— Не стреляй в них, это их земля, — сказал кэгэбэшник. — Если сразу пустили, то лучше не трогать.

— И не собираюсь, — немного обиженно отозвался Тихон. Неужели не видно?

Заяц ушёл с дороги, а из кустарника высунулись суровые, бородатые лица с заячьими ушами и лосиными рогами — десятки мутантов молча, с любопытством наблюдали за процессией.

6. Полигон

Решётчатый забор полигона с колючей проволокой поверху показался через минут десять ходьбы. Тропинка в этом месте чуть сворачивала, и за открытыми воротами виднелась простая сибирская избушка. За избушкой, казалось, начиналась пустота — в предрассветных сумерках оставалось непонятно, то ли там был обрыв, то ли пустое заснеженное поле.

— Ну вот мы и пришли… — сказал Валерьяныч, просовывая руку и открывая изнутри шаткую калитку. Голос его прозвучал раздражённо, с какой-то тревогой, словно он хотел продолжить, но побоялся.

Дом пустовал. Он ещё хранил тепло натопленной печи, похоже, хозяин ушёл не так давно. Внутри было по-отшельнически скупо и аскетично, на столе лежала кипа бумаг и стоял отчего-то почерневший стакан.

Тихон с Валерьянычем присели на лавочку. Долго молчали, наконец, Тихон сказал:

— Где тут водка?

— Что-то даже не хочется, — усмехнулся Валерьяныч. — Странно.

И Тихон понял, что ему тоже не хочется, и что это тоже странно, наверное, всё влияние общества геологов. Поднялся и подошёл к столу, прочитал на обложке бумаг надпись «Конституция Свободного Великого ото Всех Независимого Унитарного Государства Сибирского (новая редакция)». Осторожно откинул первую страницу и прочитал первую статью:

«Мужик, медведь, мутант и инопланетянин, их права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод инопланетянина, мутанта, медведя и мужика — обязанность государства»

Чертовщина какая-то. Зачем переписывать конституцию?

Скрипнула дверь. Тихон уж думал схватиться за ружьё, но внутрь вошёл не мутант, а человек — безусый и безбородный, с непокрытой, коротко стриженной головой. На вид ему было лет шестьдесят, не больше, а в глазах была мудрость.

В руках дядька держал две больших бадьи, которые тут же опрокинул на пол около печи, где было потеплее. На пол выкатился десяток колючих шариков — Тихон из-за любопытства привстал, подойдя на пару шагов ближе, и увидел, что это ёжики — замрёзшие, недовольные и тихонько матерящиеся.

— Они что… разговаривают?

— Нет, — ответил Пал Палыч. — Только матерятся. Скоро весна, им пора выходить из спячки. С ними будет повеселее в доме. А меня Пал Палыч зовут.

Начальник полигона подал руку и поздаровался.

— Тихон, а отчества не имею.

— Валерьян Валерьяныч. Лейтенант Балалаевского КГБ.

— Слышали, слышали. Что, цистерну привезли?

Тихон молча кивнул на цистерну, поставленную в углу.

— Её в дом нельзя. Вы её давайте пока с обрыва столкните, а я как раз с печью разберусь и на стол накрою.

Выйдя из избы, Тихон с удивлением заметил, как быстро и сильно посветлело — солнце уже вовсю светило на юго-востоке, его лучи пробивались сквозь кроны старых дубов.

— Куда, туда? — спросил Тихон, помогая Валерьянчу катить бочку по снегу.

— Туда, Тихон, туда.

Дойдя до обрыва, Тихон остановился и обомлел от открывшейся картины. Если бы сибиряк видел полотна Иеронима Босха, то ему было бы с чем сравнить.

Внизу кипела жизнь. Там был широкий карьер-кратер, тянувшийся на пару километров, голый от снега и напоминавший котёл. Между тысячами жестяных бочек, на серой горячей почве росли причудливые растения с гигантскими алыми цветками, чьи длинные тени спиралями тянулись под светом восходящего солнца. Гейзеры били вверх, тысячи животных, включая доисторических динозавров и мифических горгулий, пожирали друг друга, сплетались в смертельных схватках и делились, как делятся одноклеточные организмы. Ровным строем откуда-то с запада шли мужики — дикие, в рваной одежде, похожие на животных. Казалось, какая-то невиданная сила вела их сюда и заставляла бросаться в самое пекло мутагенеза. Обратно по скользким склонам холма карабкались группы мутантов — разноцветные, разношёрстные и разные по размеру.

