Лечащий врач Жеки был пожилой и грузный, с вислыми седыми усами, похожий на Тараса Бульбу. Он открыл историю болезни наугад где-то посредине, достал очки, потом спрятал, склонился в три погибели и долго изучал одну страницу. Турецкому показалось, что он спит. Может, не будить, подумал Турецкий, почитаю пока, тут, слава богу, прохладно.

– У Промыслова ремиссией и не пахло, – сказал наконец врач, не поднимая глаз от медицинской карты. Выходит, он все-таки не спал. – Есть наркоманы, которым еще можно помочь. На самом деле, очень многим, хотя излечиваются далеко не все – срываются, как правило, по самым разным причинам. А Промыслов – безнадежен.

– Почему? Настолько запущенный случай или…

– Он после первой дозы уже был неизлечим. Ярко выраженная предрасположенность. Я это понял очень быстро. Традиционными методами ему помочь нельзя, но не выгонять же его на улицу – лечили как всех. Клятва Гиппократа.

Врач снова уткнулся в Жекину карту на той же самой странице. Турецкий начал нервничать. Что-то тут не так. Не хочет этот эскулап с ним разговаривать, откровенно не желает и даже не скрывает свое нежелание.

– А с самим Евгением Промысловым вы делились своим скепсисом по поводу его исцеления?

Доктор посмотрел на Турецкого, как на умственно отсталого. Впрочем, может, он на всех так смотрел?

– Я что, по-вашему, полный идиот? Он бы на следующий день вскрыл себе вены. У него и так абсолютный бардак в голове. Положенный курс прошел – выписали. Дальше уже все от него самого зависит.

– Вы упомянули о нетрадиционных методах. Что именно имеется в виду? И поднимали ли вы эту тему в беседах с Промысловым?

– Да как сказать… Ходят всякие сказки. Какой-то буддистский монастырь где-то в Бурятии, что ли. Но каким бы принципиально иным ни было лечение наркомана, смысл-то остается прежним: ему нужно пережить ломку, потом вторичные рецидивы и так далее. Все то же самое, только без медикаментозной помощи. Но при желании можно и аппендикс удалить без анестезии.

Турецкий содрогнулся.

– То есть вы ему ничего подобного не советовали?

– Я нет.

– А кто советовал?

Врач пожал плечами.

– Как Промыслов вообще попал к вам?

Молчание.

– Сановный папа постарался?

– Я с его отцом дела не имел.

– А с кем имели? У вас же не какой-то задрипанный районный психдиспансер, уверен, что не так просто сюда попасть. Вы же наверняка не станете подбирать наркомана в подворотне.

Врач снова пожал плечами:

– Я его не устраивал.

– С кем из больных Промыслов общался?

– Ни с кем. Он лежал в боксе.

– А из персонала?

Молчание.

– Вы меня плохо слышите?! – не выдержал Турецкий. – С кем из персонала контактировал Промыслов?!

– С Долговой, – пробубнил доктор недовольно.

– Кто такая Долгова, врач? Сестра?

– Завлаб в НИИ, к клинике она отношения не имеет. Вроде бы они с Промысловым давние знакомые.

– Так это она его устроила?

– Не знаю. Наверно. Возможно. Его покойный Георгий Емельянович лично оформлял, а она каждый день навещала. Отца его, повторяю, я в глаза не видел.

У Долговой было необычное имя – Божена. Миловидная натуральная блондинка с хрупкими чертами лица, глубокими синими глазами и легкой спортивной фигуркой.

Она сидела за компьютером, одновременно глядя на монитор и в лежащий на столе справочник, левая рука бегает по клавишам, правая что-то чертит в журнале. На появление Турецкого Божена Долгова никак не отреагировала. Он заглянул ей через плечо: сплошь китайская грамота, чудовищные химические формулы и непонятные обозначения.

– Вы следователь? – спросила она, не отрываясь от работы.

– А вы в прошлой жизни были Юлием Цезарем?

Божена Долгова захлопнула справочник и выключила компьютер.

– Вы здесь в связи с гибелью Георгия Емельяновича?

– Не совсем. Некоторое время назад исчез Евгений Промыслов, а я его разыскиваю.

– Здесь вы его не найдете, зря стараетесь.

