И я начинаю рассказывать маме с главного.

– Я развожусь с Игорем.

– Как? Почему? – ахает мама.

– У него есть любовница, от которой у него дочь почти как Егорка, на год младше, – горло перехватывает и мне сложно говорить, голос получается хриплым и скрипучим.

– Анюта, ты сгущаешь краски, – неверяще качает головой мама. – Игорь не такой… Ты просто не знаешь мужчин, у тебя же и не было никого. Твою юношескую любовь можно не брать в расчет, – отмахивается она от меня.

Меня начинает колотить крупная дрожь, и я практически кричу на маму. Вскакиваю и начинаю лихорадочно бегать по кухне.

– Мама, он такой! Он именно такой! Это ты возвела его в какой-то непонятный мне идеал. А он сволочь, каких поискать. И я вот нашла. Ты просто не знаешь всего, – останавливаюсь и смотрю на маму.

– А ты? Ты что знаешь о мужчинах, мать-одиночка, которая растила дочь одна? Ты-то откуда знаешь про мужчин? Почему, мама, почему, ты не научила меня, не показала пример своим опытом? Как я могла встретить кого-то нормального, если всю жизнь видела твой неудачный опыт? – я кидала в лицо маме жестокие и обидные слова, намеренно желая сделать ей больно.

Почему мы всегда жестоки именно с самыми дорогими? И почему, если у нас все разрывается внутри от боли, хотим сделать еще больнее этому близкому человеку?

Я кричу, не замечая, как уходят из маминого лица краски и как она устало и обреченно оседает на диванчик. И внезапно осекаюсь.

– Господи, мама, – кидаюсь к ней, обнимаю, качаю, и пытаюсь объятиями защитить от тех острых ядовитых стрел, которые сама же в нее и пустила. – Прости меня, родная, я не понимаю, что говорю.

Я смотрю на нее, глажу по лицу, но мама смотрит сквозь меня и как будто не видит.

– А я все думала, когда же ты наконец меня упрекнешь, что у тебя нет отца, – и мама, моя сильная и несгибаемая мама, боец в юбке, как будто скукоживается, прячет лицо в ладони и плачет.

– Прости меня, ну пожалуйста, прости. Я не должна была это говорить. Я так не думаю. Мам, ну нам же было хорошо вдвоем, и мне не нужен был никакой отец, правда. Ты же у меня самая лучшая и я тебя очень люблю. Никакой мужик не стоит наших с тобой отношений, слышишь? Ты же моя родная, ты и Егорка, моя кровь, – я говорю и говорю, глажу маму по голове, по плечам, обнимаю, прижимаю к себе и стараюсь вобрать в себя весь тот яд, которым ранила ее.

Мама отнимает руки от лица, обнимает в ответ, и мы так сидим, прижавшись друг к другу, как это делали всегда, когда кому-то из нас требовалась поддержка.

Я заглядываю в мамино лицо и несмело улыбаюсь. Трусь щекой о плечо.

– Мир?

– Ну, конечно, мир, куда ж я от тебя денусь, – ворчливо отзывается мама и улыбается в ответ.

У меня становится легко на сердце, и я уже улыбаюсь во весь рот.

– Давай еще чаю с плюшками, а?

– Давай, – кивает она. – И расскажи мне все по порядку.

В это время звонит телефон, и я вижу имя мужа на экране.

– Да? – отзываюсь на звонок.

– Я смог освободиться пораньше и уже еду домой. Егора заберу. Ты где сейчас?

– У мамы, с заказчиком встречалась, – зачем-то поясняю я. – Скоро освобожусь и поеду домой.

– Нюта, не стоит, метель усилилась, на трассе опасно сейчас. Оставайся сегодня у Зинаиды Андреевны. Привет ей, кстати. Не переживай за Егора, заберу, накормлю, спать уложу.

Игорь отключается, а я в растерянности смотрю на погасший экран. Нет, он, конечно, и раньше забирал Егорку, а я иногда оставалась у мамы из-за работы, но сейчас Игорь был подозрительно добрым и предупредительным. И меня что-то царапает, но никак не могу понять, что именно.

– Что-то еще случилось? – мама внимательно смотрит на меня.

– Кроме того, что уже? – хмыкаю я. – Нет, Игорь предложил мне остаться у тебя, а Егорку он заберет сам.

