Иду по пустому коридору. Стук моих каблуков отдаёт эхом в висках. Я нервничаю, но сама не понимаю, почему.

Останавливаюсь напротив двери в нужный мне кабинет, заношу руку для того, чтобы постучать, и после глухого «войдите» толкаю дверное полотно перед собой.

Напротив входа за рабочим столом сидит мужчина и увлечённо изучает какие-то бумаги. Что-то в нём кажется мне смутно знакомым, и стоит только брюнету поднять взгляд, я понимаю, что именно.

Чёрные глаза уже не горят тем азартом, что четыре года назад, а на лице стало больше щетины, но я всё равно безошибочно узнаю его.

Передо мной никто иной, как Чернышевский Никита Владимирович. Моя единственная любовь и отец моего сына по совместительству.

– Ну, здравствуй, Любовь Анатольевна, – вальяжно откидывается на спинку кресла, ничем не выдавая своего удивления.

А я стою возле распахнутой двери и не знаю, как поступить. Я ведь не просто так пришла, по делу, и теперь мне необходимо приложить максимум усилий, чтобы действовать профессионально и не ударить в грязь лицом перед человеком, которого люблю почти всю сознательную жизнь.

– Здравствуй-те, Никита Владимирович, – роняю, заикаясь.

Поправляю узкую бежевую юбку-карандаш, в которой вдруг резко становится неуютно. Я очень худенькая, но сейчас кажется, будто одежда непозволительно обтягивает мою фигуру, делая её слишком аппетитной для горящего взгляда мужчины напротив.

В этом Чернышевский не изменился ни капельки: ему по-прежнему достаточно просто бросить взгляд, чтобы девушка или женщина мгновенно потеряла голову.

– Присаживайся. Ты по поводу Королёва. Верно? – делает предположение, попадая в точку.

– Да, всё правильно, – киваю и прохожу к предложенному стулу, неуверенно опускаюсь на мягкое сиденье. – Он обратился ко мне с просьбой, поэтому я хотела бы ознакомиться с материалами дела и…

– Вы вместе? – бьёт вопросом бывший.

Бесцеремонно выводит меня из шаткого равновесия одной короткой фразой.

И тут он себе верен остался: такой же невоспитанный и прямолинейный, только теперь не парень уже – мужчина. Молодой и красивый, чёрт бы его побрал, мужчина.

Я и сейчас, глядя на него, таю, как много лет назад. Он всегда на меня так действовал, но у всего есть точка невозврата. Наша история закончилась в том моменте, когда Чернышевский предал меня, и я решила бросить его первой.

Поэтому теперь не имею права жалеть. Что сделано, то сделано, прошлого не вернуть, да и не нужно мне такое прошлое, в котором я была лишь разменной монетой.

– Это имеет отношение к делу? – нахожу, что ответить только после продолжительной паузы.

Слабачка!

Какое же счастье, что я выбралась из этих разрушительных отношений четыре года назад. Не жалею о том, что доучилась дистанционно, находиться в стенах университета, где каждый день есть вероятность встретить бывшего было бы сумасшествием.

– Нет, не имеет, – недовольно поджимает губы Чернышевский.

Красивые чётко очерченные губы, которые умеют вытворять такооое…

К щекам приливает жар, перехватывает дыхание. Нет, точно мне эта юбка стала мала, и когда успела поправиться?

– Ты что-то похудела, – роняет Никита вопреки моим мыслям.

Вот же хам такой!

Поразительная способность выводить человека из равновесия. И надо бы что-то колкое бросить в ответ, но у меня язык будто онемел.

Я сижу и во все глаза смотрю на мужчину всей своей жизни, отмечая мысленно, что сын похож на него ещё сильнее, чем я думала. А ведь я не об этом должна думать, я по делу пришла, по работе.

– Давай перейдём к делу, я сюда пришла не для того, чтобы ты мог обсудить мою внешность, – цежу сквозь зубы недовольно. – Я подготовила ходатайство… – лезу в папку с документами, но Никита опять меня перебивает.

– М, ты такая быстрая, наверное, в силу отсутствия опыта не знаешь о том, как следователи относятся к подобного рода заявлениям. Не стоит начинать знакомство с таких заявлений. Это крайне неразумно, – сверкает красивыми чёрными глазами, не сводя с меня пристального взгляда.

