Я давлюсь соком, потому-что смех мешает проглотить напиток. Леди Тремейн, прозвище Ирины, что прижилось, после моего сравнения с героиней из Золушки.

– Ты заметила, что ее просьбы, все страннее?

– И не говори, как ты терпишь подобное на работе? – силиконовая лопатка Вари, подталкивает омлет со сковородки, а я подпираю подбородок рукой и стучу по нему указательным пальцем.

– Там у нас чисто деловые отношения. Я выполняю приказы без заминок и вопросов. Ей это нравится. Да и есть другие сотрудники, на которых она отрывается по полной программе.

– Какая же ты все-таки умница. Смогла не только освоиться, но и доказать ей, что можешь больше, чем остальные сотрудники.

Омлет дымится мне в лицо, и я беру вилку, размышляя, что согласилась на эту должность временно, а уже минуло три года. Не зря говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное. Быть на побегушках у Ирины несложно, но местами унизительно. Я за минуту, могу подготовить нужный документ, доставить договор через весь город, обзвонить заказчиков и при этом широко улыбаться. А она? Ирина Вадимовна, даже дома, взирает на меня свысока, периодически шепча дяде Андрею, что мне еще расти и расти в профессиональном плане.

– Да. – На выдохе соглашаюсь с Варей.

– Послушай…– начинает предложение женщина, но входит Клим и целенаправленно шагает к нам. Стул с лязгом отодвигается, а руки парня складывается за головой в расслабленной позе. Он в той же одежде, в которой вчера уехал в город, значит, снова тусил всю ночь с друзьями. Я незаметно, взглядом, прошу Варю не оставлять нас наедине.

– Как дела, Настюха? – подмигивает мне. – Варька, дай чего-нибудь пожрать.

Обращение к поварихе, настолько же обыденное, как шум листвы за окном. Она суетиться и перед ним появляется целая тарелка бутербродов с красной рыбой.

– Приятного аппетита. – С улыбкой произносит Варя.

– Спасибочки, не хочешь? – Клим тычет мне в нос бутерброд и усмехается.– Чего такая кислая лапуля?

– Я, пожалуй, пойду. А то опоздаю на работу. – вешаю салфетку на спинку стула и поцеловав Варю в щеку, двигаюсь к двери.

– Костику привет! – бросает вслед Клим с набитым ртом.

– Хорошего дня! – перебивает его Варя.

Идя по идеально выложенной тропинке к полукруглой парковке возле ворот, замечаю Костю. Он громко здоровается, забирает у меня массивную сумку и открывает дверцу Мерседеса.

– Не в настроении?

– Догадайся почему.

– Господин Климентий?

– В яблочко!

Костя хмурится и, спрятав меня в салоне, обходит машину спереди и садится за руль. Существует мнение, что люди любят откровенничать с барменами и водителями. Возможно, я из их числа. Нам с Костиком есть о чем поговорить, да и общего, больше, чем нужно. Оба из деревни, оба без родителей и вместе работаем на Широковых. Мои родственные узы не в счет.

– Сразу в офис?

– Нет, мне надо забрать костюм Ирины из химчистки.

– Отлично, тогда избежим пробок на Ленина. – Костя играет бровями в зеркало заднего вида.

– Ага, на Жданова спокойнее.

– Что нового? Как Марго?

– Сам спроси, вы же вроде на лайте с ней.

Под лайтом кроется, парочка совместных ночей в квартире-студии Марго, что она снимает почти в центре.

– Хочешь, чтобы я остался инвалидом?

Я смеюсь, совсем забывая о неприятном утре.

– Извини, я как-то не подумала.

– Марго-хищница, способная откусить голову кому угодно. Помни об этом.

– Так говоришь, будто мы последний раз встречаемся.

– Я уволился, Настена. Отрабатываю две недели и уезжаю.

Костик крепко стискивает руль и на светофоре, оборачивается ко мне. Я не знаю, что ответить.

– Возвращаюсь домой. – добавляет он и опять нацеливается на дорогу.

– Проблемы?

– Можно и так сказать. Не хочу вдаваться в подробности.

– Ладно. Как же я без тебя…

Я слишком прикипела к нашим разговорам. Мы будто брат и сестра, поддерживающие друг друга изо дня в день.

