Незнакомые термины действуют на членов Учёного совета, как тряпка на быка. Веками для боя быков подбирались самые красивые, самые яркие красные тряпки, как вдруг недавно выяснилось, что крупный рогатый скот цветов не различает. Выходит, красный цвет нужен, чтобы бесить не быка, а зрителей. Для приведения в ярость быка достаточно, если вы перед ним хоть чем-нибудь помашете. Учёные – народ обидчивый. Вы будете толковать им о деградации чернозёма и скорости течения в водогноилищах, а они примут это на свой счёт. От такого ложного наукообразия работа не выигрывает. Стоит ли ограничивать научную работу тем объектом, который значится в его заглавии? Неплохо было бы, если бы автор, так ярко и образно описавший все перипетии сексуального руководства аспирантками, сказал бы хоть два слова о руководстве несексуальном, поскольку таковое ещё имеет место в научных организациях.
Отмеченные недостатки не умаляют достоинств работы, если иметь в виду приводимые в ней факты и ползучие эмпирические обобобщения. Но каковы же идейные позиции автора? Куда он нас зовёт, чт; предлагает в качестве идеала?
Со всей надлежащей серьёзностью мы должны предостеречь читателя: идейная сторона сочинения Бориса Родомана не может быть принята безоговорочно. Пресловутая «объективность» автора на самом деле есть не что иное, как тонко замаскированный тенденциозный мелкобуржуазный объективизм. Пока люди состоят (к сожалению) из мужчин и женщин, никакой объективности в вопросах пола нет и быть не может. Любая попытка «подняться над уровнем пола» (хотя бы выше плинтуса), взобраться на сверхполовой уровень, независимо от желания автора приводит к тому, что он скатывается на позиции мужчин.
Галантные реверансы «милым читательницам» не должны нас вводить в заблуждение. В поворотные моменты изложения автор трактата показывает своё настоящее лицо: он выступает как типичный представитель своего класса – класса мужчин-эксплуататоров, рассматривающих женщину только как средство вдохновения и наслаждения.
Открыто пропагандировать циничную идеологию донжуана в наши дни никто уже не смеет, поэтому сторонники вещного использования женщин прибегают к наукообразной демагогии. Сколько бы ни рядился автор в тогу защитника прекрасного пола, сколько бы ни проливал крокодиловых слёз по участи «милых сестёр» – со страниц его сочинения то и дело проступает мурло мещанина-домостроевца. (Я не имею в виду «Домострой» – наш университетский жилищно-строительный кооператив первой категории, в правлении которого сама состою).
Вершины неприкрытого цинизма достигают рассуждения автора о так называемых ключах и замочных скважинах. Уж не у этих ли скважин провёл автор все три года аспирантуры, так и не защитив диссертацию в срок (как, впрочем, и прочие аспиранты)? Настоящей замочной скважиной является в сущности весь этот трактат. Глядя через него, можно получить искажённое представление о научной работе, если не вооружиться критическими очками.
В последнем разделе трактата автор пытается убедить нас в том, что для женщины, готовящей диссертацию, самым нормальным исходом работы является беременность. Оставив это не проверенное утверждение на совести автора, зададимся вопросом: а кто виноват? Ну, конечно же, заведующий кафедрой [32]. Этого бы не случилось, если бы его пост заняла порядочная женщина из тех, кого я ежедневно вижу в зеркале.
Кстати, о порядочности. Хотелось бы знать, кого это Борис Родоман называет «климаксным сообществом». Из курса геоботаники, изучавшегося мною тридцать лет назад, я помню, что так раньше назывались гармоничные, устойчивые, богатые и разнообразные по своему составу растительные сообщества, достигшие высокой степени совершенства и никакому дальнейшему развитию не подверженные. Такое сообщество имел в виду поэт: Шуми, шуми, зелёная дубрава.
Для климаксного сообщества считались невозможными дальнейшие сукцессии и проградации, а деградировать ему больше некуда.
