Получив удар по носу, Колюня хлопнулся на пол. Увидев над собой грозного незнакомца, он пополз на спине назад, испуганно хлюпая разбитым носом.

– Бери! – дознаватель Чугунов протянул ему сто рублей. – Сделай так, чтоб я тебя долго искал. Возьми пару пузырей в другом конце Москвы, а сдачу оставь себе. Все понял? Давай отсюда!

– Понял. Все понял… – заладил Колюня, преданно глядя на столь щедрого мужика.

Он быстро вскочил, размазал кровь по лицу, потом с трудом, дрожащими руками открыл дверь, получив прощальный пинок под зад от дознавателя Чугунова.

Игорь Ладейников сидел в самолете, вылетавшем в Москву из Барнаула. Он было задремал под свист и гул турбин, когда вдруг все стихло.

Он выглянул в иллюминатор. Лайнер уже вырулил на взлетную полосу, двигатели молчали, фюзеляж больше не дрожал от напряжения. В салоне становилось душно, плакали дети, роптали и нервничали пассажиры. Все задавали недоуменные вопросы стюардессам, но те только пожимали плечами и перешептывались. Потом выяснилось: ждали важного человека, который подъехал прямо к самолету на джипе паджеро, в сопровождении двух «Ауди-100». Снова подогнали трап, открыли дверцу, которая уже была задраена, и в салон с компанией коротко стриженных парней и голоногих девиц шумно ввалился не кто иной, как Александр Потапов, он же Потап, здешний криминальный авторитет, смотрящий и держатель общака, недавно коронованный вором в законе.

Это был лысоватый крепыш невысокого роста, практически без шеи (бывший борец), с глубоко запавшими темными глазами, одетый в серый двубортный пиджак в полоску, с несколькими авторучками в нагрудном кармане, как в пятидесятые годы.

Впервые Ладейников увидел его месяц назад, на приеме у мэра Барнаула Субботина, где он был в составе делегации от ассоциации алтайских предпринимателей. Зычный голос хозяина кабинета перекрывал голоса местных «денежных мешков», когда речь заходила о конкретных цифрах налогов и сборов со стороны чиновников-рэкитиров. Пользуясь тем, что «буржуи» сами не могут договориться, что каждый тянет одеяло на себя, Субботин передергивал и уменьшал цифры сборов на продуктовых и вещевых рынках, которые сам только что называл. Если его ловили на слове, он вызывал секретаршу Люду, кричал на нее, грозно спрашивая, где сопроводительная документация, та заученно врала, будто никак не может ее найти… Казалось, Субботин тянул время, чего-то выжидал.

Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил присутствующих недоуменно переглянуться: буквально минуту назад мэр в категорической форме приказал отключить все телефоны и ни с кем его не соединять, кто бы ни звонил.

Субботин, багровый, еще не остывший от спора, продолжая вытирать одной рукой потную лысину, другой рванул трубку.

– Спит она там, что ли… Люда, какого хрена, я тебе что сказал! – выкрикнул он в трубку. – Ни с кем меня не соединять, будь хоть сам…

И тут же осекся, разинув рот, побагровел еще больше, до свекольных тонов, потом вскочил, уронив стул, и, ничего никому не объясняя, вылетел из кабинета к секретарю, плотно закрыв за собой дверь.

– Губернатор приехал, что ли? – высказал кто-то предположение. – Может, с ним поговорить?

– Мечтать не вредно.

– Хорошо бы, губернатор!

– Сейчас проверим, – решился Ладейников.

Встал и направился к двери.

– Игорь, сиди не высовывайся! – попробовали его остановить, но Ладейников уже распахнул дверь. То, что открылось присутствующим, заставило их изумиться еще больше.

Картина была впечатляющая. Секретарша Люда, перед которой робели все, испуганно забилась в угол, а сам Субботин, втянув голову в плечи, стоял навытяжку перед невысоким лысоватым мужиком в потертом свитере и мешковатых джинсах, чью внешность можно было бы назвать невыразительной, если бы не особый, немигающий взгляд его темных, казалось, без зрачков, глубоко посаженных глаз. Мужик медленно повернул голову в сторону отворившейся двери, и Игорю почудилось, будто он встретился глазами с черепом из вскрытого гроба. Даже будто дохнуло тлением. Только потом он обратил внимание на обязательную, как лампасы для генерала, массивную золотую цепь на шее, слабо вязавшуюся с его совсем не крутой внешностью.

