Иными словами, «Судоверфь» должна была выглядеть в точности так же, как и в 1890 году, хотя буквально все ее составные элементы менялись на новые. Отсюда и слоган «Винтажная жизнь, современная роскошь», набранный на каждом висящем в офисе постере крупным синим шрифтом в морской стилистике.

– Врать не буду, – сказал Бенджамин, улыбаясь гостям из-за своего большого стола, – я невероятно, непомерно, почти непозволительно горжусь этим дизайном. Над ним работали мои лучшие люди. Вы готовы восторгаться? Да? Хорошо, тогда, пожалуйста, наденьте это.

Он вручил им два больших шлема виртуальной реальности, и в этот момент Джек наконец понял, как они будут совершать «экскурсию» по кондоминиуму, который еще не построен.

– Кстати, у нас технология лучше, чем в Голливуде, – сказал Бенджамин, помогая им затянуть ремни. – Самое современное оборудование.

После того, как шлемы были закреплены, Бенджамин спросил: «Ну что, готовы?», нажал что-то на клавиатуре, два экрана перед глазами Джека ожили, и внезапно он оказался внутри – как он вынужден был признать – довольно убедительной, трехмерной и фотореалистичной модели гостиной.

Гостиной в стиле холодного минимализма.

Все в белых и ореховых тонах.

Джек вздохнул, огляделся и обнаружил, что когда он поворачивает голову, то изображение в очках меняется. Он увидел белый кожаный диван, который, наверное, будет красиво смотреться минут примерно восемь, пока его не постигнет душераздирающая трагедия с участием Тоби и виноградного сока. И белые книжные шкафы от пола до потолка, где отдельными стопками лежали подобранные по цвету книги, а рядом стояли вазы, фоторамки и разнообразные предметы декора. И голые кирпичные стены без малейших признаков телевизора. Вместо этого на стенах висели картины, выглядевшие гораздо больше и явно дороже, чем те, что были у них с Элизабет на самом деле. За диваном располагалась тумба, на которой стояли тонкие и наверняка хрупкие керамические изделия. А за ней Джек увидел большую кухню с длинными открытыми полками.

– Добро пожаловать в ваш дом на всю жизнь, – сказал Бенджамин.

– Какая красота, – услышал Джек голос Элизабет, раздавшийся где-то за пределами шлема. – Кухня просто идеальная. И мне очень нравится эта акцентная стена, – сказала она, вероятно, имея в виду стену в дальнем конце гостиной, обшитую досками из растрескавшегося, выцветшего от солнца, видавшего виды дерева – дерева старого и благородного.

– Это восстановленная амбарная доска, – сказал Бенджамин. – Настоящая древесина настоящих амбаров со Среднего Запада. У меня отличный поставщик.

– Она великолепна.

– Это, конечно, твердая порода дерева, поэтому формальдегид не выделяется. А энкаустическая напольная плитка изготовлена вручную, без каких бы то ни было искусственных добавок. И вы заметили, что стены как будто сверкают? Это потому, что они покрыты тонизирующей смесью красок с микрокристаллами, которая имитирует определенные длины волн солнечного спектра и регулирует циркадные ритмы. В квартире есть система фильтрации воды, специально оптимизированная под чикагский токсичный коктейль из частиц пластика и тяжелых металлов. Индукционная плита не загрязняет окружающую среду. Во всех душевых есть ультрафиолетовые дезинфицирующие лампы. В каждой комнате установлены воздухоочистители, чтобы защищать вас от промышленных ядов. Вы хоть представляете, сколько химических веществ содержится в одной пылинке? Это пятизначная цифра, я не шучу. Корпорации не хотят, чтобы мы знали, насколько вредно сейчас просто дышать, поэтому большинство людей понятия об этом не имеют. Живут и в ус не дуют. Готовят на газу. Идут как овцы на убой, скажите, да? Но вам не придется об этом беспокоиться. Это будет дом, соответствующий вашему природному состоянию. Представьте его себе как вечную детокс-программу. Я знаю, в вашем списке ничего такого не было, но я решил поступить на свое усмотрение. В конце концов, это ваш дом на всю жизнь.

– Чудесно, – сказала Элизабет. – Мне нравится.

– А ты что думаешь, Джек? – спросил Бенджамин. – Ты что-то молчишь.

– Я просто смотрю, – ответил Джек нараспев, стараясь, чтобы в его голосе не слышалось раздражения.

