– А за горлышко свое, господин государственный советник, не боитесь?

– Так не зима ж! И в бассейне у тебя наверняка никак не меньше двадцати, точно?

– Двадцать три, – будто оправдываясь, ответил Игорь. – Не то?

– Перебьемся… – вздохнул Турецкий. – Значит, десять, и не больше. Да, Верочка, а еще нам бы очень желательно… ага? – Турецкий сделал плавный и волнообразный жест обеими руками, изобразив нечто, напоминающее не то гитару, не то женский торс, после чего словно бы легонько пришлепнул по этому самому воображаемому торсу ладонью, что выглядело как-то уж очень двусмысленно. – Как считаешь, Игоряша?

Игорь плотоядно ухмыльнулся, кинул пухлую ладонь на лысину, будто поправляя несуществующую прическу, и многозначительно кивнул. Отлично все поняла и эта рыжая. Она скромненько так улыбнулась, но заметно взбодрилась, будто получила весьма приятное предложение, однако голову склонила церемонно: мол, хорошо, и это вам тоже будет сделано.

Ирина с неясной тревогой взглянула на хозяйку, на Олечку, но те в ответ лишь иронически хмыкнули и равнодушно пожали плечами, будто происходящее им было совершенно не интересно.

«Нет, – в который уже раз за сегодняшний день подумала Ирина, – что-то здесь определенно не то… Ну, что Турецкий тут уже как рыба в воде, это ясно, с его-то профессиональным нахальством иначе, наверное, просто и нельзя. Один только разговор о сортах пива чего стоил! Можно подумать, будто Шурик с утра до вечера только и делает, что дегустирует все эти „Варштайнеры“ с „Бременами“. А она и названий-то таких не слыхала. Но что означала эта не очень понятная игра жестов? Наверняка ведь что-нибудь непристойное, к чему все здесь, похоже, давно привыкли, и уже ни на что не обращают внимания. Игорь же прекрасно понял, чего хотел его школьный друг Александр Борисович! А об этой рыжей „родственнице“ с жутко порочными глазами и говорить нечего!..»

Ирина вдруг поймала себя на том, что совсем недавно, буквально полчаса назад, примерно в таком же духе рассуждала и по поводу той же Олечки, только еще подозревая, что с легкой руки Турецкого попала в рассадник порока. Но теперь невольные подозрения все больше обретали черты реальности. Ну, ладно, Ольга! Семьи тоже бывают разные, что-то не сложилось, хочется новизны, того, другого. Трудно упрекать человека, когда не знаешь, чем он живет. Однако с этой-то дивой ведь все предельно ясно! К таким вот, как она, почему-то больше всего и тянет мужиков. Но как Шурик-то обрадовался, когда женщины отказались с ними париться! Или Игоряша этот почему ухмыляется, будто они с Турецким устроили заговор против собственных жен? Да какой там, к чертям, заговор, если у них на физиономиях написано, что все мужики – козлы? Ну, может, не все, но почти, это точно. Вот только где те, которые составляют исключение? Но снова расспрашивать, а тем более допытываться, что там, в бане, может быть, – это Ирина сочла ниже своего достоинства. Оставалось, правда, еще надеяться, что Турецкого не занесет и он не забудет, что приехал сюда не один, а вместе с супругой. На которую, между прочим, тоже все обращают внимание… И зря об этом как-то постоянно забывает господин «важняк»!

Турецкий вышел из «врачебного кабинета», аккуратно прикрыл за собой дверь, подтянул плавки и в прямом смысле рухнул в голубую, подсвеченную до бирюзового блеска, воду. Под водой резво промахнул почти треть бассейна, вынырнул и пошел дальше мощным баттерфляем. Оттолкнувшись от противоположного бортика, заторопился назад уже кролем, поднимая вокруг себя волны, будто колесный пароход. Пройдя, таким образом, положенную сотку, подплыл к лесенке и опрокинулся на спину, раскинув руки. Тело отдыхало.

Черт его знает, как оно получилось, но теперь-то чего рассуждать?..

…Они расположились не в сауне, а в русской парилке, когда температура там подползла к ста двадцати градусам. Александр только что в охотку «отходил» жирное тело Игоря парой отлично распаренных пихтовых веников. Залесский орал так, будто оказался жертвой группового насилия. Турецкий хохотал и продолжал лупить его от всей души, опаливая нагоняемым жаром так, как не пожелал бы и врагу. Нет, ну, конечно, никакого изуверства, все, в общем-то, по науке, хотя вполне можно было бы и полегче.