Тихон толкнул бочку вниз, она с грохотом покатилась по каменистому склону.

Вот и всё, подумал он и обернулся.

7. Весна

— Вот и правильно, — сказал Валерьяныч. Голос его прозвучал недобро, в руках кэгэбэшника был револьвер.

— Э, ты чего, Валерьяныч⁈ — воскликнул Тихон. — Мы же это… друзья?

Кэгэбэшник немного опустил ствол, на его лице лежала тень сомнения.

— Пойми, ты действительно мне друг, Тихон, и был хорошим спутником, но есть вещи важнее. Я служу государству Сибирскому. Ты узнал слишком много, эти тайны мало кому известны. Да и о полигоне этом знать не положено.

— Как это не положено⁈ Дык ведь наши Никита с Лаврентичем сколько раз уже сюда ездили!

— Никто из ваших сюда не ездит. Всегда отдавали цистерны нашим сотрудникам, или продавали балалаечному магнату, чтобы он сам мутантов разводил. А то и вообще просто в сугроб бросали — вот почему у нас мутанты где не попадя заводятся. В общем, решали вопрос с цистернами. А из-за тебя мне пришлось тащиться лично в такую глушь…

— И из-за этого ты на меня теперь револьвером тычешь?

— Нет, Тихон, не из-за этого. Слишком много ты узнал лишнего. Для тебя это был путь в один конец, я это понял сразу. Теперь у тебя два выхода — или в карьер, чтобы ты мутантом стал, или — на тот свет.

Лейтенант снова поднял руку с револьвером и прицелился, но позади него скрипнула дверь.

— Остановись! — послышался властный голос Пал Палыча. Лейтенант обернулся. Ружьё начальника Балалаевского полигона было наставлено на кэгэбэшника. — Этот мужик — особенный. Он не из нашего мира. Мы не должны его трогать.

— Как так не из нашего⁈ — воскликнул Валерьяныч. — Из какого это ещё?

— А без понятия. Мне не сообщили. Сказали только — к тебе скоро два мужика придут, один кэгэбэшник, а другой темнокожий. Ты их не трогай, пусть нас дождутся.

— Кто сказал⁈ — одновременно спросили Валерьяныч с Тихоном.

Пал Палыч многозначительно указал пальцем наверх.

— Большое Сибирское Начальство, что ли?.. — неуверенно спросил кэгэбэшник.

— Что ж вы такие непонятливые! Инопланетяне.

Лейтенант вскрикнул от удивления, потом повернулся к Тихону и сказал:

— Нет уж, этим я его точно не отдам! Пусть сам погибну, но чтоб ещё хоть один сибиряк попал в руки к этим зеленозадым!.. Считаю до трёх, Тихон. Или ты прыгаешь вниз, или я стреляю. Раз…

Тихон начал медленно поднимать руки и пятиться назад.

— Два… Не дури!

Тихон быстро запустил руку за пазуху, где всё ещё лежала золотая балалайка.

— Три!.. — крикнул лейтенант, но выстрелить не смог.

Звенящий гул, до этого медленно нараставший, внезапно стократно усилился, глуша любые звуки, вдавливаясь в виски. Голова раскалывалась от боли, вселенский грохот поглотил всё вокруг и заставил упасть на землю

Тихон знал, что такое бывает только раз в году, а то и реже. Когда приходит весна.

Снег вокруг начал стремительно таять, превращаясь в тонкие ручейки и пар, стало жарко и душно, как в парилке, и спустя минуту снега почти не осталось. Гул не прекращался, но Тихон кое-как поднялся с земли, сбросил шапку-ушанку и схватился за виски. Сквозь клубы пара, поднимающиеся к небесам, проступали очертания сибирской земли, освободившейся от снега. То здесь, то там на проталинах виднелись сочные побеги черемши, папоротника, одуванчиков и развесистой сибирской клюквы. В роще запели откуда-то появившиеся птицы, ёжики выбежали из дома Пал Палыча на крыльцо и нюхали безумный весенний воздух своими острыми носами, матерясь от восторга. Сам хозяин полигона присел на ступеньки рядом с ними, приобнял винтовку и блаженно улыбался, закрыв глаза.

А позади, в кратере, стало пусто: мутагенез прекратился, сибирские мутанты с чудовищами стали призрачными силуэтами, растаявшими и унесёнными куда-то наверх вместе с весенним туманом…