– Он совершенно прав, – согласился Семен Семенович, в очередной раз проделав эту нехитрую процедуру. – На подготовку к отъезду уйдет никак не меньше месяца, а то и двух. Благодаря газетной шумихе власти страны хорошо информированы о том, что именно собирается вывозить с собой Остроумов, и получить разрешение на выезд будет очень непросто.

– Это уже дело МИДа, – отмахнулся Щуров. – Там в курсе насчет происходящего и осознают всю важность мероприятия. Думаю, эти вопросы вполне решаемы.

– При условии, что местные власти не будут ставить палки в колеса.

– Есть некоторые рычаги воздействия на Ла-Пуэрто, я говорил с ребятами из министерства, обещают все уладить.

Тарпанов порылся в бумагах и уверенно заявил:

– Безусловно, русский ученый должен вернуться в Россию. Это логично и нас устраивает. Но ведь не одни мы не прочь получить результаты трудов Остроумова! Тут к бабке не ходи, появятся конкуренты. Неплохо бы подстраховаться.

– Уже, Семен Семеныч, подстраховались! – Щуров довольно ухмыльнулся. – Нам невероятно повезло: как раз в этом латиноамериканском государстве до недавнего времени работал очень толковый человек, сотрудник нашего посольства, Вертлужный Арсений Макарович. Два года назад он был переведен на другую работу, но теперь мы его возвращаем. Его связи очень пригодятся, надеюсь, он их не растерял.

– Это хорошо. Но врагов у нашего соотечественника теперь предостаточно. Надо подстраховать и Вертлужного.

– Полноте, Семен Семеныч! – искренне удивился начальник отдела. – Я понимаю, что дело важное, а вы человек осторожный. Но не настолько же! Двойные и тройные перестраховки – не кажется ли вам, что это лишнее? И потом, какие враги? В Латинской Америке?

– Не только, Борис Васильевич. Мои спецы просеяли информацию от агентуры и прессу и обнаружили одну интересную деталь. В Москву прибыл некто Такеши Согава.

– Это еще кто?

– Довольно интересный фрукт, судя по его связям. Прибыл с частным визитом как ученый Токийского университета, интересующийся русской историей. Музеи, архивы, библиотеки – такая вот культурная программа. – Тарпанов выглядел несколько озабоченным, видимо, сам уже не был до конца уверен в правильности своих выводов. Это заметил и Щуров и сразу же задал вопрос:

– А какое отношение он имеет к Остроумову?

– Видите ли, Борис Васильевич, в архиве он искал то же, что и мы. А именно: документы, касающиеся Ивана Алексеевича Остроумова, деда нашего изобретателя, в честь которого его, собственно, и назвали. Где жил, чем занимался, почему уехал…

– Так, так, так, – насторожился руководитель разведотдела. – И многое узнал?

– Почти все то же, что и мы, – аналитик развел руками, словно оправдываясь, хотя он был вовсе ни при чем. – А что можно было сделать? Архивариус клянется, что перепроверил все трижды – документы у японца в идеальном порядке, все заявки составлены так, что и комар носа не подточит. Наверняка он еще и «смазывает» бюрократическую машину…

– Да ладно, бог с ним, – перебил Щуров. – Ничего сверхъестественного он не узнал, я так понимаю. А вот про него что известно? Вы сказали: «интересный фрукт».

Семен Семенович поежился в колючем свитере и достал еще один листок из вороха принесенных с собой бумаг.

– Так, одну минутку, – протянул он, отыскивая в тексте нужное место. – Вот, пожалуйста. На самого Согаву у нас никаких сведений не оказалось, зато в картотеке нашелся человек, как две капли воды похожий на нашего загадочного гостя, – господин Накамура. Вот он действительно окончил Токийский университет, факультет журналистики. Потом служил в армии, а дальше след его затерялся. Снова его имя всплыло в связи с упоминанием о деятельности крупной японской Корпорации и ее штаб-квартире в Осаке и офисами во многих городах мира, в том числе и в Москве. Компания занимается промышленным шпионажем, специализируясь в основном на высоких технологиях, но не брезгует ничем. Естественно, официальный бизнес у этой фирмы существует, и довольно солидный, так что здесь все вполне законно, не считая того, что они в производстве частенько используют нелегальную информационную добычу. Проверили еще раз документы Согавы – все чисто, никаких зацепок. Но у меня есть все основания считать, что Согава – это и есть профессиональный промышленный шпион Рю Накамура. Тогда вполне понятен его интерес к Остроумову и его водородному двигателю.