– Саша… – Субботин прижал руки к груди. – Не беспокойся, я же заверил твоих ребят: все будет, как мы договорились…

Он запнулся и, обнаружив, что страшный посетитель упер свой немигающий взор куда-то ему за спину, обернулся, увидел Ладейникова.

– Я же русским языком сказал, – вскипел он, – сейчас вернусь.

– Вы ничего не сказали, – хмыкнул Игорь.

– Вы видите, я разговариваю! – рявкнул Субботин. – Ждите!

Пот теперь лил с него градом, лицо было растерянно и побагровело еще больше.

– Не бережешь себя, Витек, – спокойно обратился Александр Григорьевич к мэру. – Гляди, опять инфаркт хватит, сгоришь на работе. А ты еще нужен нам. И потом, нельзя так с человеком. Ему спокойно объяснить надо. Может, поймет. Идем-ка лучше в комнату отдыха, обо всем переговорим, а ты… – он навел указательный палец на Люду, – принесешь, сама знаешь что. И чего пожевать…

Он снова посмотрел на Ладейникова.

– Ну, ты понял, да? Повторять не надо? И другим передай: наш мэр, избранный народом, сейчас будет занят важным государственным делом. Пошли… – Он по-свойски обнял за плечи Субботина и повлек его в сторону узкой прикрытой гардинами двери в другой стене приемной.

– Вы же слышали – сидите и ждите! – Секретарша зло уставилась на Ладейникова. – Только не здесь, а в кабинете. Когда Виктор Алексеевич освободится, он к вам подойдет.

Игорь вернулся и молча сел на место. Все переглянулись. Многие были наслышаны о комнате отдыха мэра – была она якобы побольше кабинета, а еще в городе судачили, будто еще во времена горкома партии, когда Субботин был вторым секретарем, а нынешний губернатор – первым, там происходили обильные пиры с возлияниями, зачастую до утра.

– Я же говорил, губернатор приехал! – угрюмо пошутил друг Ладейникова Петр Малинин, ни к кому не обращаясь. – Только не мы его выбирали…

Ему не ответили, лишь кто-то вздохнул тягостно. Все терпеливо сидели – молча, стараясь не смотреть друг на друга.

Субботин вернулся к ним уже к самому концу рабочего дня. От него пахло спиртным, вид был подавленный. Он занял свое кресло, ни на кого не глядя. Рассеянно слушал, кивал, что-то записывал.

– Все вы верно заметили, от души сочувствую, только городу вот так… – он повел ребром ладони по горлу, – нужны деньги. Придется вам опять поделиться, – добавил он и отвел взгляд.

– Как нет? – У предпринимателей вытянулись лица. – А куда они делись? Сами же говорили: наши налоги – это два городских бюджета.

– Не мог я сказать такое! – упрямо мотнул головой Субботин, по-прежнему ни на кого не смотря. – Ваших все равно не хватает. Мне детские пособия нечем выдавать. Обманула нас Москва. В банке «Сибирячка» мне сообщили, что трансферт еще не поступил. Вот только что туда звонил… Первый раз, что ли? Поэтому вопросы не ко мне…

– Ты что ж с нами делаешь, а? – Петя Малинин потемнел лицом, подавшись из-за стола к мэру. – Ты мою фабрику уже разорил своими поборами! И что это за «Сибирячка» такая? Уж не та ли, где твой зять в правлении сидит? А этот, что у тебя в приемной был, – «крыша» «Сибирячкина», что ли?

Субботин не ответил, только тяжело, будто запоминая, посмотрел на строптивца.

– И покажи мне все бухгалтерские проводки этой самой «Сибирячки», если там наши бабки лежат!

Казалось, еще немного – и он возьмет мэра за грудки. Соседи схватили его за руки. Малинин рванулся, оттолкнул товарищей, вплотную приблизился к Субботину, смерил его взглядом, полным бешенства.

– Куда ты девал наши деньги? Мне своим работягам скоро нечем будет платить! А у нас еще год назад, до того, как тебя избрали, самая высокая зарплата была!

– Мне что, охрану вызывать? – крикнул Субботин, отпрянув в сторону. Его отвислые щеки с синими прожилками тряслись то ли от страха, то ли от возмущения.