– Так ты что же, товарищ каплей, значит, уволился из флота? – спросил Полундра.

– Как видишь! – Дорофеев продолжал горько улыбаться. – Сам понимаешь, Черноморский флот России постепенно сокращается, ремонтные мощности теперь слабые, после раздела почти все они Украине достались. Новые суда не сдаются.

– Да, я в курсе, – сказал Полундра печально.

– Вот и учебку нашу закрыли, – продолжал Дорофеев. – Нашу балаклавскую учебку, которая была единственным местом в России, где готовили бойцов морского спецназа, боевых пловцов!

– Да, я знаю, – сумрачно сказал Полундра. – У меня самого от этого душа болит. А помнишь, Алексей, какие у нас там командиры были? Помнишь каперанга Рябинина, командира нашего ракетного крейсера, на который я после окончании учебки служить поступил? Он еще геройски погиб во время пожара на крейсере...

При упоминании каперанга Рябинина Дорофеев неожиданно нахмурился, сухо кивнул Полундре.

– Помню, конечно, – ответил он неохотно. – Как такое забыть можно...

Однако североморец по-своему истолковал изменение настроения собеседника.

– Ну да, это печальная история, – сказал Полундра, понижая голос. – Однако мне она часто на ум приходит. Представляешь, наш командир матросику-срочнику жизнь спас, а сам погиб, сгорел заживо. Я все про себя думаю, а смог бы я вот так? Не испугался бы в последний момент?

– Ну, кто же это знает? – неопределенно пожав плечами, отозвался Дорофеев. Он взял с тарелки яблоко и стал с равнодушной миной жевать его.

– А я вот с Наташкой и сыном сегодня на кладбище, на Северной стороне побывал, – продолжал Полундра. – Могилу его показал моим, чтобы помнили. Цветы ему принес, помянул его, все как полагается.

– Это правильно, – продолжая невозмутимо жевать, отозвался Дорофеев.

Полундра умолк. Молчание его бывшего командира и друга несколько озадачивало старлея, равно как и равнодушие, с каким тот относится к памяти доблестного каперанга.

– А ты, значит, службу бросил, – снова заговорил Полундра. – Не нравится тебе служить на военном флоте?..

– А ты сам посуди, – отозвался тот. – Ну что мне на флоте теперь делать? Кого учить, где служить? Российский флот больше чем наполовину сократили. Украине я тоже на хрен не нужен, там у них строго с национальной принадлежностью, берут только этнических украинцев. Потому я и подался на берег.

– Какого-то фирмача возить? – Полундра невесело покачал головой. – Если не секрет, кто ж тебе такую протекцию составил?

Дорофеев помедлил с ответом.

– Кто составил, оно как бы и не так уж важно теперь, – сказал он. – При желании всегда можно устроиться. Ты сам посуди, что мне еще оставалось делать? С голоду подыхать, что ли? Нищим на угол становиться на Северной стороне у ворот Мемориального кладбища? Или фруктами торговать на рынке? – Дорофеев презрительно сплюнул в сторону. – Если государство обо мне не заботится, значит, я должен позаботиться о себе сам!..

Он безнадежно махнул рукой, налил Полундре еще коньяка в пластиковый стаканчик.

– Давай еще по одной, – сказал Дорофеев, поднимая свой стакан. – За тех, кто в море.

Полундра снова проглотил свой коньяк, стал зажевывать его ломтиком лимона. Дорофеев, так же как и Наташка, поставил свой стаканчик с коньяком на стол нетронутым.

– Ну и как? – немного помолчав, спросил своего бывшего командира Полундра. – Работой у своего фирмача доволен? Или ты у него, как мальчик на побегушках?

– Как бы не так! Мальчик на побегушках. – Дорофеев рассмеялся. – Времени, конечно, уходит много. С утра хозяина на стройку отвези. Потом весь день стой у ворот стройплощадки, его дожидайся, потому что ему в любой момент может понадобиться куда-то поехать. А вот после работы, часов с четырех или пяти, наоборот, полная свобода! Машина целиком в моем распоряжении: куда хочу, туда и еду, кого хочу, того в нее и сажаю.

– Круто!

– А то! – Дорофеев, довольный, усмехнулся. – Конечно, я сам как бы за нее отвечаю. Должен о ней заботиться, текущий ремонт, профилактика, техосмотры и все такое.