– Выше нос, царевна Несмеяна!

– Я смеюсь только с тобой. Так нечестно, Костик. Бросишь меня одну в этом зоопарке.

– Андрей Петрович твой дядька, в обиду не даст.

В связи с тем, что меня придавливает новостью об уходе лучшего друга, я замолкаю, а через секунду, погружаюсь в электронную почту, что разгребаю каждое утро. Костя тоже больше не говорит ни слова.

«Не сыпь мне соль на рану,

Не говори навзрыд…»

Стук молотка и хриплый голос Михалыча будит меня уже третье утро подряд. Лёгкие занавески колышутся от теплого, южного ветра, когда я, наконец, разлепляю свои глаза.

– Не сыпь мне соль на рану, она ещё болит…– напевает хозяин чердака, на котором я проживаю вторую неделю.

Через полчаса присоединяюсь к Михалычу на крыше, помогая ему заменить очередной кусок шифера профлистом зелёного цвета.

– Через два дня съезжаю. – Объявляю я, и вгоняю очередной саморез в железо.

– Можешь жить хоть все лето, елки-палки. – с обидой в голосе бубнит мужчина и усаживается на пятую точку, чтобы перевести дух. На моих наручных часах стрелки едва-едва подобрались к цифре восемь, а в Жемчужном уже настоящее пекло.

– Скоро начнется сезон, Михалыч. Я знаю, что каждый закуток в твоём доме приносит тебе не малый доход, когда город заполняют туристы.

Ответом становится хмыканье, а после Серёга открывает бутылку с водой.

С Сергеем Михайловичем Ждановым я познакомился восемь лет назад. Мы оба попали в жернова отечественной судебной системы и наши койки в исправительной колонии общего режима номер девять стояли по-соседству.

– Да дура она. Баба же. – Говорил Михалыч каждый раз, когда начинал рассказ о своей жене, из-за которой он и оказался в колонии. Зла в нем не было. Он пожимал плечами и добавлял:

– В конце концов, в этом есть и моя вина. Это ведь я уговорил ее получить права и машина моя.

Наши соседи по камере крутили у виска после его рассказа о том, как он взял вину жены в смертельном ДТП на себя. К тому же уже, через год Сереге пришло извещение о том, что теперь нет у него никакой жены. Она подала на развод и по закону получила его без согласия осуждённого.

А Михалыч только и повторял:

– Да дура она. Баба же.

Четыре года от звонка до звонка мы несли наш крест плечом к плечу, и ни разу я не услышал от него слов хуже в сторону бывшей жены, которая за пару месяцев успела, наладит свою новую жизнь. Поэтому именно про дом у моря Михалыча я вспомнил после возвращения в страну.

– Приезжай, Юра, всегда буду рад. – Сказал он на прощание, покидая колонию.

И прямиком из аэропорта Краснодара я направился в небольшой городок у моря Жемчужное, надеясь осесть, наконец, в этом месте.

– Нашел квартиру в городе в тридорого? – спрашивает Серёга, когда мы отправляемся перекусить не хитрым завтраком из подгоревшего омлета.

– Цена вполне приемлема. К тому же, я нашел работу.

– Быстро ты освоился. – Сигарета появляется у Михалыча во рту.

– Просто подвернулась работёнка.

Я быстро уничтожаю свою половину омлета, запивая сомнительное кулинарное творение холодным молоком.

– Не вляпаешься в очередную историю, Юрок? Ты парень горячий.

Ответом становится моя кривая ухмылка.

Я знаю, о чем речь. В колонии я тоже оказался совсем не по своей вине, а скорее по своей глупости. Подрядились мы с Ваньком, другом моим на одном судне поработать, лёгких денег срубить. Хозяин заверял, что все чисто, что все документы на отлов рыбы у него в полном порядке. Теперь-то я могу сразу сказать: «Знаем, плавали!» А тогда, восемь лет назад, мы с Ваньком только-только окончили Северодвинский техникум судостроения и судоремонта и вместо того, чтобы спускать на воду Белого моря новенькие корабли и подводные лодки на местной верфи, мы рванули к Черному морю в поисках лучшей жизни.