-Прости, родная, я не хотел тебя будить, – с сожалением в голосе тихо проговорил Роман.
-Если меня будут будить так, я согласна, – сонно прошептала молодая женщина, и чувственная улыбка тронула ее губы.
Она немного приподнялась, почти касаясь щекой щеки мужа. Острое пронзительное чувство счастья внезапно хлынуло в душу, и Полина наконец согласилась признать это удивительное откровение. В те страшные дни, в больнице, и недавние тяжелые часы для нее все изменилось. «А быть может, изменилось давно?» – прошептал внутренний голос. Быть может, изменилось в тот самый миг, когда семнадцатилетняя глупая девчонка спустилась в гостиную девичьего дома, чтобы увидеть нежеланного жениха. И поддалась обиде на его отстраненную холодность, на то, что оставил ее одну и ушел в их первую брачную ночь. На все последующие одинокие ночи и вечера, слезы в подушку, невозможность зачать ребенка.
Сегодняшняя Полина поняла природу поступков своего супруга, поняла его боль и одиночество, поняла приступ отчаянья и неудержимо рвущуюся страсть от его поцелуев той ужасной ночью. Удушливая волна страха накатила словно предатель. Если бы не трагедия, она могла совершить непоправимую ошибку, потерять все: мужа, ребенка, семью.
Роман, неправильно истолковав ее дрожь, ослабил объятья и попытался отстраниться.
-Нет, – умоляюще проговорила молодая женщина, подняв на него лицо, – слышишь, нет, никогда больше….
Непроизнесенная фраза повисла в воздухе, но слова уже не имели никакого значения, руки мужа вновь обнимали ее, защищая, оберегая и, приникнув к нему, Полина тихонько закрыла глаза.
Утро заглянуло в спальню, прокралось по подоконнику и хлынуло сквозь приспущенные шторы, постепенно подбираясь к постели, на которой спала Полина. Каштановые кудри разметались по подушке, ночная сорочка съехала вниз, обнажив заметно пополневшую после родов грудь. Рука молодой женщины скользнула по прохладному шелку простыней и, резко открывая глаза, она села на кровати. Сердце бешено колотилось, только в комнате больше не было никого, лишь рассветная безмятежность солнечными бликами легла на паркет.
На минуту ей безнадежно показалось, что вчерашний вечер им просто приснился. Приснился поздний ужин с Ромой вдвоем, на террасе, приснилось, как они смеялись и болтали потом в спальне до трех утра, и родной до боли близкий мужчина, на груди которого она уснула, тоже просто приснился. Но ищущий взгляд наткнулся на небрежно лежащий на краю постели домашний светло-голубой джемпер Романа, и тиски, сдавившие сердце, ослабли. Все было реальностью! Ошеломляюще прекрасной реальностью.
Полина повернулась, бросив взгляд на будильник: «Половина одиннадцатого. Господи, неужели можно спать так долго, спать без тревожных сновидений, без размышлений над кошмарным вопросом: что делать?». Молодая женщина легко поднялась и по-кошачьи грациозно потянулась. Ленивая улыбка блуждала по приоткрытым губам, пока она принимала душ, а затем выбирала одежду, остановившись на очаровательном сиреневом платье из тонкого кашемира. От середины плеча и до талии по нему спускались белые и темно-синие полосы. Оно очень нравилось Роме, нравилось раньше, он сам говорил. Полина надеялась, что понравится и теперь.
«Мария Ольшанская, семейный психолог», - тисненными серебристыми буквами отпечаталось на кусочке бело-голубого картона. Маша раздраженно отшвырнула в сторону свою визитку и откинулась на спинку крутящегося кресла.
Семейный психолог, в любимом кабинете любимого офиса, готовилась начать обычный ежедневный прием. Интересно, что бы сказали ее пациенты, узнав про ее собственную самую большую проблему? Маша горестно улыбнулась, у специалиста по семейному профилю семьи, как таковой, не было. Конечно были родители, но она вот уже почти как пять лет жила отдельно от них, с тех пор, как решила практиковать в городе на Неве.
Какая глупость, бросить работу в крупном столичном центре, бросить друзей и перечеркнуть всю прошлую жизнь. Ради самых прекрасных в мире глаз, но они больше никогда не посмотрят на нее с любовью. Ради надежных сильных рук, почувствовать объятья которых - лишь невозможная мечта.
Работа помогла ей не сойти с ума, остаться жить в роскошной трехкомнатной квартире, купленной Сергеем. Но что это с ней сегодня? Как она разрешила себе вновь произнести это имя? Имя, ставшее клеймом судьбы на ее сердце. Шли дни, слагались в месяцы и года, но место Сержа в нем оставалось по-прежнему занятым. Другие не умели смотреть так, что мир вокруг останавливался, замирал. Не умели целовать, вызывая такую ответную бурю эмоций, что становилось страшно. Страшно от осознания, что эти поцелуи и ласки были жизнью ее души.
Недавно она встретила человека с похожим взглядом, разумеется, не в качестве новой любви. Он был мужем ее подруги. И то, что Маша прочла в янтарных глазах, устремленных на Полину, заставило ее вопреки всякому здравому смыслу провести параллель между двумя совершенно разными людьми. Их объединяло одно - они имели совершенно уникальную способность пронзительно любить, они любили, даже уходя и отрицая.
Полина очень долго не соглашалась принять подарок небес, Маша не могла ее за это винить, она просто не знала его цены! Она не знала, что это значит - жить, растворяясь в волшебном пламени разделенной любви, любви безбрежной, единственной, неповторимой. Не знала, как это просыпаться по утрам рядом с мужчиной, который дышит с тобой в одно дыхание. Не знала, как восхитительно рядом с ним все, абсолютно все, даже ссоры, после которых обязательно последует страстное примирение. Быть с ним в самом центре одной вселенной на двоих.
С другой стороны ей также не довелось познать: что означает такую любовь потерять, потерять неожиданно и жестоко. Даст Бог, Полина никогда не почувствует этой невыносимой боли, которая со временем утихнув, оставалась в сердце вечной незаживающей раной. Их с Ромой история только начиналась, история совершенно иная, но в тоже время такая похожая.
«Серж», – тихо позвала Маша в пустоту. Вопреки всему она еще не забыла, как звучит это имя, не забыла, и сейчас было поздно прогонять налетевших призраков прошлого. Опуская голову на руки, Мария почувствовала, как ресницы обожгли первые соленые капли.
-Мама, чем это вы здесь заняты? – радостно вопросила Полина, впорхнув на залитую утренним светом кухню.
Надежда Аркадьевна на мгновение оторвалась от кормления с ложечки пухлого крепыша, восседающего рядышком с ней за столом, на детском высоком стульчике. А молодая женщина потрясенно замерла, глядя на сына так, словно впервые его увидела. В голубых омутах вспыхнули восторженные искорки.
-Мы завтракаем, – весело отозвалась Надежда, улыбнувшись дочери и мгновенно подметив сей загадочный взор, – что с тобой, дорогая?