Потом, пока Игорь, жалобно охая, бултыхался в почти ледяной воде отдельной «бочки», прошелся и по собственному телу. Но явившийся обратно в парную взбодрившийся Игорь заявил, что теперь его, Турецкого, очередь ложиться на полок. И вот тут уже олигарх, мать его, отыгрался на все сто! Сильный, зараза! Это только казалось, что если человек толстый, так обязательно рыхлый. Вовсе нет, но он еще и злопамятным оказался! «Ты, говорит, меня помучил, теперь сам никакой пощады не жди!» Ну никакой жалости, ни малейшего почтения к телу все-таки генерала от юстиции.

Впрочем, и это терпимо. Подобная встряска не бывает во вред нормальному организму. Исключительно на пользу.

И вот, когда они полулежали в предбаннике, больше напоминавшем небольшую гостиную, на кожаных диванах, застланных пахнущими морозной свежестью простынями, и, лениво перебрасываясь фразами о закончившемся судебном процессе, потягивали из высоких стаканов золотистое, мягкое пиво, к ним вошла Вера.

Ее вызывающе белое, прямо-таки ослепительное, полное тело было закутано странной прозрачной тканью, от складок которой скользили голубоватые тени, придававшие общей картине воздушность и нереальность. Было ли на девушке надето еще что-то из купальных принадлежностей, Турецкий сразу и не разглядел, но уже одного только взгляда на нее было достаточно для того, чтобы он немедленно сел и кинул на колени скомканную простыню. А эта штука у нее, вспомнил он где-то услышанное, кажется, называется «парео». Или что-то вроде того.

Она подошла к низкому столу, на котором стояли бутылки с «Варштайнером». Не спрашивая у дяди разрешения, взяла одну из них, откупорила и стала сосать прямо из горлышка, не обращая внимания на поднос, уставленный чистыми бокалами. Скосив глаза, она заметила откровенное изумление Турецкого от этакой «простоты нравов» и хитро подмигнула ему. Наконец, не отрываясь, прикончила бутылку, выдохнула «уфф!», вытерла пухлые губы локтем и… засмеялась:

– Блеск! Ну что, дядечка? Какие проблемы? Или они у вас, Александр Борисович? Не стесняйтесь. Скажи ему, дядя… – И она опять залилась смехом.

– Да, в самом деле, – закивал Игорь, – настоятельно советую. Верусенька ведь у нас будущий доктор! Ты не думай, будто она как бы ветреная какая-нибудь, она очень серьезный и знающий человечек, вот! Это главное. Единоборствами занимается, да, девочка? Опять же превосходно владеет оздоровительной гимнастикой, между прочим. А уж массаж исполняет, старик, куда там всем хваленым спортивным врачам! Очень советую. Если Верунчик, конечно, не возражает. Ты ведь не возражаешь?

– Неловко как-то… – промямлил Турецкий, старательно придерживая на коленях простыню.

– А чего неловкого? – развел руки в стороны Игорь. – Вера, отведи его в наш кабинет, заодно там и давление померь, погляди, чего надо, массажик сообрази, ну, как положено. А я тем временем еще один парок приму. Сашк, ты расслабься, почувствуй себя раскованно и, вообще, постарайся полностью скинуть напряжение! Давайте, ребята, двигайте…

Сказано это было спокойно и просто, без каких-либо там пошловатых намеков, задних мыслей, подковырок. И Турецкий поднялся и отправился за Верой, за этой «крупногабаритной» девушкой, которая, кокетливо оглядываясь, отправилась вдоль кромки бассейна к двери в противоположном конце помещения.

Игорь не обманывал. За дверью действительно была просторная комната, оборудованная как врачебный кабинет. Пара широких кушеток у стен, стол для массажа, стеклянный шкаф с наборами склянок, инструментов, пузырьков и прочей медицинской мелочью. Томограф на столике в углу, множество непонятных приборов. Даже зубоврачебное кресло с каким-то космическим аппаратом над ним. Ну, то есть все, что требуется в доме для оказания экстренной медицинской помощи.