Антиэволюционная теория климаксов передовой марксистской наукой давно опровергнута, но
даже если бы этого не произошло, перенесение геоботанических терминов на сложные явления научно-половой жизни вряд ли правомерно. Если речь идёт не о растениях, а о женщинах, достигших климакса, то скажите об этом прямо, господин Родоман; вас за это никто не осудит.
Наши студенты – люди взрослые и хорошо подкованные. Они сами изучают половую структуру населения и потому мы в виде исключения разрешили им произносить на научных семинарах вслух такие слова, за которые в средней школе удаляли из класса. Обо всём этом надо говорить просто и спокойно, без возбуждения.
В трактате о сексуальном шефстве настораживает также какой-то потребительский, я бы сказала, торгашеский подход автора к научно-сексуальным процессам. Чего стоит эта коммерческая терминология: аванс, амортизация, отдача, транспортные издержки. Уж не воображаете ли вы, что кто-то кому-то отдаётся за проходной балл или отзыв на диссертацию? Если бы вы чаще посещали защиты курсовых и дипломных работ, то давно бы поняли, что мы ставим пятёрки каждому и каждой, кто написал или пробормотал хоть что-нибудь, а четвёрки всем остальным, поэтому неуспевающих студентов у нас нет. Недоброжелатели называют это завышением оценок, но ведь тем самым повышается моральный уровень, так как исчезают всякие нездоровые стимулы. Как опытная трёподавательница я полагаю, что лучшая тактика – ставить всем «пять, только пять». А вопрос о приёме и распределении пусть решают без нас другие инстанции.
Любовь – не картошка, а университет – не овощная база; не знают этого разве что первокурсники [33]. К сложным взаимоотношениям людей хозрасчёт неприменим; тем более, недопустим жаргон чёрного рынка. Чистая любовь, так же, как и чистая наука, может процветать только на плодородной почве госбюджетных ассигнований. Изгнание женщин из научных и учебных заведений несомненно бы оказалось делом интеллигибельным, т.е. гибельным для интеллигенции. Без женщин наука лишится своей генитально-воспроизводственной базы. Но этого никогда не будет, потому что этого не может быть. Скорее произойдёт обратное: мужчину изгонят отовсюду, где он сегодня торчит, заменят всякого рода механическими устройствами.
Бориса Родомана, автора этого трактата, я знаю с колыбели. Я тоже была одной из тех, кто в своё время позволил ему вступить на скользкий путь научной деятельности, и пока я в этом не раскаиваюсь. К сожалению, Борис не учёл всех критических замечаний. Он всегда на меня чихал и продолжает чихать.
Когда мне предложили прокомментировать его очередной опус, я долго кол ****ась по причинам, вполне ясным из настоящего послесловия. И всё-таки я решила рекомендовать это сочинение читателям. Дело в том, что Большой Учёный, так же, как и Большой Пис;тель, на каких бы идеологических позициях он не стоял, объективно, независимо от намерений, отражает ведущие процессы своей исторической эпохи. Если изображаемые им явления умело отделить от всего наносного и навозного, претенциозного и тенденциозного, то можно извлечь некоторую пользу, особенно на первых порах, пока ещё не появились идейно чистые исследования на ту же тему. Вот почему я сочла возможным рекомендовать этот трактат для тихого чтения в интимных кругах и для хранения на верхних полках домашних научных библиотек, куда не могут дотянуться дети до 22 лет, – опубликовать при условии послесловия.
Подмеченные автором извращения в стиле научной работы – это болезни роста, связанные с недавним выходом женщин на арену общественной жизни и с началом их пока ещё не вполне ясной, но несомненно великой всемирно-исторической миссии. Второе и окончательное пришествие матриархата неотвратимо. Ощущая приближение преждевременного конца, слабые и легко возбудимые накопители сперматозоидов трепыхаются и начинают пис;ть всякие трактаты, извергая на невинных девушек сопливые потоки мутной клеветы, но дни их уже сочтены.
В век пара мужчина называл себя локомотивом прогресса, а женщину – его тендером. На глазах моего поколения все паровозы заржавели, да и прочие локомотивы мало-помалу отмирают, уступая место электропоездам из одних вагонов. Незаменимых вещей не бывает, и мужчина – не исключение.