отвечает Хранитель.

Мое сердце начинает биться чаще, и я совершаю невероятное усилие, чтобы не выдать свой интерес.

– Вы желаете ее лицезреть? – уточняет удивленный старик. – Должен предупредить вас, что эта ничем не примечательная вещица интересна лишь профессиональным историкам и биографам…

– Вы мне ее покажете?! – прерываю я разглагольствования старого Хранителя.

– Как скажете, Князь! – соглашается он, пожав плечами. – Следуйте за мной!

Мы возвращаемся в закрытую зону музея, проходим мимо многочисленных стеклянных витрин, в которых выставлены отработавшие свое амулеты и Осколки уже умерших Шуваловых, и оказываемся перед неприметной дверью без надписи, которую я принял за вход в туалет.

Срабатывают амулеты, спрятанные в карманах Хранителя, периметр дверного проема вспыхивает фиолетовым светом, а затем щелкает замок. Старик открывает дверь и приглашает меня войти в небольшую квадратную комнату, в центре которой установлен невысокий постамент с плоским навершием.

– В помещении поддерживается оптимальная температура и влажность воздуха, – поясняет старик. – Это позволит сохранить реликвию для грядущих поколений нашего Рода.

Если они появятся, мысленно добавляю я и делаю шаг через порог.

Фиолетовая маска лежит на фиолетовом же бархате, ярко освещенная четырьмя лучами направленного света. Я рассматриваю реликвию, пытаясь нарисовать в воображении портрет Основателя, но мне это не удается. Фиолетовый полупрозрачный материал не дает ясного представления о том, как в реальности выглядел родоначальник.

Я подхожу к постаменту, снимаю маску с бархатного ложа и прикладываю ее к лицу. Стекло идеально облегает каждый изгиб моего лица, даже нос и подбородок. Посмертная маска Основателя Рода Фиолетовых как будто сделана с меня.

Неожиданно в кожу вонзаются сотни игл, Осколок на груди вспыхивает, и возникает ощущение, что маска прирастает к лицу. Боль пронзает каждую клетку моего тела, а затем отступает, и меня наполняет сладкая истома.

Сквозь узкие прорези маски я наблюдаю за выражением ужаса, застывшем на побледневшем лице Хранителя. Взывают сирены, и я вздрагиваю от удара об пол четырех бетонных плит, надежно изолировавших нас в небольшой комнате.

– Да что с тобой происходит, Тьма тебя забери?! – гневно восклицает Великий Князь, наставляя на меня указательный палец. – Сначала Храм, теперь – маска Основателя?! Тебе не пришло в голову, что можно отключить сигнализацию и спокойно изучать ее хоть до второго Пришествия Разделенного?!

Я стою перед Шуваловым в центре его кабинета, опустив взгляд долу, как провинившийся школьник, и терпеливо выслушиваю справедливые обвинения. Я не готов делиться с ним размышлениями по поводу собственной внешности и моем двойнике в Выборгском Сиротском Доме. Пока не готов.

Князь нервно ходит по кабинету и изливает на меня злость вкупе с недоумением.

– Знаешь, какие аристо обычно не доживают даже до средних лет? – цедит сквозь зубы Игорь Всеволодович, подойдя ко мне на расстояние вытянутой руки. – Непредсказуемые! Их пристреливают как бешеных собак! Пушкин и Лермонтов – яркие тому примеры! Ты тоже хочешь сдохнуть, не дожив и до сорока?

– У меня в любом случае нет шансов! – оправдываюсь я и горько усмехаюсь. – Дар мне неподвластен, и рано или поздно меня прикончат на какой-нибудь дуэли!

– Веди себя так, чтобы не прикончили! – приказывает Шувалов, выделяя каждое слово.

– Это был порыв, – признаюсь я. – Мне даже в голову не пришло, что маска подключена к сигнализации…

– Дело не маске, Саша, Тьма ее забери! – устало произносит Игорь Всеволодович. – Дело в тебе! Дело в самоконтроле! Ты не должен вести себя как восемнадцатилетний юнец, хотя им и являешься! Положение обязывает! Бери пример с Андрея Трубецкого, он…

Началось. Процесс воспитания подрастающего поколения во всей красе. Нашкодившему ребенку ставят в пример его друга, который на самом деле ничем от него не отличается. Я бы мог рассказать, как в Царском Селе этот самый друг позволил привязать себя к кровати ради призрачных ласк красивой медсестры, но выслушиваю похвальбы в адрес Трубецкого молча. Не думал – не гадал, что наши отношения с Великим Князем трансформируются в извечный конфликт отцов и детей.

– Расскажите лучше о его сестре! – я прерываю нескончаемый поток славословий Шувалова в адрес Андрея Трубецкого, потому что в моей душе зарождается острое желание прирезать примерного мальчика острым же кинжалом.

Великий Князь замолкает и сразу сдувается, будто проткнутый воздушный шарик. Его отеческий пыл угасает, а душу захлестывает чувство вины, вызванное моей короткой репликой.