– Его все бесит, – сказала Элизабет.

– Не бесит, – возразил он. – Просто… в этом проекте, кажется, нет ничего из моих идей.

– Ой, точно, – сказал Бенджамин. – Это потому, что ты еще не видел свою мастер-спальню.

– Мою что?

– Мастер-спальню. Пошли.

И внезапно Джек двинулся из гостиной через кухню и дальше по коридору, причем все вокруг слегка покачивалось, как будто с целью сымитировать эффект походки. Джек чувствовал легкое головокружение и дезориентацию от ощущения ходьбы без реальной ходьбы. Он вплыл в комнату, поразившую его своим унылым, мрачным и отталкивающим видом: массивная мебель, сделанная, видимо, из темного дуба, бордовые стены, грязно-зеленого цвета белье на кровати, к которой, похоже, полагался водяной матрас, шторы, казавшиеся просто-напросто черными, мишень для дартса на стене, холодильник для пива. Эта комната была очень брутальной и очень старомодной, и Джек задумался: неужели он производит впечатление человека, мечтающего о мужской берлоге?

– Добро пожаловать в твою мастер-спальню, – сказал Бенджамин.

– Я не понимаю. У меня своя комната?

– Да, это твои апартаменты.

– А Элизабет где спит?

– В своих апартаментах. Они в другом конце квартиры.

– Серьезно?

– Туда я поставил камин.

– Подожди. – Джек резко рванул липучки и стащил шлем. – У нас отдельные спальни?

– Технически это называется «парные мастер-спальни», – сказал Бенджамин, изображая пальцами кавычки. – Такое было на странице твоей жены в «Пинтересте».

– Это сейчас в тренде, – прибавила Элизабет, снимая свой шлем.

– В тренде.

– Да. Отдельные спальни. Многие так делают.

– Ты хочешь спать раздельно? – спросил Джек. – Как будто сейчас пятидесятые? Как будто мы Люси и Рики?[5]

– Заметь, что это не обязывает нас спать раздельно, – сказала Элизабет. – Это просто дает нам возможность спать раздельно, когда мы захотим.

– А если мы никогда не захотим?

– Джек, – мягко сказала она, – мы ведь уже.

Эту информацию, по его мнению, не стоило озвучивать в присутствии Бенджамина, пусть даже Элизабет была права в том, что с годами у них постепенно выработалась привычка большую часть ночей спать порознь. Все началось, когда Тоби был еще малышом и его сводящий с ума избирательный аппетит вызывал у Элизабет огромный стресс, такой стресс, что она регулярно просыпалась посреди ночи и лежала, объятая той тревогой, которая всегда настигает в три часа ночи, когда тревоги многократно усиливаются; Джек тем временем спокойно спал рядом, причем зачастую еще и придавливал ее собой, не давая вздохнуть. По словам Элизабет, каждую ночь в их кровати «королевского размера» происходило нечто вроде замедленной погони: Джек во сне перекатывался к Элизабет и клал на нее одну, две или (бывало и так) даже три конечности, заключая ее в объятия, обхватывая, стискивая, а то и буквально вцепляясь в нее, и вскоре ей приходилось высвобождаться и отодвигаться, потому что заснуть в таком неудобном положении не было никаких шансов, но рано или поздно – обычно как раз в тот момент, когда она наконец задремывала, – Джек начинал искать ее, подбирался ближе и тяжело наваливался сверху, и ей снова нужно было выползать из-под него и откатываться в сторону, и эта утомительная игра продолжалась до тех пор, пока в распоряжении Элизабет не оставался только самый маленький кусочек кровати, краешек матраса, где было совершенно невозможно спать, и тогда она наконец вставала и шла на раскладной диван в комнате, которая служила им домашним офисом, а Джек ничего не замечал, пока не просыпался в одиночестве – уже в который раз. Это длилось почти семь лет. Ночью Джек открывал глаза и обнаруживал, что его бросили. Или – в те вечера, когда Элизабет ложилась рано из-за важных утренних дел, – сам уходил спать в кабинет, на диван, избавляя Элизабет от лишних мучений. И хотя эта практика укоренилась и с годами вошла в привычку, сейчас Джек понял, что все равно продолжает считать ее этапом, который когда-нибудь кончится, трудностью в отношениях, которую нужно преодолеть, чтобы они с Элизабет могли вернуться к прежнему способу засыпать, тесно переплетясь руками и ногами, как в молодости.