Ага, понятно. От хулиганов защитил — и предложил связать судьбы. Ну, а дальше все, опять же, понятно. Ну не станут молодые ребята, почти подростки, жить в одной квартире как соседи. Или брат с сестрой.

А с местными запретами на контрацепцию и аборты результаты не заставили себя ждать. Вероятно, после второго малыша молодые родители спохватились. Сообразили, где и как найти способы избежать ненужных последствий.

— А потом вы решили сначала поднять на ноги двоих детей, что есть, — проговорил Стефан, забывшись — что последние рассуждения прозвучали лишь в его голове.

— Ну да, — Харуми не удивилась. — Каждый год по малышу — это утомительно. Да и я хотела снова выйти на работу. Трудно жить на одну зарплату мужа... хотя Масару старался. Ну, так же, как и, — она махнула рукой, отвернулась, пряча покрасневшие глаза.

Понятно. Как этот бедолага, чья мать приходила к Стефану на днях. Перестарался.

Но она хотя бы вышла замуж за того, кто не вызывал отвращения. Да и Масару, судя по описаниям Харуми, был неплохим парнем. Они были сообщниками. Командой.

Соль, помнится, выходила замуж беременной...

— А вы меня каждый раз так настойчиво провожаете в самый подъезд, и до двери квартиры, — заговорила Харуми, справившись с минутной слабостью. — Сразу видно — знаете, что порой случается.

— Я двенадцать лет прожил в гетто, — Стефан пожал плечами. — Девушка, дочка соседей, — прибавил он неожиданно для самого себя.

— О. Ваша девушка?

— Нет, не моя, — резко прозвучало. — Я ведь приехал из внешнего мира. Такие ранние браки у нас — не норма. Да и детей стараются завести позже. Запрета на контрацепцию и аборты в остальном Сан-Сане нет. И этим пользуются.

— Завидно, — вздохнула она. — Нам о таком только мечтать.

— Я знаю. Приходится изворачиваться. И обычно понимание приходит, когда двое-трое детей уже есть. Соль, она... ей было пятнадцать, — надо же, голос даже не дрогнул. — Я считал, что она еще ребенок. Ну, а кому-то так не показалось. В подъезде ее и подловили. Я, как назло, именно тогда загремел в госпиталь. Когда вышел — семья вовсю готовилась к свадьбе. Отец Соль считал, что дочке повезло — негодяй не скрылся, а честно явился и предложил замужество. Правда, уже после того, как стало ясно, что будет малыш.

— Вон что. А вы?

— А я — туповатый и сильно тормозящий шлимазл, — Стефан усмехнулся. — Я растерялся. Пытался поговорить с ее отцом, предлагал себя на роль жениха. Но он, видно, сообразил, что это поспешно и от полного разброда. Что до этого я и не думал о свадьбе. Он так и сказал. Зато меня на свадьбу пригласили, — поморщился воспоминаниям.

Подумать только! Взял и выложил то, что столько лет держал в себе. Вот к чему ей это?

— И что же после? — Харуми поставила на стол вазочку с песочным печеньем, принялась разливать чай.

— Потом? Потом — один малыш, второй. Потом, наверное, спохватилась — потому что дети-погодки это и правда тяжело. Последний родился через два года, за несколько месяцев до ее гибели. Их... считали образцовой семьей. Благополучной. Он работал, почти не пил. Раз или два в неделю — не в счет. У приятелей стал появляться гораздо реже. Ему сочувствовали, когда ее не стало. Что придется самому растить детей, без матери...

А кто пожалел о погибшей Соль? Кроме него, Стефана. Мать и отец, сестренки. Сара по сей день помнит Соль. Рахиль, наверное, тоже. Интересно, какой стала Рахиль. А вот дети знают только отца, про мать не вспоминают. Это Стефан знал точно.

Как знал и о том, что отец рассказывает детям: мать погибла, но если бы выжила — считалась бы преступницей. Она нарушила закон. За что и поплатилась.

— Угощайтесь печеньем, — Харуми подвинула ему вазочку.

Он кивнул, взял предложенное. С удивлением отметил — она успела переодеться в домашнее платье. А он и внимания не обратил! Завяз в воспоминаниях. Слишком часто это происходит. Акклиматизация? Стефан подавил саркастическую усмешку — не хватало, чтоб она на свой счет приняла.

