В мгновение ока Йорга выхватывает нож — и обрывок верёвки остаётся в руках верзилы. Щенок неуклюже плюхается на землю, мотает мордой, скулит. Йорга подхватывает его на руки, прижимает к себе. Чувствует, как бешено колотится собачье сердце — от страха. И её собственное — от гнева. Школяры наступают, и Йорга пятится. Драться она не умеет, да и соперники на две головы выше. А убежать не успеет. Можно воспользоваться ножом, но Йорга не хочет убивать.

Краем глаза она видит, как парень с пером на поясе пробивается к ней сквозь толпу зевак. Но верзила-школяр опережает незнакомца, он хватает Йоргу за ворот куртки, изношенная ткань бедняцкой одежды трещит. Руки девочки заняты — она крепко держит щенка. Тот дрожит и прячет морду ей подмышку.

Верзила ухмыляется, кивает другому школяру, и мальчишка тянется за собакой. От отчаяния Йорга кричит. Крик разрывает людскую разноголосицу, лица школяров искажаются ужасом, но Йорга здесь ни при чём. Школяры смотрят куда-то за её спину. Хватка разжимается, и, забыв шляпу, Йорга бежит прочь. Она перепрыгивает канавы, протискивается сквозь узкие переулки — по ступенькам вверх. Переводит дыхание, оглядывается. Отсюда площадь славного города Скилле видна как на ладони.

Йорга смотрит и не верит глазам. Там, где только что толпились зеваки, небо рвёт чёрным смерчем.

— Клянусь ребром Канука, это же Ёль!.. — за спиной вырастает парень с пером на поясе.

Он пытается остановить Йоргу, но девочка снова несётся на площадь… Она находит школяров, вернее, их тела. Вывернутые судорогой птичьего превращения, они преследуют Йоргу в снах. Она не желала для них такой участи…

Йорга вцепилась в перила, побелели костяшки пальцев. В лицо ударили первые порывы ветра — Ёль подлетал всё ближе. Небо над башней ловчих загустело смолой, в воздухе проступила сероватая взвесь — капли упали на террасу, и камень вмиг покрылся оспинами. Йорга почувствовала на руке влагу и сразу жжение: капля зашипела, разъедая ранку…

Йорга злится на Ласа… Тень, уже годовалый пёс, переминается с ноги на ногу у порога, и ей тоже хочется на волю. Она привыкла к свободе и ветру, а тут — пустая келья да мрачный двор без единой травинки. Братья не жалуют деревья кайю, поэтому вблизи башни нет ни сада, ни даже захудалого цветника — чтобы, не приведи Канук, они не засеялись сами. По правде, Йорга могла бы давно сбежать — её ножик откроет любой замок, и однажды она уже проделала этот трюк. Дошла до городской стены и вернулась. Не за похлёбкой, не за сухой кельей и тёплым шерстяным плащом. За чем-то другим. Она пока сама не поняла, за чем.

Лас учит её грамоте, через каждое слово поминая ребро Канука. Зря он ругается. Йорга уже сносно читает летописи братства и пробует переписывать их на пергамент. Теперь она много знает о Ёле. Птица горя всегда появляется в смутные времена. Эпоха Ёля, чёрного ворона, длится, пока людям есть что оплакивать. За нею наступает эпоха Канука, белого орла. Эпохи не накладываются друг на друга, и смена, если ловчий выигрывает битву, происходит резко, в один миг, подобно тому, как тела несчастных превращаются в птичьи… Лас посмеивается над ней, говорит, если она не будет прилежной, то никогда не победит Ёля. Йорга фыркает — не собирается она ни с кем драться! Но всё-таки старается — ради Ласа. Ей хочется, чтобы он гордился ею.

По вечерам девочка учит ловчего метать нож. Лас всё время мажет, шепчет под нос ругательства, но это не помогает — нож всё равно летит мимо набитого соломой мешка. И Йорга с плохо скрываемым удовольствием показывает наставнику, как держать рукоять, целиться…

Завтра её с другими воспитанниками будут гонять по внутреннему двору до упаду, учить драться на палках, врукопашную… Лас рассказывает про яды, Йорга морщится, но слушает. «Ты привыкнешь к ним, — говорит наставник, — помучаешься первые месяцы, когда братья начнут понемногу добавлять настои в пищу, потом и не заметишь. Ловчему нужен закалённый ум, дух и тело. Только тогда выстоишь против Ёля».