Щуров покачал головой и в задумчивости затеребил карандаш.

– Этого и следовало ожидать… ну, конечно… такой лакомый кусок, – пробормотал он. – А вы молодец! Вовремя эту ищейку засекли! Не прощелкать бы остальных…

Семен Семенович терпеть не мог, когда его хвалили, поэтому торопливо вставил:

– Так как насчет перестраховки?

– Теперь-то естественно. А вот насчет японца идеи какие-нибудь имеются? Или так и отпустим его делать свое черное дело?

Тарпанов, смутившись, заерзал на стуле:

– Ну, в общем, не мое это дело, у вас для этого целое подразделение есть…

– Семен Семеныч, – с укоризненной интонацией произнес Щуров, – мы же с вами друг друга знаем как облупленных. Ваши советы в таких ситуациях – на вес золота. Детали-то мы и сами обмозгуем, вы только идейку подкиньте, как этого ловкача прищучить!

– Только для вас, Борис Васильевич, – сдался Тарпанов. – Но уговор: если скажу нелепость – вы мне сразу же честно об этом скажете. Идет? В общем, я пораскинул мозгами, что бы я на месте этого Рю в России забыл, и вот какая штука мне в голову пришла…

Воздух над взлетной полосой дрожал, нагреваясь от бетонного покрытия, и преломлял лучи так, что все предметы сквозь него виделись искаженными, похожими на миражи. Привыкая к твердой почве после долгого перелета, Арсений Макарович Вертлужный остановился на секунду и прислушался к собственным ощущениям. В ушах еще оставался гул двигателей авиалайнера, а в коленях – легкие последствия нервного перенапряжения в виде едва различимой дрожи. Он был уже немолод, но к передвижению по воздуху так и не смог до сих пор привыкнуть. Перелет оставался слишком большим стрессом для его персоны.

Салон российского «Ил-86» он покинул последним – задержался, общаясь с командиром экипажа. Остальные пассажиры ушли вперед и уже рассаживались по местам в подкатившем ядовито-желтом автобусе не первой свежести, без дверей и люков на крыше, который должен был довезти их до здания аэровокзала. Надо было нагонять, иначе придется топать пешком с полкилометра по рулежкам, да еще и выслушать кучу претензий от местной полиции, охранявшей порядок в воздушном порту. Но дипломат не смог отказать себе в удовольствии поставить дорожную сумку прямо на шершавый асфальт и, потянувшись, оглядеться по сторонам. Он не был в этой стране два года. А до этого прожил здесь – страшно подумать – пятнадцать лет! Зеленые плоскогорья, видневшиеся вдалеке, стали почти родными, а океанское побережье, во всей красе представшее его взору при подлете, и вовсе вызвало приступ ностальгии. Изо всех сил втянув носом горячий воздух с примесью гари и авиационного керосина, он понял, что гул самолета все еще преследует его. Чтобы с этим покончить, он энергично тряхнул бритой наголо головой. Не помогло. Тогда он легонько похлопал себя по ушам ладонями, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, как делают после выхода из воды, чтобы избавиться от ее остатков в слуховом проходе. И снова безрезультатно. Мало того, гул стал заметно нарастать, постепенно переходя в низкий рев. И тут только Арсения Макаровича осенило, что звук этот раздается вовсе не в его голове, а исходит от совершенно реального двухмоторного транспортного самолета, который грациозно заходит на посадку.

Рассмеявшись собственной оплошности, Вертлужный подхватил свои вещи и направился было к заполненному автобусу, как что-то заставило его обернуться в сторону садившегося самолета, который уже катился по взлетной полосе, гася скорость реверсом двигателей. Расстояние было значительным, но кружок с пятиконечной звездой и надпись «NAVY USA» не оставляли сомнений: транспортный «Геркулес» принадлежал Военно-морскому флоту Соединенных Штатов Америки.