Гляжу за окошко, из своей спаленки, а там братец мой, Ярило, уже свою колесницу огненными конями запрягает: рвут они удила, бьют копытом острым, застоялись в стойле за зиму долгую, бесконечную.
Бешеным глазом зыркают, а по ветру пылающие гривы их развеваются.
Слышу я снова зов тот дивный и страстный:
– Весна, Весна, приди! – будто и взаправду меня кто-то кличет.
Смотрю из оконца на землю под собой, вижу, что вся она укрыта коркой ледяной, да только будто внизу маленькая точка огненная пылает, словно огонёк лучинки. Доносится вновь до меня призыв страстный:
– Весна, приди!
Понимаю я, что проспала я, не прогнала морозы лютые… А пробудили меня ото сна глубокого стоны да крики берендеев любовные, плотские, что из той избы аж до самых небес долетают. Долетела их жертва любовная до моего терема небесного!
Накидываю я наспех на себя рубашку свою шёлковую, алыми маками вышитую, да сарафан свой сверху пурпурный надеваю. Волосы золотые в косу тугую заплетаю, на ножки – сапожки сафьяновые натягиваю, да бегу поскорее к братцу своему, Яриле, на крылечко:
– Братец мой милый, скажи, какой месяц нынче на дворе?
– Да уж май, сестричка, – ухмыляется он, да в свою колесницу залазит.
– Как же так?! – ужасаюсь я. – Пропадёт ведь без меня Земля-матушка! Без тепла и любви моей! Скорее отвези меня вниз, к людям! К зверям моим да птичкам малым! Столько работы у меня, ведь на три месяца целых я опоздала! – кричу так, а сама пунцовым цветом заливаюсь, вспоминаю свой сон недавний постыдный и сладострастный.
Вот бы мне встретить когда-нибудь такого молодца…
– Ну что же, сестрица, сладко же ты спала нынче! Отвезу я тебя на землю, только знай, не отступит просто-так Зима лютая, не отдаст просто так своего полюбовника, Мороза, тебе!
– Больно надо! – вспыхиваю я очами гордо, только голову свою вверх вскидываю. – Какого ляда мне эта старуха костлявая ледяная да любовник её старый и седой? Найду и без него себе любимого по душе! – а у самой всё из головы не идёт образ того юноши прекрасного да жаркого…
– Но, огненные, ретивые, пошли! – бьёт-хлещет своим кнутом с молниями Ярило коней своих диких вороных, так, что вспыхивают она, как три кометы, да несут нас со всей мочи на землю, где Зима навеки поселилась…
Долетаем мы до Берендеева царства, кланяюсь я своему братцу Яриле низко в пояс:
– А дальше я сама, мой братец любезный. Теперь, как я пришла на землю, и ты ярче сиять на небушке и греть будешь.
Ярило на свою колесницу вскочил, да и помчался по небу майскому, весеннему.
Встаю я на землю стылую, утопаю в сугробах ледяных по самый пояс. Только там, где я ступаю, сразу же снега топятся, ручьи журчать весёлые начинают, да трава молодая изумрудная на свет вылезает. Иду я, ступаю по полям, лесам густым, чащам непроходимым, а вокруг меня всё расцветает, зеленеет, порхает и щебечет.
Вот и леса дымкой подёрнулись, вот и зайчики серые по кочкам скачут, подхожу я только к огромной поляне лесной, снегом глубоким укрытой, и вижу, что сидит на ней на троне высоком старец седой и грозный.
Смотрю я на него, и тут вдруг понимаю, что молодец это тот самый из моего сна! Только словно весь постаревший и дряхлый. Один взгляд его ледяным светом светится, да губы сквозь бороду седую влагой рубиновой винной блестят…
3
Только ступить я на поляну хочу, растопить корку ледяную, да будто стена невидимая вокруг неё. Снова я шаг вперёд делаю, да словно не пускают меня силы неведомые. Оглядываюсь назад: всё цветёт вокруг в лесу, зеленеет, братец мой Ярило по небу на своей колеснице скачет, а на поляне – всё февраль стылый вьюгой воет.
Сидит старец тот на троне, борода его вся инеем покрыта, волосы косматые на глаза спускаются, и вижу, что грудь его сковали цепи изо льдов сибирских выкованные.
Так вот почему не ушёл он вовремя из земель берендеевых. Не пускают его путы крепкие. Одолел сон его глубокий, полуобморочный, вижу я теперь, что не в себе он.
Разбежалась я и со всей прыти своей на поляну запрыгнула: раскололся лёд тонкий, который куполом её невидимым укрывал. Подхожу я к старцу могучему, провожу по его мощной груди ладонью своей тёплой, да вдруг как услышу голос страшный и сиплый, словно метель дикая завывать стала:
– Ты почто явилась сюда, волочайка божевольная? Убирайся обратно к себе в терем небесный, никому ты тут не сдалась, плёха-свербигузка!
Смотрю, выползает из-под елей лапластых змея не змея, а баба страшная, с лицом вытянутым, снулым, бледным, что у мертвяка. Шипит на меня, материться своим поганым ртом, ползёт по снегу, как сколопендра бледная, а ног у неё и рук – несметное количество!
Подползает она к ногам могучего старца, обвивается вокруг него клубком крепким, пробирается к сердцу его, как змея кольцом тугим сворачивается. Жалит его в грудь горячую, пьёт его кровь отравленную.
Вспыхнула я вся от оскорблений таких похабных, руки в боги, и на неё сама ругаться начинаю:
– Я пришла своё забрать, ведьма кривомордая да страшная! Весной меня кличут, и от гниды такой как ты не потерплю оскорблений и брани. Убирайся, тварь псоватая, подобру-поздорову! Вышло твоё время поганое! Теперь я пришла! Всё здесь моё до самого лета!
– Это мы ещё посмотрим, – шипит на меня горгона ужасная, ядом своим из пасти капает. – Любит меня Мороз крепко, не променяет меня на девку вертлявую.
– Ах так, это мы сейчас и узнаем! – уже разозлилась я не на шутку.
Скидываю с плеч кафтан свой тяжёлый бархатный, остаюсь в одной рубахе маковым цветом расшитой. Вижу, сосули на деревьях таять стали от моего гнева и задора, зазвенели капелью мартовской. Тряхнула я головой – расплелась коса моя золотая. Разметалась дождём шёлковым по плечам моим покатым и круглым.
Тут Мороз голову свою поднимает, да вижу, как взор его загорается пламенем. Смотрит на меня, улыбается, будто свет дневной наконец-то увидал.
– Ну посмотрим, кто кого, – зашипела тут Зима-сколопендра, оземь ударилась и обернулась девицей тонкой да звонкой.
Кожа белая, что снег, губки алые да пухлые, как клюковки в сугробах, волосы как вата снежная на голове развеваются.
Подходит к Морозу, льнёт к нему всем своим телом белым, шепчет ему устами ядовитыми:
– Уж не тебя ли я, Мороз мой ненаглядный, любила-любибла, ласкала-ласкала, – говорит так, а сама в уста его замороженные целует, ручками своими под рубаху пробирается, языком своим лижет грудь его молодецкую.
В портки ему лезет, развязывает, только вижу я, что не хуй у него горячий, а кол ледяной в штанах! Околдовала его ведьма стылая, заморозила! Снова от её ласк ненасытных инеем он покрывается, синеют губки его сладкие.
Подбегаю я тут к нему, беру лицо его в ладони свои горячие, солнцем нагретые, розовеет кожа его от моих прикосновений, вырывается вздох из груди его богатырской.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