Делаю глубокий вдох, чтобы сохранить самообладание. Я адвокат, а адвокату не положено проявлять эмоции, важно уметь держать себя в руках, особенно в суде.

Но мы, к счастью, не в суде, поэтому я позволяю себе бросить на мужчину недовольный взгляд.

– У меня есть опыт работы, если ты об этом. Более того, моя задача – следить за тем, чтобы права моего подзащитного не были нарушены тобой или такими, как ты, – роняю презрительно, делая вид, будто это вышло случайно.

Все прекрасно знают, как враждуют между собой защитники и следователи, опера. Мы с прокурорами в лучших отношениях, можем не только дела обсудить, но и за жизнь поговорить, а вот с этими любителями закрывать дела на основании лишь чистосердечного признания и всячески нарушать права подозреваемых, адвокаты, как правило, не приятельствуют.

– Такими, как я? – фыркает Чернышевский, недовольно поджимая пухлые губы. – А такие, как Королёв, значит, в твоём вкусе? – Никита буквально закипает на глазах.

В его словах столько обиды и желчи, что становится не по себе и хочется как можно скорее покинуть этот душный кабинет.

Он уверен, что я его бросила. И думает, будто сейчас встречаюсь с Максимом.

А сам?

Неужели считает, что его можно было простить в прошлом?

Нет уж, это не ко мне!

Я не из тех, кто позволяет вытирать об себя ноги, пусть это даже любовь всей жизни.

– Никита Владимирович, вы нарушаете личные границы и уводите разговор в сторону от дела намеренно? Вам напомнить, что предусмотрено статьёй…

– Хватит! – жёстко перебивает.

Мальчишка. Обиженный мальчишка, который не чувствует за собой вины. Неужели за четыре года его самолюбие всё ещё чувствует себя уязвлённым?

Удивительно!

– Перейдём к делу, – лицо мужчины становится мрачным.

Он поднимается из-за стола, берёт с полки тоненькую папку с документами и протягивает мне.

Как я и думала, пока на Максима толком ничего нет, кроме показаний одного свидетеля, который может действовать в собственных интересах. Максим прав: распространением запрещённых веществ может заниматься кто угодно.

– Завтра я планирую допросить Королёва, ты должна присутствовать, думаю, нет нужды объяснять, почему, – проговаривает Никита, на меня даже не глядя.

– Хорошо, я буду, – поднимаюсь из-за стола. – До встречи, – сохраняю деловой тон.

Разворачиваюсь, чтобы уйти, но в спину неожиданно летит:

– Почему ты ушла? Чем он лучше, скажи?

– Что, прости? – резко разворачиваюсь, с трудом сохраняя устойчивость на высоких каблуках.

Я прекрасно слышала вопрос, адресованный мне мужчиной, но ответить на него пока не в состоянии.

– Чем этот Королёв лучше меня? – Никита поднимается из-за стола и направляется в мою сторону.

Приближается мягкими шагами, словно хищник к добыче.

Инстинктивно пячусь назад и упираюсь спиной в дверное полотно. Чувствую, словно нахожусь в ловушке, но виду стараюсь не подавать, гордо вздёргиваю подбородок и прямо смотрю в чёрные глаза напротив.

В них что-то неуловимо изменилось с момента нашей последней встречи, кажется, исчез флёр беззаботности, а на смену пришла всепоглощающая разъедающая обида.

Мужчина тоже умеют обижаться, хоть и принято считать, что это не так. То есть, мы привыкли считать, что представителям сильного пола не положено испытывать какие-либо эмоции, нужно всё в себе держать, и Никите раньше это удавалось мастерски делать.

А теперь…

Я вижу, что Чернышевского терзают вопросы прошлого, он меня считает во всём виноватой.

Вот только я так не считаю!

Да, возможно, стоило бы сначала объясниться, а потом уходить, но о чём говорить с предателем? Если бы я узнала, что Никита, например, мне изменил, наверное, затеяла бы разговор, чтобы выяснить правду, но это другое. Это не измена была, а самое настоящее предательство.