– Ну, в этом есть определенный смысл, – говорит мама и смотрит в окно, где метель уже набрала свою мощь. Выезжать сейчас куда-то на машине, в особенности на трассу, будет рискованно. Да и снегоуборочная техника наверняка не справляется сейчас.

Я сижу в задумчивости и кручу телефон в руках, смотрю на маму.

– Остаться, не ехать, как думаешь?

– Ну, Егору он точно ничего плохого не сделает, ты же знаешь, поэтому оставайся. А завтра погода утихомирится, снег уже успеют расчистить и поедешь назад. А мы обговорим пока Сашину книгу, подумаем над ней. У тебя же нет сегодня больше дел?

– Да был один заказчик, ему нужен переводчик, я жду звонка. Но с большой вероятностью, что все смогу решить по телефону, – отвечаю я.

Мама кивает, а потом встает, достает порцию припрятанного в холодильник теста для булочек и выкладывает его греться.

– Поможешь мне с булочками?

– Сколько же ты теста сделала? Я же так не влезу в джинсы завтра, – ворчу я, но все-таки радостно киваю. Мамины булочки с корицей под сливочным соусом, синнабоны, как их теперь по-модному называют, – лучшие. И самые вкусные.

Звонок, которого я так ждала, прозвенел неожиданно, когда руки у меня были по локоть в муке. Я быстро отряхиваю их над раковиной и хватаю трубку.

– Анна? Здравствуйте. Это Ольга, мы списывались с вами по поводу услуги сопровождающего переводчика для француза, – говорит мой телефон женским голосом. Сексуальным таким голосом. Глубоким, красивым, завораживающим. Подавляю завистливый вздох.

Ольга рассказывает мне, кого мне нужно будет сопровождать, на какой срок, чего именно она от меня ждет как от переводчика. Обговариваем гонорар, дату и время встречи.

– Анна, Якоб приедет уже завтра, вы мне будете нужны уже в аэропорту, – говорит моя нанимательница.

– Как уже завтра? Я думала, выставка через неделю? – удивленно спрашиваю я. – Я не уверена, что смогу завтра. Мне нужно найти няню на этот срок, у меня ребенок маленький.

– Анна, мне нужно ваше решение сегодня. Или вы соглашаетесь, или я ищу другого переводчика, – отрезает Ольга. – У вас срок до вечера. Жду ваш ответ. Всего хорошего.

И она отключается.

Я в растерянности смотрю на маму.

– Я нашла работу, но, похоже, уже ее и потеряла, – говорю маме.

– Что там? – мама раскатывает тесто и косится на меня.

– Синхронный переводчик для французского фотохудожника, у него выставка в РОСФОТО. На целую неделю. Очень хороший гонорар к тому же светит. Но куда я дену Егорку? – я тру виски, которые неожиданно простреливает головной болью.

– Ну, во-первых, где твоя заказчица сейчас найдет синхронного переводчика с французского? Как будто их, вернее, вас, как грязи в деревне. Во-вторых, у Егорки есть отец. Договорись с Игорем, пусть эту неделю берет заботы о сыне на себя. Он же не младенец уже, в конце концов. А ты поживешь пока у меня. Деньги тебе сейчас точно пригодятся и лишними не будут. Так что звони своему недомужу, – мама, как обычно, все отлично раскладывает по полочкам и ее слова звучат разумно. Но мне почему-то становится тревожно на душе.

Набираю мужа, и он на удивление быстро отзывается на звонок.

– Нюта, что-то случилось? – мне кажется или в его голосе действительно тревога?

– Нет, вернее да. Не случилось, просто некоторая сложность. Мне предложили неплохую работу переводчиком, на неделю требуется сопровождение французского фотографа. Но нужно встречать его уже завтра. Вы справитесь с Егоркой без меня? Будем считать, что я уехала в срочную командировку, – стараюсь немного разрядить повисшее на том проводе молчание. И я не понимаю, что в этом молчании – то ли упрек, то ли обвинение, то ли неодобрение.

Но Игорь неожиданно радостно отзывается.

– Ну что ты, не переживай, конечно, справимся. Я могу работать из дома, удаленно, еду закажем из ресторана. Если что, позову на помощь Инну Андреевну, – бодро отвечает Игорь. Слишком бодро. Чего это он?

Инна Андреевна – наша соседка по коттеджу, одинокая пожилая женщина, она всегда радуется, когда мы ее просим присмотреть за Егоркой. Что ж, все вроде складывается неплохо. Я выдыхаю.