Азаров был прав, подумал Турецкий, народ тут как на подбор: ни с одним каши не сваришь.

– И почему вы пришли ко мне? – снова подала голос Долгова.

Ну это уже ни в какие ворота, возмутился он про себя.

– Послушайте, я не хочу показаться невежливым, но обычно я задаю людям интересующие меня вопросы. Давайте будем придерживаться традиций.

– Давайте не будем спорить на пустом месте. Что конкретно вы хотите знать о Евгении?

– Как максимум, где он в настоящий момент находится и чем занимается.

– Увы, мне об этом ничего не известно.

– Тогда расскажите мне о нем все, что знаете, дабы я смог отталкиваться от чего-то в своих поисках.

– Я принимаю ваше предложение, давайте будем придерживаться традиций. Спрашивайте.

– Договорились. Спрашиваю: это вы устроили Промыслова сюда, в клинику профессора Сахнова?

– Да, я его уговорила. Это одна из лучших, если не самая лучшая у нас государственная нарколечебница. К тому же я могла непосредственно контролировать, как у него дела.

– Я только что разговаривал с его лечащим врачом. Он сказал, что Евгений предрасположен к наркотикам и потому лечение не было эффективным…

– Насчет предрасположенности я с ним на сто процентов согласна, – с жаром подхватила Божена, – хотя это и не вполне строгий термин. На сегодняшний день ни в одной наркологической клинике мира не могут измерить степень предрасположенности пациента к тому или иному наркотику количественно, как, например, артериальное давление. Не существует общепризнанной методики.

– То есть вы тоже считаете, что лечение было обречено на провал? Зачем же вы тогда на нем настаивали?

– Вы не совсем правильно себе это представляете. Помещение Евгения в клинику не было абсолютно бесперспективной затеей. Да, шансов на исцеление было немного, но они есть всегда, это процесс вероятностный. И он, по крайней мере на время лечения, перестал колоться. Уже одно это стоило того, чтобы…

Это еще надо бы уточнить, но не сейчас, подумал Турецкий, попозже, сначала следует усыпить бдительность.

– Но Промыслов лечился уже неоднократно, в том числе за границей, и пока без особого результата.

– Да, я знаю…

– А вообще, как давно вы с ним знакомы?

– Мы вместе учились в институте.

– И там он сел на иглу.

– Не сразу. Начал с травки, потом амфитамины…

– Надо понимать, для сокурсников это не было большим секретом?

– Баловались, конечно, коноплей, не он один был такой. Не так повально, как сейчас, но тем не менее. Но остальные это переросли, как детскую болезнь, а Евгений из-за своей предрасположенности стал быстро прогрессировать.

– Погодите, вы учились вместе с Промысловым. Тогда вы должны быть знакомы и с Коржевским.

– Конечно, я с ним знакома.

– Он мне про вас ничего не рассказывал.

– А почему вы думаете, что он должен был? О чем вы разговаривали?

– Все о том же. Почему исчез Промыслов и как его найти. Вы думаете, Коржевскому было известно о вашей роли в последней попытке Евгения соскочить с иглы?

Божена пожала плечами:

– Спросите Коржевского.

– Не премину. Вот что, давайте рассмотрим возможные версии исчезновения. Вы лучше знали Промыслова, можно сказать, несравненно лучше, я его вообще никогда в глаза не видел, кроме того, вам известно его психологическое состояние. Поэтому вы для меня прокомментируете вероятность тех или иных предположений.

Божена посмотрела на Турецкого без особого энтузиазма.

– Давайте, конечно, попробуем, но не стройте иллюзий, будто я эксперт по его мотивационным приоритетам. Он же наркоман, может, ему пригрезилось, что он Афанасий Никитин и опаздывает на последний караван в Индию, – доходчиво объяснила Божена. – Как вы в таком случае собираетесь его найти? Вы над этим задумывались?

– Это как раз проще всего. Возбуждено следственное дело, подключен МУР, объявлен его розыск в масштабе страны. Ориентировки разосланы, если он где-нибудь объявится, хоть в тмутаракани, его задержат. А вот мог он, к примеру, никого не предупредив, податься, допустим, собирать урожай мака, вместе с кем-нибудь из своих дружков?