Ветер усилился так, что Йоргу начало мотать по террасе из стороны в сторону. Рядом кружили похожие на перья листья кайю, разнося удушливый запах. Братья всё-таки не усмотрели, ростки пробились сквозь плиты двора и, карабкаясь по стенам башни, потянулись к небу…

На шпиль саваном опустилась чернота. Вот оно, крыло Ёля!

Девушка запрокинула голову:

— Чего ты ждешь?!

Сквозь вой ветра пробился собачий лай.

Тень!

Йорга метнулась к чердаку, распахнула дверь. Пес выскочил навстречу, едва не сбив её с ног; Йорга опустилась на колено, обняла Теня, запустила руки в густую шерсть. Пальцы наткнулись на свежие раны.

— Уходи, нельзя здесь оставаться!

Тень мотнул мордой, тихо рыкнул — ни за что, хозяйка!

Девушка приоткрыла дверь, выглянула — теперь уже не капли, струи грязного, смешанного с мусором дождя хлестали по террасе. Под таким дождём пёс точно погибнет.

Ветер завыли тут же, словно обезумев, тонко засвистел. Башня ходила ходуном — казалось, Ёль хочет сбить её своими крыльями.

Сперва надо спрятать Теня, а потом они поговорят с вороном!

Пёс вильнул хвостом, громко залаял и подбежал к лестнице.

— Наконец ты образумился. Спускаемся!

Йорга едва успевала за Тенем. Лестницу качало, как последнего забулдыгу, и чтобы не упасть, приходилось всё время хвататься за перила. Стонали от натуги стены, крошились вековые камни, трещали балки перекрытий. Пёс то и дело оглядывался, проверяя, не потерялась ли Йорга. На третьем этаже Тень остановился, поднял нос, принюхиваясь, и побежал к кельям.

— Нет! Вниз, Тень!

Йорга хотела было ухватить пса за шкирку, но тот оказался проворнее. Он проскочил мимо её кельи, на миг задержался у кельи Ласа и шмыгнул в приоткрытую дверь покоев настоятеля Ове. Девушка — за ним. Она настигла Теня, с трудом оттащила его от сундука настоятеля. Тот однако успел ухватить чёрное перо. Положил у ног Йорги, ткнул носом в ладонь хозяйки.

— Хочешь, чтобы я посмотрела? Не понимаю…

Крошка с потолка посыпалась на голову. Поморщившись, Йорга подобрала перо. Похожее всегда носил на поясе Лас. Странный запах. Она лизнула оперение. Тёрпкий горький вкус… Патья!? И только сейчас Йорга обратила внимание на знакомую проплешину в оперении…

Она не отрываясь смотрит на Ласа. Костер догорел, тлеет запертый в углях, укрощённый огонь. И не в пример потухшему костру небо изнутри поджигает рассвет. Подперев тёплым боком спину, спит, положив морду на лапы, Тень. Лас сидит вполоборота: у него чуть удлинённые глаза, отчего кажется, что ловчий всегда посмеивается. Сегодня хмарь ушла из них, и глаза стали почти прозрачными. Йорга может изучать его лицо бесконечно. Ей пятнадцать, и она влюблена…

Лас не делает ей поблажек: пусть Йорга единственная девушка в братстве, но испытания проходит наравне с парнями. Наставник посвящает ей почти всё своё время. В братстве шушукаются, настоятель Ове косо посматривает на них, но помалкивает. Йорга вздыхает, жаль, подозрения неоправданы — всё это лишь учения.

Сегодня они ночуют в Вороновом лесу недалеко от Торна. Угрюмое, недоброе место. Лас заводит учеников в чащобу, где ветви кайю сплетаются в глухую стену, и внезапно исчезает. Волна страха сменяется дикой злостью — вышколенные сдержанные ученики бросаются друг на друга! Отбивая удары обезумевших товарищей, Йорга ищет лазейку. Не мог же Лас испариться! С каждым новом кругом, проделанным вдоль живой стены, Йоргу всё больше подмывает ввязаться в драку, она слышит звериные вопли товарищей, ненависть набухает в ней, как нарыв. Девушка хватается за пояс — ножа нет. Лас распорядился не брать оружие.

Задыхаясь от убийственного аромата кайю, Йорга падает на колени, ползёт, цепляясь за листья-перья, и вдруг видит просвет. Она через силу поднимается, разнимает учеников и толкает между стволов. Сама выползает последней.