В Банья Виньоне ей понравилось. Поняла Тарковского, тут у бассейна и правда много мистики. Да и антураж вокруг средневековый, загадочный. Алена про туман что-то красивое сказала, она не простушка, умеет говорить. Никита с нее не сводил глаз. Господи, неужели в Москве мало красивых девчонок? Там он их не замечает. Ее Наташка красивее Алены, она вдвоем их несколько раз оставляла, потом узнавала – никаких поползновений. «Сидит, – говорила Наташка, – курит и не знает, о чем разговаривать».

А у ручья хорошо! Она решила погреть ноги. Суставы, черт их дери! Для артрита рановато, это от слабости мышц. Надо ходить в спортзал. Наташка ей все уши про спорт прожужжала. А вид какой! Зеленые холмы, старый городок на горе. Алена что-то рассказывала о Лоренцетти, о его фреске. Пусть сами посмотрят, ей и тут хорошо. Никита отводил взгляд. Не смущайся, дорогой муж, она не против.

Приехали. Ну и ну! Никита вытирал губы, – значит, целовались. Алена тоже смущена, что-то щебетала о Джотто. Не Джотто у тебя в голове. Ты, моя милая, думала, что будет дальше. А ничего не будет! В лучшем случае ты с ним переспишь, а потом они уедут, и он тебя забудет. Она его знает, у него другие проблемы, сексом их не решить. А что еще ты ему можешь предложить? Ни-че-го! Не будешь же ты каждый вечер рассказывать ему об итальянских живописцах. Полчаса он тебе послушает, потом нальет в стакан «кампари», набросает туда льда и уйдет в кабинет. И все, моя дорогая. Ничего больше.

Рассказ Алены

Руки у меня золотые, так все говорят, а в голове черте что творится. Кажется, что все продумываю, а потом вдруг такое вытворяю… Что же я тогда наделала! Поставила Никиту в дурацкое положение. В соборе явно завелся дьявол. Хотя, как раз в соборе ему не место. Это я сама, какой-то чертик внутри подтолкнул. Куда я полезла! Кто я – кухарка и уборщица. Да и кухарка так себе, если честно. Я видела, как Ирина морщилась, когда ела мой омлет. Ира, это потому, что мысли были далеко от плиты. Вообще-то я неплохо готовлю. Андреа нравится, и гости всегда хвалят. А тут так просто не похвалят. Спросят про соус. Если не посоветуют добавить какой-нибудь травы, то, значит, соус удался. Похвала тут такая, сразу не поймешь.

О чем это я? Какой соус! Да, Никита мне нравился, но мало ли что мне нравится. Секса мне хватало, другой мужчина мне не нужен. Поговорить? Никита не такой уж разговорчивый. Да и фрески с холмами его мало интересуют. У него что-то не так в жизни, меня он туда не впустит. Ирина – вот кто ему нужен, она умная, наблюдательная. И красивая, мне надо с этим смириться.

Больше я с ними не ездила. Они все сами. Побывали везде, куда советовал поехать путеводитель. Никита за завтраком на меня поглядывал. Странно поглядывал. Одним глазом смотрел на меня, другим на Ирину – заметила или нет? Он явно хочет секса со мной. Как-то Ирина купалась в бассейне, а я подрезала цветы у дороги. Он подошел, оглянулся, обнял, стал гладить попу. Вот так, без всяких прелюдий, так бары с крепостными девками обращались. Потом вдруг засмущался, извинился, ушел. Хреновый из него барин. Да и из меня крепостная никудышная. Стояла в изумлении, думала, как реагировать. Удовольствия никакого, за него только было стыдно. Когда мужчина что-то делает украдкой, то становится каким-то мелким, неинтересным.

А прощались мы хорошо. Расцеловались и с Ириной, и с Никитой. Ирина улыбалась, хорошо так улыбалась. Ей у нас явно понравилось. Да и Никита выглядел довольным. Смотрел на меня, как на красивую фотографию, ничего больше в его взгляде я не увидела. Ладно, решили я, прощайте дорогие мои земляки. Буду вас помнить.

Из дневника Макса

Макс, в год, когда он ходил с Панкратом на яхте по Ладоге, написал в дневнике несколько скучных философских заметок, но в дневнике были и интересные строчки. Похоже он тогда неудачно общался с какой-то женщиной.