– И сколько тебе твой хозяин платит? – поинтересовался Полундра.

– Достаточно, – уклончиво ответил его бывший командир. – В принципе, на жизнь в Крыму хватает. Даже домик себе ухитрился построить. Не самый шикарный, конечно, но жить можно!

Полундра молча кивнул. Упрямая складка залегла у него между бровями. Старлей сам не знал, почему, но похвальба его бывшего командира и друга очень не нравилась ему.

– Но что же я все о себе да о себе! – широко улыбнувшись, воскликнул Дорофеев, хлопая старого сослуживца по плечу. – Давай рассказывай, где ты, как, что. В звании тебя хоть там, на Северном флоте, повысили?

– Повысили, – нехотя ответил Полундра. – Я теперь старший лейтенант.

– Ну, это серьезно! – Дорофеев рассмеялся.

– Я командир группы боевых пловцов флота, – досадуя, что завел этот разговор, возразил Полундра. – Подчиняюсь непосредственно ГРУ.

– Командир боевых пловцов? – Дорофеев взглянул на своего собеседника заинтересованно. – Кстати! Я же помню, в учебке ты по погружениям был лучшим в группе. Как, сейчас это на Северном флоте востребовано?

– Еще как востребовано! – воскликнул Полундра, оживляясь. – То и дело черту в задницу лезть приходится. Такая служба.

– Опасная?

– Случается...

– У тебя, наверное, рекорд флота по погружениям, – смеясь, предположил Дорофеев. – Или, может быть, мировой рекорд?

Полундра посмотрел на своего собеседника серьезно и даже несколько озадаченно.

– Мирового нет, – ответил он неохотно. – А вот рекорд флота действительно имеется.

– Серьезно? – еще больше воодушевляясь, воскликнул Дорофеев. – Ну так за это надо выпить еще по одной!

Он налил в стаканчик Полундре еще коньяку. Однако Сергей глядел на своего бывшего командира строго и спокойно.

– За свой рекорд я пить не буду! – сказал он твердо. – Это примета скверная, за такое пить.

– Да ладно тебе!.. – воскликнул было Дорофеев, но Полундра смотрел на него сумрачно и серьезно.

– Если хочешь, Алексей, давай выпьем за Российский флот, за Андреевский стяг! – сказал североморец.

– Какой разговор! – весело воскликнул Дорофеев, чокаясь с Полундрой и его женой пластиковым стаканчиком. – Хрен с тобой, если ты такой политически сознательный. – Но, видя, как омрачилось лицо Полундры, тут же добавил: – Российский флот для нас для всех самое святое, самое главное в жизни! Верно, малыш?

Он повернулся к маленькому Андрюшке, сидевшему на высоком «взрослом» стуле и буквально извертевшемуся на месте.

– Мама, я устал, я домой хочу! – сказал ребенок вместо ответа.

Он уже в который раз повторял эту просьбу, на что занятые беседой мужчины совершенно не обращали внимания. Его матери ничего не оставалось, как всякий раз просить маленького Андрюшку помолчать и не мешать взрослым дядям разговаривать. Она предлагала ему то булочку, то мороженое, однако ребенок, едва надкусив, тут же оставлял еду и продолжал капризничать.

– Рекорд флота – это круто, – продолжал Дорофеев, не замечая состояния маленького ребенка. – Водолазы такого уровня, как ты, Серега, повсюду нужны. При желании они всегда могут хорошие деньги заработать.

Дорофеев заметил, как упрямая складка снова залегла меж бровей старлея Павлова при этих его словах, однако продолжал:

– Ты же, Серега, знаешь, что такое Крым. Помнишь, в учебке нам объясняли, чем нашпигованы все вот эти скалы. – Он показал вокруг, на начавшие отливать золотом в лучах заходящего солнца горы из нежно-розового, словно куски свежего мяса, гранита. – Главное – подъехать к нужному человеку, который все ходы и выходы знает. И можно заработать такие деньги, какие тебе на твоем флоте за двадцать лет службы не заработать!

Лицо старлея Павлова во время всей этой тирады оставалось невозмутимо спокойным и твердым.

– Я морской офицер, – сказал он строго. – Я свою службу Родине на левые дела не размениваю. И честь мундира буду беречь от позора.