Эпоха правления Л.И. Брежнева не является исключением в плане дискуссионности ее оценок историками. Присутствует признание успехов и достижений этой эпохи[27], отрицание ее «застойности»[28]. По мнению С. Шаттенберг, политика Л.И. Брежнева была искренне направлена на рост благосостояния советского народа[29]. Й. Тэтчер позитивно оценивает и личность самого Брежнева, «особенно на фоне того, что было до него и что случилось позже»[30].
Распространенной концепцией является утверждение о наличии двух этапов в правлении этого лидера[31]. Г.А. Арбатов полагал, что на первом этапе «движение не прекращалось, как не останавливался и поиск. А значит, это еще не было застоем»[32]. Однако с середины 1970-х гг. начался второй этап[33], на котором закончился «потенциал движения вперед»[34]. Из этой концепции вытекает мнение, что у СССР в брежневское время «был шанс», но он был упущен[35].
С другой стороны, распространены отрицательные оценки этого периода[36]. Г.Х. Шахназаров сделал вывод, что страна прожила 18 брежневских лет «под серым цветом»[37]. К.Н. Брутенц писал, что к началу 1980-х гг. «все очевиднее становилось почти физическое ощущение застоя и деградации»[38]. Отрицательные оценки сопровождаются указанием на внешнюю, видимую «стабильность» брежневской системы[39], ее «патерналистскую успокоительность»[40]. Присутствует мнение и о невысоких способностях Л.И. Брежнева как руководителя[41].
Относительно советской идеологии превалируют отрицательные оценки[42]. Есть мнение, что она вообще не имела отношения к марксизму[43]. Мало того, некоторые ученые считают, что и сам марксизм не отвечал реалиям XX века[44].
Концепция «развитого социализма» в отечественной историографии в период до перестройки критическому анализу, разумеется, не подвергалась (из исследований, посвященных разработке и внедрению этой концепции, можно упомянуть статью В.П. Дмитренко, опубликованную в 1984 г.)[45]. Западные политологи в то время, с одной стороны, отмечали гибкость[46] и прагматичность и даже «инновационность» концепции «развитого социализма»[47], рассматривали ее как «отрезвление» политики, осуществленное «наследниками Хрущева»[48]. Кроме того, западные советологи отмечали важность внешнеполитического аспекта советской идеологии[49]. С другой стороны, многие исследователи говорили не только о сохранении в советской идеологии догматической «ортодоксальности» и «утопичности», но также о ее эрозии и общем снижении значимости[50].
В СССР в период перестройки концепция «развитого социализма» подверглась критике, которая со временем становилась все более жесткой[51] — так, в опубликованном в 1991 г. сборнике статей «Погружение в трясину (Анатомия застоя)» подход ясен уже из названия[52].
В постсоветских исследованиях идеология брежневского периода получила, в основном, отрицательные оценки[53]. К.Н. Брутенц и В.А. Козлов сделали вывод, что в ту эпоху Советский Союз переживал «идеологический кризис»[54]. Ученые отмечают выхолащивание[55], «выветривание» идеологии, «исчерпание мобилизационного потенциала коммунистического мифа и революционной харизмы советского режима»[56]. Оценки концепции «развитого социализма» включают указание на ее противоречие и реальной ситуации в стране[57], и коммунистическим идеям[58].
Современные зарубежные оценки этой концепции отличаются широким спектром мнений. С. Шаттенберг считает, что концепция «развитого социализма» была построена на главном смысле политики Л.И. Брежнева — достижении «общественного блага»[59]. М. Сэндл полагает, что «развитой социализм» не был проявлением «стагнации»[60]. В то же время В.М. Зубок дает отрицательную оценку, называя брежневскую идеологию «окаменелой»[61].
Относительно политики СССР в «мировом коммунистическом движении» В.М. Мазырин сделал вывод, что в 1960-е и 1970-е гг. «принудительно советские рецепты, как минимум некоторым соцстранам… не навязывались»[62]. Однако чаще даются негативные оценки[63]. И.С. Яжборовская отмечает, что «ни «доктрина Брежнева», ни «перестройка» не смогли продлить жизнедеятельность «социалистического содружества»[64]. Я.-В. Мюллер считает, что СССР и его «сателлиты» были поражены одним и теми же болезнями — «падением общественной дисциплины, деградацией лидеров и отчуждением граждан»[65].
Ученые отмечают просчеты внешней политики СССР, которые ударили по авторитету советской системы, в том числе «излишнюю заидеологизированность внешней политики, чрезмерный упор на военный фактор в деле обеспечения безопасности» и «пережитки «революционаристской» идеологии, идеи экспорта революции»[66]. Г. Киссинджер в своих оценках эпохи сделал вывод, что «фатальным просчетом раздувшегося империализма Советов было то, что их руководители на этом пути утеряли чувство меры и переоценили способности своей системы»[67]. Н.И. Марчук пишет, что «советский государственный аппарат времен застоя был лишен гибкости и не мог адекватно реагировать на изменения стратегии противоборствующей сверхдержавы»[68].
Разнообразие мнений выявлено относительно внутренних проблем СССР. Относительно системы пропаганды и «политического образования» превалирует невысокое мнение[69]. Давая оценку особенностям массового сознания в СССР, А.В. Бузгалин пишет, что в стране «был опыт огромного энтузиазма людей, которые самоотверженно строили свой новый мир»[70]. Однако А.А. Зиновьев сделал вывод, что советская «попытка воспитать нового образцового человека в массовых масштабах… кончилась провалом»[71]. Ю.А. Левада, Т.А. Ноткина и В.Л. Шейнис отмечали и такую важную проблему, как «коррупция правящей верхушки», которую они связывали с «коррупцией духа»[72].