***

Ложь в виде молчания – это все-таки ложь. Ты мне сказала, что бывают случаи, когда надо промолчать – так будет лучше для обоих. И процитировала Экклезиаста о знаниях и печалях. Я промолчал, солгал таким образом. Не стал говорить правду о том, что об этом думаю.

***

Не страшно, что ты не читала «Анну Каренину». Страшно то, что ты не понимаешь, почему Левин не смог создать всеобщее счастье в отдельной взятой усадьбе. Окружающий мир дотянется для твоего идеального создания щупальцами прошлого и настоящего. И как ты будешь защищать свой прекрасный мир? Вздыхать и рассказывать о своих мечтах?

***

Ты сидела передо мной в кафе. Я любовался твоим идеальным макияжем.

– У меня только два таланта, – сказала ты. – Хороший вкус и умение с умом тратить деньги.

Я не стал больше слушать, захотел положить на стол деньги и уйти. Потом подумал, что у тебя еще один талант: говорить правду. И остался.

***

Не хочу слушать твои рассказы о подруге, с которой ты вчера пила кофе. Рассказывай лучше, о чем ты думала вчера перед сном.

***

В природе все разумно. Красота цветов привлекает насекомых. Скромное оперение самочек птиц маскирует их в гнезде. Гуси объединяются семьями, чтобы лучше охранять детей. Только человек способен поступать нелогично, неразумно, не заглядывая дальше завтрашнего дня. Так мы и вымрем.

– Ирина Владимировна Мордвинцева – это имя тебе ничего не говорит? – спросила Варя.

Никита опешил – такой резкий переход от Вариного монолога к реальной жизни.

– Ты что так резко перескочила?

Вопросом на вопрос – это не очень вежливо, но Никита хотел собраться с мыслями.

– Это твоя бывшая жена? – продолжила Варя.

Никита кивнул.

– Мне Наташка Шафрановская о ней много рассказывала, – сказала Варя. – Мы с Наташкой в одном классе учились, иногда созваниваемся.

Наташка… Шафрановская… Это же лучшая подруга Ирины. Никита представил, что она могла о нем рассказать Варе. Прошлое кольнуло, ему сразу захотелось уйти.

– Наташка говорила, что Ирина классная. Жалела, что вы расстались. Она и про тебя рассказывала. Хорошее, в основном.

– Плохое тоже?

– Да, не понимала, как ты мог ее бросить. Это ведь ты ее бросил?

Никита стал закипать. Меньше всего ему хотелось обсуждать свою жизнь. Вот уж точно, что Варя мало общается с людьми. Неужели непонятно, что эта тема ему неприятна?

– Давай не будем об этом, – сказал он, стараясь сохранять хладнокровие.

– Давай, – сказала Варя. – Я это знала, если честно. Сама не знаю, почему спросила. О Наташке думала, вот вопрос и выскочил. И знаешь…

Тут она многозначительно замолчала, ожидая, наверное, что Никита захочет узнать, что именно она еще знает. Никита молчал. Ему хотелось курить. После малосъедобного плова у него началась отрыжка. Он налил себе вина, выпил, стало полегче.

– Наташка узнала, что ты ко мне приходишь, и попросила разрешения прийти.

Тут Варя посмотрела на часы.

– Я ее уговорила прийти попозже, чтобы мы с тобой смогли спокойно поговорить.

Никита вздохнул. Только Наташки ему здесь не хватало! Как все связаны в этом мире. Он, Ирина, Наташка, Варя, Макс, опять он. Кольцо замкнулось.

– Я тогда пойду, – сказал он. – А вы тут без меня поворкуйте.

– Что ты, что ты, – запричитала Варя. – Она из-за тебя приходит. Посиди с нами, Наташка торт принесет, чаю попьем.

Никите не хотелось ни чая, ни торта. Он начал придумывать уважительный предлог, чтобы уйти побыстрее, но тут в прихожей раздался звонок.

Грустное спокойствие, царившее в комнате, мгновенно исчезло с приходом Наташки. Как будто вспыхнули прожектора, все залило светом, тени стали чернее, и в этих тенях практически исчезла Варя.

– Никита, ты чудовище! – крикнула Наташка, вынимая из пакета торт и бутылку вина. – Год назад в Израиле ты звал меня замуж, а с тех пор ни разу не позвонил. И как мне тебя после этого называть?