— К вам сегодня жандарм заходил, — застенчиво проговорила она.

— Итамар из эр-гетто, — успокоил ее Стефан. — Давний знакомый. Здесь он в командировке. Не уточнял, по какому поводу. Считает, что никто меня за сегодняшнее не арестует. Боитесь?

— Я не знаю, кто придет на ваше место, — Харуми пожала плечами. — А вы кажетесь неплохим человеком...

Угум. Неплохим человеком, который к тому же не претендует вроде как на ее тело. Во всяком случае, пока. А явится новый начальник — и кто его знает? Может, у него будет своя любовница. И отправится Исибаси-сан мыть полы и убирать улицы.

— Не стоит нервничать раньше времени, — вслух заметил он. — Я пока что остаюсь на своем месте, продолжаю исполнять свои обязанности. Нужно будет составить докладные, сметы на ремонтные работы и оснащение участков средствами защиты.

— Вы храбрый человек, — задумчиво проговорила Харуми. — Вас могут снять с должности, арестовать. А вы намерены продолжить работу, как ни в чем не бывало.

— Но это ведь единственное, что мы все можем делать. Продолжать делать свою работу.

— Мне кажется, я бы так не смогла...

— У вас дети, Исибаси-сан. И цель ваша — выжить, поднять их на ноги. А я — одиночка, карьерист, — слегка улыбнулся. — И все, что у меня есть — это карьера. И вот эта работа — на энергосети города. Я когда-то мечтал попасть в энергосети, мне даже пришлось уехать в гетто, чтобы осуществить это, — помолчал. — Исибаси-сан, я вас прошу. Мне придется осмотреть все рабочие участки. Не нужно таскаться туда за мной. Это опасно для молодой девушки, вы же не хотите, чтобы ваши дети осиротели? Я не собираюсь заменять секретаря, ваша работа меня устраивает. Не стоит опасаться за свое место.

— Это так заметно — что я за него опасаюсь? — ему почудилось, или в голосе прозвучала обида?

— Это закономерно, — Стефан пожал плечами. — Работа в управлении требует ума и ответственности. Но это лучше, чем тяжелый монотонный труд на уборке улиц или в швейном цеху. Стремление к лучшей жизни — нормально. И страх ее потерять — тоже.

— Меня многие презирают, — тихо созналась она. — За то, что оказалась в управлении.

— Ну, вы там оказались. И удержались.

Харуми рассмеялась саркастически.

— За это презирают вдвойне, — отозвалась она. — Как пролезла туда — всякому понятно. Да Миката-сан не особенно стеснялся, забирая меня с прошлой работы на личном мопеде. А я с ума, что ли, сошла — терять такой шанс?! У меня двое детей. И я не хочу, чтоб кто-то из них лет через десять-двенадцать полез работать на опасный участок, чтоб домой денег побольше принести. Забавно, что вам вроде как безразлично.

— Своих ошибок порядком, — Стефан отмахнулся. — А у вас не так много возможностей устроить свою жизнь. Скажите лучше, что стряслось с моим предшественником? Как его — Миката-сан. О нем и сведений-то никаких нет. Сняли в одночасье.

— Сняли в одночасье, — Харуми кивнула. — Вы вот, не успели принять дела, как кинулись что-то исправлять, чуть бунт не подняли. А Миката-сан боялся шума и конфликтов. Он старался сидеть смирно, не высовываясь лишний раз. Вот и досиделся.

Стефан, не сдержавшись, откровенно заржал.

— То есть меня могут снять за то, что не пошел по стопам предшественника. Черт побери! Это забавно вдвойне.

Харуми хмыкнула, слегка пожала плечами.

— Не слишком забавно будет, если так и выйдет, — заметила она.

— Не будем терять оптимизма, — отозвался Стефан. — Что нам еще-то остается? Однако я и так много времени отнял у вас, — он поднялся. — Мне, пожалуй, пора.

— Простите, что доставила хлопоты, — Харуми, поднявшись, слегка поклонилась.

— Все-все, — он замахал руками. — Я понял: переплюнуть хваленый японский этикет у меня не получится! Давайте ограничимся тем, что попрощаемся, а извинения оставим для официальных случаев. В смысле — когда нам придется беседовать прилюдно.

— А вы пытались переплюнуть традиционный этикет? — она фыркнула смешливо. — Ру-сан, вы неподражаемы!